Грань
Шрифт:
– Кха-кха…, – прекращая петь и громко закашляв, точно поперхнувшись любовью Бога и выгнув спину, намереваясь выплюнуть это застрявшее где-то внутри гортани слово, крыса утерла левой лапкой выскочившие изо рта мелкие крупинки черной слюны, повисшей на кончиках усов. – Ты чего, шлёнда, не догнал, о чем я? Что ж, придется пояснить… Твои предки, с коими ты связан навеки тонкими ниточками духовной и физической связи, с самого твоего рождения и вплоть до последнего твоего дня в этом мире защищают тебя, оберегают и заслоняют от всяких злобных личностей, что непременно желают захватить в полон твое тело и особенно твою душу. Но пока ты живешь достойно, пока ты трудишься, борешься, любишь и ненавидишь, словом, пока ты живешь, испытывая трудности, радости, горести и
Крыса резко прекратила говорить, будто сказав все, что хотела, и не собираясь более ничего прибавить. Она внезапно вновь изогнула спину, тряхнула головой и громко хрякнула, прочищая горло или же собирая слюну во рту, выуживая и ту, которая уже нырнула в глотку. Какие-то секунды, минуты она хрякала, после выпрямила свой звериный стан, собрав все, что необходимо. И злобно сверкнув своими очами в сторону Витька, немного отклонила спину назад да стремительно выплюнула из приоткрывшегося рта длинную, черную слюну, которая полетела прямым прицелом в лицо Виктора Сергеевича и, преодолев необходимое расстояние, упала на его подбородок, вернее, на жалкую, каштанового цвета с проседью, бороду.
Негромко охнув и наконец-то сомкнув до того момента разинутый рот, Витек поднял дрожащую, точно пугающуюся слюны, правую руку и попытался смахнуть ее с бороды… Однако настырная, а может, липкая слюна хоть и соскочила с жиденьких волосенок, но тотчас зацепилась за мизинец руки, коим его пытались скинуть, и повисла на нем, начав внезапно увеличиваться… ах, нет, не просто увеличиваться!.. Черный плевок стал расти, вытягиваясь и видоизменяясь. Прямо на глазах Витька из этой вязкой, жидкой субстанции, похожей на множество малюсеньких, склеенных между собой капелек воды, появился угловатый с заостренным концом зеленый росток. Он медленно, изгибаясь, вроде миниатюрной змейки, стал выползать из черного плевка, на ходу немного расширяя свой стебель и выкидывая вправо и влево по его кромке небольшие коричневые почки, напоминающие зерна кофе. А те, словно в такт роста и изгиба стебля, принялись, громко бухая, лопаться и выпускать темно-зеленые, лопастные, с белыми прожилками, кожистые листья.
Растущий стебель увеличивался в длину и в ширину, по мере роста он обзаводился дополнительными веточками, на каковых вскоре, из выскакивающих и набухающих почек, появились листочки. Еще немного, и растеньице вспухло, мигом умножившись в несколько раз, и тогда стало ясно, что это зеленое чудо похоже на плющ – тот самый, который можно встретить в лесу плотно обвивающим стволы деревьев. Плющ рос неторопливо и укрупнялся лишь при пульсации слюны, словно эта висевшая на мизинце пузырчато-склеенная жидкость работала, как станок, выпуская из себя поэтапно продукцию… Сначала немного, совсем чуть-чуть, а после плюх – и большую порцию…
Однако чуток погодя, когда онемевший и замерший на месте Витюха попеременно то открывающий, то закрывающий рот и ощущающий внутри груди тоскливо-колющее сердце, беспомощно уставившись на производимое чудо, перестал трясти рукой, поняв, что плевок так и не стряхнет, станок-слюна увеличил производительность в десятки раз и поставил на поток бесперебойный выпуск плюща. И уже через несколько минут увеличил во много раз и длину ростка, и его зеленую массу так, что плющ, достигнув пола (правда, не коснувшись его острым зеленоватым кончиком), изменил свое движение и, повернув налево, схватился своими маленьким розоватыми корешками за штанину Витька. Пройдя по полотну правой штанины, он перекинулся на левую, при этом не прекращая испускать из себя почки и листочки, а после принялся огибать ноги по кругу, делая нечто в виде петли… Виктор, не очень-то понимая, что происходит (хотя в том состоянии, в котором он находился последние пять лет, это и вообще было трудно сделать), ошалело выпучил глаза и издал какое-то невнятное «Ам-м». А стебель уже делал новый оборот вокруг ног… Еще доли секунды – и он обогнул колени, выбросил боковые ветви, обильно укрывшие все полотно брюк, и вскоре уже подобрался к бедрам. Плющ обмотал своим крепким жгутом талию, прижав к бокам опущенные вдоль тела руки и, сделав еще несколько витков, добрался до шеи. Затем он сделал последний круг возле худой, щедроватой кожи шеи и замер, продолжая лишь испускать листья из кофейных почек и боковые побеги плотным ковром, застилающие свитер… Какое-то мгновение конец ростка покачивался из стороны в сторону, вроде как наблюдая за процессом работы, а когда густота зелени поглотила все иного цвета и качества, застыл, перестав трепыхаться, и, громко чмокнув, внезапно выпустил из себя небольшой цветок, с пятизубчатой чашечкой и пятилепестным венчиком изумрудного цвета.
