Грозные годы
Шрифт:
— Нет уж, мы в ваших руках, зачем нам сопротивляться?! Чего не можем, того не можем.
Уже теряясь в хаосе мыслей, взводный опустил свой автомат и как мешок упал в кресло.
— Нет, я сплю! — сказал он. — Это мне чудится.
Затем он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Таким и застал его Загора. Войдя со своим отделением в этот зал, пулеметчик удивленно посмотрел на разутых немецких офицеров и крикнул, будто не веря себе:
— Что же это такое? Да ведь это немецкий штаб!
— А в нем типичные представители третьего рейха! — добавил солдат, остановившийся около него.
Пулеметчик Загора только сейчас заметил расслабленную фигуру взводного
— Посмотрите сюда, господин взводный Чутурило спит! Отложил оружие человек и подремывает! В компании врагов!
— Как я страдаю! — едва слышно пробормотал Чутурило, слегка приоткрыв глаза. — Мучаюсь, одним словом!
— Что, и на этот раз ничего не получилось?
— Не везет мне. Просто несчастье какое-то!
Пулеметчик подозрительно посмотрел на него и повернулся к своим:
— Вам не кажется, что он просто воображает? Взял в плен этих выродков, а теперь ломает комедию... Слушай, — сказал он взводному, — я не хочу сейчас разбираться в твоих балаганных шутках, но ты мне ответь на один вопрос: как ты сумел ворваться сюда и разоружить этих бандитов? Как ты снял с них сапоги?
— Никого я не разоружал, — ответил взводный, — а еще меньше занимался сапогами.
— Не хочешь ли ты сказать, что гитлеровцы добровольно отдали свое оружие и сняли сапоги?
— Именно так, — процедил взводный. — Или мне так показалось.
— Показалось?!
— Да, братец, может, и показалось. Ты думаешь, я сейчас верю, что ты стоишь передо мной и что все это на самом деле происходит? Это мираж, вот что это такое. Только... я что-то спать хочу.
И после этих слов Чутурило вдруг замолчал, голова его склонилась на грудь, руки соскользнули с подлокотников кресла, а лицо залила странная бледность.
Пулеметчика передернуло от страха.
— Ну, это уж слишком! — воскликнул он и повернулся к своим: — Давайте гоните этих офицеров в штаб и скажите, чтобы сюда пришли с носилками! Его давно надо было отправить в госпиталь, а мы тут рассуждаем! Скажите, что ему срочно нужна медицинская помощь: он без сознания!
Солдаты заторопились выполнять приказ, а Загора, полный мрачного предчувствия, упал в соседнее кресло и растерянно уставился на взводного. Сейчас все происходящее ему было еще менее понятно, чем раньше.
В тот же день взводного Чутурило поместили в бригадный медпункт. Вокруг него засуетились медсестры, стараясь поудобнее уложить его на койку. Он не приходил в себя, тяжело дышал и время от времени размахивал руками. Только под вечер он успокоился. Но это длилось недолго. Чутурило открыл вдруг глаза, огляделся, вскочил и зарычал:
— Что это, черт возьми? Где это я нахожусь? Что вы со мной делаете?
Медсестры поспешили объяснить ему, что он болен, что сейчас он должен лежать, но он набросился на них с бранью и криками:
— Я болен? Кто это сказал? Кто продолжает играть на моих нервах?
И напрасно медсестры пытались успокоить его и уложить снова на соломенный тюфяк — ничего не помогло. Он кричал, размахивал руками, перескакивал с кровати на кровать и даже оказал сопротивление солдатам санитарного взвода, пришедшим его успокоить. Только поздно ночью он как будто бы утихомирился и попросил послать кого-нибудь в его отряд за пулеметчиком.
Рано утром верхом на лошади приехал Загора. Он был мрачнее тучи. Увидев застывший взгляд взводного, он без обиняков начал:
— Что ты здесь опять вытворяешь? Ты и дальше продолжаешь ломать комедию?
