Грань бессмертия
Шрифт:
– Может, ты и прав, - вздохнула Катарина.
– Это моя инициатива, а я, увы, не знаю законов. Боннар не зря сомневался. Но так или иначе, будь сегодня в первой половине дня в Пунто де Виста.
– Я ничего не понимаю, и это все меньше мне нравится...
– Слушай внимательно. Поезжай к Альберди и дождись там Марио. Возможно, он придет не сам, а пришлет своего дружка, сельского сорванца Игнацио. Впрочем, настоятель его хорошо знает. Альберди скажешь, чтобы он не волновался о племяннике. Если он не придет сам, ты встретишься с ним в институте у Боннара. Марио или Игнацио скажут, как туда добраться так,
Меня начинала раздражать бесцеремонность Катарины.
– Не уверен, должен ли я вообще встречаться с Боннаром, даже если откажусь вести дело де Лимы.
– Знаю, профессор вел себя с тобой не очень вежливо, но это недоразумение. Он готов принести извинения!
– Не в том дело. Я связан профессиональной тайной.
– Могу тебя уверить, что ни я, ни Боннар не собираемся выпытывать доверенные тебе семейством де Лима секреты.
– У меня могут быть серьезные неприятности!
– Будут, если позволишь де Лимам и дальше водить себя за нос, - холодно сказала она.
– Пока что этим занимаешься ты! И самое скверное - я не знаю, к чему ты клонишь.
– Приедешь - узнаешь.
– Оправдалась твоя гипотеза?
– Нет, нет, - поспешно "возразила она.
– А сеньору де Лима спроси при случае, что произошло с рукописью романа "Башня без окон". Интересуюсь ее реакцией.
– Ей богу, не знаю, что мне делать...
– Прежде всего выспаться!
Катарина повесила трубку.
Совет был правильный, но осуществить его было трудно. Слишком много сомнений посеял этот разговор, чтобы я мог после него заснуть. Лишь после семи меня сморил нервный неглубокий сон, как это обычно бывает, когда с волнением ожидаешь того, на что не можешь повлиять.
Проснулся я около десяти. Сильно болела голова. Охотнее всего я никуда бы не ехал, но, разумеется, мое желание в счет не шло. Поэтому я только принял душ и позвонил де Лиме, сообщая о своем визите. Трубку подняла сеньора Долорес. У нее было отличное настроение, она что-то говорила об отце Алессандри, о возвращении Марио домой, но либо ее речь была слишком сумбурной, либо головная боль не давала мне уразуметь, что же она хочет сказать.
По пути я заехал в бар выпить кофе. Рядом у стойки мужчина читал газету. Я глянул ему через плечо и чуть не уронил чашку - на первой странице сверху через всю полосу шел огромный заголовок: "ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ИНСТИТУТЕ БАРТА", а под ним буквами поменьше: "раскрытое спустя шесть лет" и "Известный писатель Хозе Браго в течение многих месяцев подвергался бесчеловечным экспериментам".
Я так резко поставил чашку, что недопитый кофе разлился по стойке, и выбежал на улицу. Киоск находился рядом со входом в бар; Вывешенные снаружи утренние издания кричали огромными заголовками о "преступных экспериментах", проводимых в институте имени Барта, об эксгумации останков Хозе Браго, результатах экспертизы профессора Гомеца и даже о том, что перед смертью писатель вернулся в лоно святой церкви.
Купив пачку газет, я сел в машину и начал лихорадочно их просматривать. Только теперь я заметил, что тон прессы неодинаков. Первую скрипку в нападках на институт Барта вела бульварная печать, и это было совершенно понятно. Объемистая газета христианско-демократической партии "Темпо" была уже гораздо осторожнее и умереннее, вообще
Впрочем, сведения действительно были довольно скупыми и - если не говорить о репортерских домыслах и сплетнях - даже о результатах судебной экспертизы можно было узнать лишь то, что в черепе Браго имеются отверстия, существование которых трудно объяснить нуждами медицинских процедур. В частности, в месте срастания теменных костей обнаружено что-то вроде специально проделанного "хода", позволявшего достаточно часто и легко проникать внутрь черепной коробки.
Снимков было немного. "Нотисиас де Ультима Хора" поместила, конечно, снимок раскрытого гроба, сделанный с кладбищенской стены. Большая белая стрелка показывала видимый довольно ясно крестик в руке покойного. Одна из газет напечатала фото, на котором были мы с Альберди. При этом меня окрестили представителем частного обвинения. Фамилия де Лима нигде не упоминалась, как не нашел нигде я и имени Боннара. В принципе нападкам подвергался институт Барта как юридическое лицо. Единственным исключением была короткая статья на первой полосе популярной газеты "Экспрессе", снабженная многозначительным заголовком: "Почему терпят преступные эксперименты?" Автор статьи отнюдь не отвечал на свой вопрос, добавляя только в завуалированной форме, что некоторые высокопоставленные лица знали об экспериментах, проводимых в институте Барта, а также что у директора института, профессора Боннара, есть влиятельные друзья.
Переступая порог квартиры де Лима, я был готов поставить вопрос открыто.
– Что с вами?
– спросила хозяйка, провожая меня в гостиную.
– Я жду вас почти час. А вы обещали приехать через пятнадцать минут.
– Муж дома?
– спросил я, даже не пытаясь объяснить причину опоздания.
– Вот-вот должен вернуться. Он хочет обязательно увидеться с вами, прежде чем вы внесете официальный иск... Прошу вас, садитесь.
– Марио дома?
– спросил я, усаживаясь в кресло.
– Я же вам говорила, что отец Алессандри привезет его после обеда. Я послала телеграмму брату.
– Ваш сын в институте Барта!
Реакция была поразительной. Сеньора Долорес секунду стояла, глядя на меня расширенными от удивления и страха глазами, потом тяжело опустилась в кресло.
– Я знала, что так будет!
– вдруг воскликнула она, направляя свой гнев на меня...
– Вы довели до этого! Вы не хотели меня слушать! Вы советовали оставить Марио у Эстебано... А я, глупая, доверилась вам!
– Мне очень неприятно...
– неуверенно пробормотал я, несколько выбитый из колеи резким наступлением Долорес.
– Что теперь будет? Надо сообщить в полицию. Немедленно!
– Она вскочила с кресла и подбежала к стоящему на столике аппарату.
– Они его там убьют, как уже убили Хозе! Лучше, если в полицию позвоните вы!
Она подбежала ко мне и потянула меня к телефону.
– Успокойтесь. Никакая опасность мальчику не грозит, - сказал я мягко.
– Вы просто успокаиваете меня... ну, звоните же! Скорее!