Теперь Витька был неотличим от тех самых деревьев в лесу, что были подвержены атаке мощного и хитрого плюща, который, с присущей ему смелостью, селился на стволе выбранных им жертв и, густо обматывая
Глава четвертая
Витька наклонил голову, насколько позволяли стебли, обмотанные вокруг шеи, и темно-зеленые, лопастные листочки и, скосив глаза, оглядел свою укутанную плющом фигуру, а после неторопливо перевел взгляд на крысу, все еще стоящую на столе, и тяжелехонько охнул!
Еще бы не охнуть – ведь крыса, приоткрыв рот с тонкими и хорошо очерченными губами, оскалилась, явив миру белые, ровные и немного удлиненно-заостренные зубы. По бокам верхней челюсти виднелись два загнутых шиповидных зуба-клыка, на концах коих формировались те самые черные слюни. Они стекали тонюсенькими струйками с нёба и, минуя белизну зубов, повисали на их концах. Какое-то мгновение они продолжали там висеть и напитываться слюной, увеличиваясь в толщине, приобретая необходимые размеры, еще миг – и капли слюней отрывались от клыков, летели вниз, плюхаясь прямо на поверхность грязного стола, прожигая в нем дыры так, что оттуда поднимался сероватый легкий дымок.
Крыса, не отводя своих звериных глаз от Витька, некоторое время продолжала скалить зубы, уничтожая своей ядреной, точно кислота, слюной и без того испорченный стол. Потом она отпустила край кастрюли и, едва переступив задними лапками по плоскости стола, мигом запустила в свою грудь острые коготки передних лапок, вогнав их глубоко в шерсть. Послышался негромкий скрежет разрываемой плотной, такой, как брезент, ткани, и по телу и голове крысы внезапно пробежала тонкая рябь, а миг спустя прямо по середине морды, как раз между глаз, и по груди, от шеи вплоть до того места, откуда вниз уходил розоватый чешуйчатый хвост, прошла тонкая трещинка. Еще доля секунды – и крыса вцепилась когтями в тончайшую трещину на груди и энергично рванула в разные стороны шкуру, прикрывающую внутренности. Шкурка издала тихий хруст и немедля раздалась надвое, протяжно затрещав и испустив еще какой-то трудно передаваемый звук. Куски шкурки развалились на части, точно сама она была сшита из полусгнившей рвани, а крыса встряхнула своим телом, освобождаясь от остатков звериного облика, и перед отупевшими глазами Витька предстало непонятное существо… Никогда до этого не виданное им, а потому вызвавшее новый прилив пота на лбу и носу и беспокойный стук сердца внутри груди, так, что от испуга мигом заболел живот резкой, колющей в правый бок болью.
Перед очами Виктора находился небольшой человек… Человек ли?.. Существо ли?..
Словом, кто-то малюсенького роста, едва достигающий полуметра. Этот человечек (пока будем так его величать) имел две ножки и две ручки, одет он был в чудные, желтые обтягивающие штанишки, украшенные черными человеческими черепами, и в черную навыпуск рубашку, вернее, косоворотку, то есть рубаху с косым воротом (разрезом с боку), и этот самый ворот был также украшен вышитыми черепами, только красного цвета. На ногах у человечка отсутствовала какая-либо обувь. Впрочем, стопы как таковые там тоже отсутствовали, а вместо них находились полукруглой формы козьи копыта, сверху словно покрытые тонким слоем серой глазури. Морда, вернее, лицо, – хотя этот объект все же трудно назвать лицом, – так вот, морда у существа была широкая и тупая, слегка вытянутая вперед, словом, сохранившая строение морды крысы. Но в то же время сама форма головы больше напоминала козлиную башку, а именно горбато выступающим лбом, маленькими красными глазами, подвижными сероватыми губами и небольшими буграми у основания роговых отростков, из которых мгновенно, лишь с человечка была сорвана шерсть крысы, вытянулись дугообразные, ребристые рога. Кстати, эти рога торчали из тех мест, где у обычного человека находятся уши. Волос на голове человечка не было, а сама макушка была точно срезана или срублена… Еще у этого существа имелась реденькая, серая, клиновидная бороденка, и она неплохо гармонировала с блекло-сероватой кожей морды и массивным, с широкими ноздрями, носом.
Человечек чуток постоял спокойно, не шевелясь, наверно, для того, чтобы Витька смог его хорошенько разглядеть, а потом притопнул своими копытцами по столу… И вдруг, будто исполняя какой-то старый, народный пляс, мелко задробил ногами, и из-под копыт его в разные стороны полетели мельчайшие щепки и опилочки. Затем он широко развел в стороны руки и, поводя ими то вправо, то влево, сгибая и разгибая в локте, пошел по кругу, пританцовывая как раз вокруг злополучной закопченной кастрюли, которая в этом плясе выступала в роли недоступной девы. Человечек обошел пару раз по кругу, вновь расставил широко руки и давай плясать вприсядку, при этом высоко выкидывая вверх ноги.