— Какую комедию, черт возьми?! — крикнул взводный. — Кто меня сюда поместил и зачем, я тебя спрашиваю?
— Мы тебя поместили, — сказал пулеметчик, — ты был явно не в себе. А что нам оставалось делать? Позволить тебе и дальше вытворять глупости? Ведь ты же был без сознания.
— Я — без сознания?!
— Нет, не ты, а моя бабка! А перед этим ты выделывал такие фокусы, что даже я чуть не свихнулся. Страшно вспомнить!.. Болтал о каком-то мираже и о том, что будто бы и меня ты не наяву видишь, а в мыслях, и этих гитлеровцев тоже.
— Да я этому никогда не поверю!
— Ну, значит, так все и есть, значит, ты болен.
— К черту! Не болен я, не болен! — снова с горечью воскликнул взводный. — Чего ты добиваешься? Чтобы я поверил в то, во что и дурак не поверит? Чтобы я поверил, что эсэсовцы добровольно сняли свои пистолеты, сапоги, сдались мне? Ты этого хочешь?
— А почему бы и нет? Ведь так все и получилось. И я не поверил вначале, но потом оказалось, что это истинная правда.
— Какая такая правда?
— Да такая: эсэсовские офицеры действительно добровольно сложили оружие и сняли сапоги. Они это сделали до того, как ты туда вошел. Они ждали, пока ты там объявишься, чтобы сдаться тебе! Потом все выяснилось в штабе бригады.
— Как это, в штабе бригады?
— Да так, как это всегда бывает после боя. Когда этих глупых эсэсовцев привели туда и начали допрос, они рассказали невероятную историю о том, как мы на них напали, как они подготовились к обороне, как в конце концов все это провалилось к черту. Но то, что они говорили о тебе, — просто поразительно. Они, то есть их солдаты, по их словам, оказывали бешеное сопротивление, но тут появился ты. Они следили за тобой от начала до конца и имели о тебе точные сведения. Их унтер-офицеры и даже простые солдаты обо всем им докладывали: и как ты возник возле первой их траншеи, и как ловко уничтожил несколько дзотов. Рассказали и о том, как они вели по тебе огонь из всех видов оружия, но тебя даже не задело. Их охватила дикая паника, она передалась и их штабу. А когда ты оказался в центре города, перед зданием штаба, они пришли в ужас. Стреляют они в тебя и видят чудо чудное: пули свистят, а ты как будто за десятью бронями — вперед да вперед. И видно, идиотская мысль пришла в голову этим гитлеровским воякам, подумали они, браток, что ты не какой-то там обычный партизан, а сверхчеловеческое существо, которое ни пуля, ни огонь не берет. Такое могло возникнуть только в их головах, потому что, как мне объяснил комиссар, у них какая-то расистская теория и вера в сверхчеловека. Они поверили, что ты и есть не кто иной, как сверхчеловек, победить которого невозможно, и приняли простейшее решение — сдаться, потому что сдаться сверхчеловеку и не стыдно и не зазорно. Вот так ты и стал для них чем-то вроде высшего существа. И ничего странного, что они бросили пистолеты и сняли сапоги, меня только удивляет, почему они там же не подохли от страха, если у них появилось такое мнение о тебе. Вот это, братец, мне действительно непонятно. Теперь ты видишь, к чему привело твое бешенство? А ты мне тут рассказываешь, что не веришь этому. Теперь-то тебе ясно?
Все это взводный Чутурило выслушал с напряженным вниманием, а когда пулеметчик довел свой рассказ до конца, он, почти рыдая, закричал:
— Теперь ты понимаешь, как я несчастен?
Пулеметчик взорвался:
— Несчастен?! Что ты мелешь?
— А ты как думаешь? Меня, значит, и враг не может уничтожить. Следовательно, смерть я не найду и здесь. Это же просто проклятие какое-то!
— Не глупи, прошу тебя! — умоляюще застонал пулеметчик. — Не безумствуй!
Но взводный Чутурило смерил его холодным взглядом и продолжал: