Гражданин Уральской Республики
Шрифт:
Костя взвел винтовку и бочком подкрался к дверце водителя. Резко дернув за ручку, открыл кабину и сразу же подставил ствол к шее водителя. Тот медленно повернул голову и округлил глаза до больших шариков. «Тупое губастое лицо, — подумал Костя, — невысокий увалень лет пятидесяти».
— А сейчас ты кладешь оружие на панель за рулем и выходишь из машины, — спокойно скомандовал Муконин.
Водила помрачнел — на его лице все проступило, как на промокашке. Вытащив пистолет из кармана, он послушно положил оружие на панель за рулем и, выставив ногу, начал вылезать из УАЗика. Костя отступил на шаг, не убирая ствола с толстой шеи губастого.
В эту секунду хлопнула дверь, и несколько людей вывели из будки скрученных типов. Победители шумно переговаривались на корявом нерусском языке, наверное, башкирском. Воспользовавшись тем, что Костя на мгновение отвлекся, шофер банды ловко извернулся, ухватил рукой ствол и отвел в сторону. В следующий миг он попытался пнуть Костю ногой, но Муконин вовремя отскочил.
— Ах ты, сука! — выругался Костя и навел винтовку.
Учитывая, что его коллеги повержены, водила бросился бежать. Боясь выстрела, он принялся вилять из стороны в сторону. Это показалось весьма забавным. Костя прицелился и пальнул по ступням беглеца — водила, как ужаленный, взвыл, схватился руками за ногу и завалился набок, и заскулил бродячим псом:
— Ау, ау, ау, а-а-а!
Винтовка сработала хорошо. Ну вот, проверил и ладно, подумал Костя.
— Ай молодец, хорош клиент! — обрадовались на русском башкиры, и двое из них отделились и забрали представляющего жалкое зрелище шофера.
В то время остальные башкиры методично избивали полулежащих горе-налетчиков на холодном асфальте, руками и ногами. Вскоре к ним присоединили и несчастного водилу. Слышались глухие удары, как в надутые мячи, русские матерки и жалкие вскрики. Один башкир стоял в сторонке и перекладывал трофеи — автоматы. Наконец появился Ганя и застыл на выходе. Костя приблизился к нему.
— Видал, что творится? — Глаза у Гани сверкали, в руках он мусолил деньги.
К ним подошел тот, что перебирал автоматы, похлопал Костю по плечу.
— Давай езжай, платить не надо.
— Представляешь, эти местные такие молодцы — ребята не промах, — затараторил Ганя, когда они, оглядываясь, пошли к машине. — Только отморозки зашли и вскинули Калаши, ну, типа, ограбление и все такое… Короче, бармен, коренастый мужичок, он не растерялся. Типа, начал деньги из кассы доставать. Ну, один к нему приблизился, чтоб баблосы-то забрать. А тот его хоп — прямо ножом из-за стойки, никто и понять не успел, а у того уже кровь. А второго уложил длинный парень из-за столика. Там местные водилы обедали. Я даже глазом моргнуть не успел.
Костя улыбался и покачивал головой.
— А ты молодец, время зря не терял, — в конце рассказа похвалил его Ганя.
Так они сели в машину (бензобак был полон) и уехали дальше.
Хорошо, когда все хорошо кончается. Но без твоего участия.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
До Уфы домчались без приключений. Если не считать перестрелки в районе нефтяных качалок и еще — стационарного полицейского поста.
Вот как это было. Когда холмы уже оставались позади, Ганя жал сто сорок, а то и сто пятьдесят километров в час, благо трасса позволяла. Потянулись поля, а на полях замаячили нефтяные качалки, заблестели на солнце прямые синие черви трубопроводов.
Сначала послышался стрекот автоматов, и Ганя сбросил скорость до ста километров.
— На хрена ты скорость сбавил! — в сердцах воскликнул Костя. — Сейчас наоборот нестись надона всех парах, чтоб не зацепили.
Муконин будто вновь услышал слова генерала: «По пути могут быть и обстрелы, и засады, поэтому — ни в коем случае не останавливаться, держать максимально возможную скорость, примерно около ста пятидесяти, при случае открывать на ходу ответный огонь».
Ганя чертыхнулся и вдавил педаль газа. Стрелка спидометра полезла к отметке «сто сорок».
И уже показались на переднем плане, по бокам, характерные вспышки, рождающиеся на незаметных кончиках стволов. Костя сообразил, что одни засели с левой стороны дороги, а другие, которые охраняют качалку — с правой стороны. А навстречу летела, видимо, тоже полагаясь на скорость, большая тентованная фура без прицепа.
Костя уже предчувствовал неладное, и в груди натянулась струна. И немудрено. Вот несколько шальных пуль угодили грузовику в шины, фура завиляла; а еще несколько — прошили тент, и что-то там (что там было внутри?) резво выкинуло языки пламени. И эта несущаяся навстречу комета, продолжая вилять, проехала еще несколько метров, и ее, наконец, занесло, развернуло, выставило горящим боком прямо перед неумолимо приближающейся «семеркой». Ганя начал порывисто притормаживать, чтоб и легковушку их тоже не занесло, и начал одновременно уходить влево, на встречную полосу. Хорошо хоть, на ее горизонте ничего не просматривалось.
Костя вжался в сиденье, ноги стали бумажными. Фура угрожающе росла в размерах. Наконец, достаточно сбавив скорость, Ганя мастерски крутанул руль, и «семерка» съехала на обочину. Костю затрясло в кресле, как мешок с картошкой. Промчавшись по полю мимо остановившейся, охваченной пламенем, машины, под свист пуль, Жигуленок подался обратно, вправо, согласно повороту руля, сделанному умелыми руками водителя.
Еще мгновение, и легковушка выправилась, вошла в колею и пошла набирать скорость. Муконин почувствовал, как свалился огромный груз, и он, Костя, стал почти невесомым.
— Круто ты выскочил! — услышал он свой охрипший голос.
— Фигня война, главное — маневры, — дрогнувшим голосом сострил Ганя.
Но вскоре линия огня на заднем плане скрылась из виду, и эмоции поутихли. Костя начал ощущать пустоту в желудке.
— Пожрать бы чего-нибудь.
— Давай только останавливаться не будем, — предложил Ганя. — На ходу похаваем.
— Окей. — Костя залез в пакет на заднем сидении. — Так, что тут у нас еще осталось?
— Там где-то Санечка в дорогу пирожки сложила, — напомнил Ганя.
— Ага, точно. — Костя откопал кулечек со стряпней. — Два… Шесть… Восемь. Как раз по четыре на брата. И молоко еще в пластиковой бутылке.
Костя разложил кушанье на коленях, принялся есть сам и угощать Ганю.
Мимо понеслись березовые рощи.
Начав трапезу, Костя вдруг осознал одну вещь. Нет ничего вкуснее полевой кухни, если она состоит из теплых домашних пирожков с картошкой и поджаренным луком, которые можно запивать свежим деревенским молочком. Это даже круче всяких ресторанов, суши-баров и макдоналдсов. Пища, употребленная на природе, в машине или в поезде завсегда кажется вкуснее. Может, потому что походные условия вносят некую романтику, и обостряются ощущения? И развивается сильный голод, а также нестерпимая жажда? Иногда, например, простая вода чудится такой вкусной, что какой-нибудь квас или пиво и рядом не стояли.