Григорий Шелихов
Шрифт:
совестный судья господин Кох, вы ему и представьте обещание мое: как
он рассудит, так и будет!
– поднял голос Шелихов, предвидя не роняющий
достоинства выход из положения. Кох, конечно, отклонит претензию
каторжных.
– Да не галдите, беспорядка, гомона не терплю!..
– Я пришел, Григорий Иваныч, осмотр товарам сделать, - начал Кох,
подойдя вплотную к обступившей Шелихова толпе, - не надо ли вывозные
пошлины уплатить? Боже сохрани
бормотал Кох, прощупывая глазами сваленные неподалеку горы мешков и
ящиков. - Почему крик и беспорядок? Почему не работают, в чем дело?
–
оглядывая толпу, начальственно приосанился Кох.
– В том и дело, что пошлины высматривать вы тут как тут, - в
раздражении ответил Шелихов, догадываясь, что Кох ищет и обязательно
найдет повод затормозить погрузку припасов. И, не желая вмешивать Коха
в спор с артелью, опрометчиво добавил: - А от беспорядка в порту
навигацию избавить - ищи ветра в поле...
– Какой в порту беспорядок? Кто зачинщик?
– Да нет... пустое... Поспорили малость... - Шелихов оглядел
артельных и неожиданно для самого себя, поймав презрительную усмешку
Хватайки, ткнул в него пальцем: - С энтим, чумазым! Ограбить
захотел...
– Эй ты, выходи! Взять его! - заорал Кох, обрадовавшись случаю
замять назревавшее столкновение с Шелиховым. - Смирно-о! - закричал
Кох, входя в начальственный раж.
Казаки из бурятов, страстные ненавистники варнаков, мгновенно
подняли ружья на прицел.
Сибирское начальство всех рангов всячески разжигало и поощряло
враждебные действия туземцев Сибири против варнаков, то есть людей,
так или иначе вырвавшихся на волю с места ссылки или каторги. Дикие
кочевые охотники, буряты и тунгусы, в тайге гор и долин Сибири создали
своего рода промысел из охоты на варнаков, живых из-за трудностей
доставки брали редко. Варнаки со своей стороны также не щадили
охотников.
Один из "братских", отдав ружье другому, направился к Хватайке с
наручниками. Храпы сдвинулись вокруг Хватайки. Казак-бурят в
нерешительности остановился перед сгрудившейся артелью.
– Выходи! Встань передо мною и скажи, чего вы требовали от
господина навигатора... не то по всем стрельбу открою! Трусишь ответ
держать, сукин сын! - кричал Кох, вытаращив помутневшие от ярости
глаза.
– Этот шалый и впрямь стрелять прикажет. Я - староста, я за вас и
в ответе... Пропустите, братцы, пойду с ним, как-нибудь вывернусь, не
впервой, - сказал Лучок и, оценив положение, вышел
Отвяжись!
– отмахнулся он от подбежавшего с наручниками "братского".
–
Видишь, сам иду его благородию жалобу изложить на купецкое
мошенство...
Услышав эти слова, Кох, обрадованный в глубине души
представляемой возможностью причинить Шелихову неприятность хотя бы
комедией расследования, кивнул казаку головой: не надо, мол,
наручников.
– Взять под ружье! Кругом марш - и вперед!
Кох окинул грозным взглядом понуренных храпов, повернулся и с
принужденной усмешкой бросил Шелихову:
– И вас прошу последовать за мной, как... как ответчика.
Предложение Коха идти в портовую канцелярию в качестве
обвиняемого по жалобе варнаков жестоко обожгло самолюбие Шелихова. Он
оглядел их со злобой и вмиг перерешил: "Никакого примирения с артелью
и никакой отправки ни одного храпа на "Трех святителях" в Америку!"
– Останься на месте, оберегай кладь, Истрат Иваныч, - сказал он
греку. - С этой рванью никаких тары-бары не разводи! Через короткое
время вернусь, тогда решим, как грузить будем!
И, негодующе сдвинув морскую шляпу-блин на затылок, Шелихов
нарочито неторопливо зашагал в портовую канцелярию в след скрывшемуся
за бугром Коху.
– Ишь, рвань голозадая, я ее кормил-поил, а они под какой срам
подвели, - бурчал он, отбрасывая ногой попадавшиеся на дороге камни.
–
Галдеж подняли, прямой бунт учинили, Лучок в лицо мошенником обозвал,
бродяга, купца именитого, и я же виноват! Кох, крыса канцелярская,
ответа спрашивает, чего доброго - всамделишно судить будет... И за
что, за кого терплю!
– Шелихов вспомнил спокойное лицо Хватайки, когда
тот вышел из толпы к Коху, и с отвращением сплюнул. - Погоди ужо, я
твоего изгальства не забуду!..
Вдруг впереди себя он услышал гортанные вскрики невидимых за
холмом казаков-бурят и визгливый голос Коха: "Держи его! Стреляй!"
Прогремело несколько выстрелов, и все смолкло...
"Что такое? Неужто... - Григорий Иванович остановился,
почувствовав неприятный холодок под ложечкой. - По Лучку стреляли, -
мелькнула мысль, а с ней - предчувствие какой-то непоправимой беды,
которая темным пятном может лечь на едва пробивающиеся ростки русского
дела в Америке. - В который раз немчура проклятый мне карты путает!
–
досадливо морщился Шелихов, стараясь собрать бессвязные мысли. - Не