Грозные годы
Шрифт:
— Да не схожу я с ума, а просто размышляю. Все-таки я постараюсь добиться своего. Надо поискать минное поле. Мина не подведет.
После этих слов глаза Чутурило странно заблестели, его даже охватило какое-то веселье.
— Да, да, у мин нет глаз! — воскликнул он. — Вот так мы и закончим это дело!
Пулеметчик смотрел на Чутурило, размахивающего руками, как на чудо и никак не мог поверить — неужели то, что он видит и слышит, правда? И неужели это тот, прежний взводный Чутурило, с которым он делил все радости и горести? Да он же, черт возьми, когда-то был нормальным и разумным человеком! Возможно ли, что этот случай с усами до такой степени выбил его из колеи? «Нет, нет, — к, подумал он, — мне в этом не разобраться. Но с какой стороны тогда подойти, что предпринять? Может быть, нужно немного подождать, пусть время сделает свое. В конце концов, я ему не нянька».
— Слушай, — сказал он, — я очень хорошо тебя понимаю. Конечно, все, что с тобой случилось, может быть очень обидным для тебя. Но я никак не могу понять и объяснить того, что ты задумал. Твое положение не такое уж плохое. Ведь ты теперь, несмотря на все твои глупости, стал легендарным. Я был сегодня в штабе и видел, как о тебе составляли донесение. Почти всю вчерашнюю победу приписывают тебе. Ну, знаешь, приобрести такую славу и думать о том, как быстрее угробить себя... Не могу понять, чего тебе надо? А твои усы, скажем, через месяц снова будут поражать всех красотой! Разве это тебя не вдохновляет и не радует? Ну, скажи!
Взводный вяло улыбнулся в ответ на эту речь пулеметчика, а затем махнул рукой:
— Ты что думаешь, что я снова захочу отрастить усы?
— А разве нет? — поразился пулеметчик.
— Отращивать и лелеять такую красоту только для того, чтобы этот проклятый санитар снова приказал их сбрить?! Нет, братец, он этого не дождется!
— Опять ты за свое, ненормальный?! Ну давай, трепись дальше! — выдохнул пулеметчик, потеряв всякое желание продолжать беседу.
— Пусть я ненормальный! — бросил Чутурило. — А ты возвращайся в отряд и скажи им, что я сумасшедший, но прошу тебя об одном: скажи Казимиру, чтобы он вытащил меня отсюда, потому что в таком настроении я могу все что угодно и здесь натворить. Скажи, что я хочу вернуться в отряд, причем сегодня же. Я не хочу, чтобы наступление продолжалось без меня, хотя и не доживу до победы. Так ему и передай.
На последние слова взводного Загора ничего не ответил. Он холодно простился с Чутурило и поспешно вышел. Вскочив на лошадь, он галопом погнал ее по каменистым тропинкам. Прискакав в отряд, злой, вспотевший и усталый, он на все вопросы бойцов только отмахивался.
В тот вечер у лагерного костра командир отряда Казимир проводил внеочередное собрание. На повестке дня был всего-навсего один вопрос: Чутурило и его усы. Пулеметчик Загора получил задание подробно сообщить о состоянии взводного Чутурило и рассказать бойцам о его последних выходках.
Нужно сразу признать, что Загора исключительно серьезно отнесся к этому заданию. Он все рассказал партизанам о поведении взводного Чутурило во время последнего боя, очень подробно объяснил им все его странные и никому не понятные выходки и потом высказал свое собственное мнение.
— Мне кажется, — заключил он, — что Чутурило не псих в полном смысле слова. Он откалывает эти номера из упрямства, я уверен. Втемяшилось ему, черт возьми, отомстить начальнику санитарной службы, и не чем-нибудь а своей смертью, и будьте уверены, он не отступит от этого. Вопрос сейчас состоит в том, можно ли ему вообще помочь. Я сделал все, что было в моих силах, и большего сделать не смогу.
Такими словами он закончил свое выступление и, устало опустившись на землю у костра, принялся есть похлебку из алюминиевой миски.
После этого еще почти целый час партизаны вели оживленную дискуссию об усах взводного Чутурило. Одни были за то, чтобы задержать взводного в медпункте, другие выступали за строгое наказание, а третьи перечисляли его последние подвиги и просили это учесть. Противоречивые мнения не позволили им прийти к какому-то общему решению. Договорились все же передать это на рассмотрение в штаб бригады.
— Пусть там и решат это дело.
Собрание закончилось только в полночь, но бойцы никак не могли успокоиться.
— Его там накажут так, что он долго будет помнить!
— Могут наказать, а могут и наградить, почему бы нет? Он не совершил никакого криминального поступка. А его героизм никуда не денешь, он налицо.
— Как же он надоел со своими глупостями из-за этих усов!
— Это так, но согласитесь, что подобных случаев в истории, насколько мне помнится, еще не было, — проговорил один из бойцов. — Когда это, спрашиваю я вас, кто-то кому-то насильно сбривал усы? Слыхали вы или читали о чем-нибудь таком?
— Но ведь это армия, и был приказ...
— Надо было отнестись к нему с большим пониманием и не давить на него так грубо. Человеческое достоинство — это не мелочь. Может быть, взводный именно этим и обижен, откуда ты знаешь?
— Да что ты? Значит, ты не возражаешь против его проделок?
— Я так не говорю. Я сказал только, что это не такие уж мелочи.
Вскоре бойцы улеглись под деревьями, накрылись с головами шинелями и одеялами и замолчали. Лагерь быстро погрузился в сон.
Едва наступило утро и повар Теодосий зажег костры под котлами, как из-под покрытых росой веток бука выскочил пулеметчик Загора и заорал как одержимый:
— Товарищи, придумал! Я нашел решение. Быстрей все сюда!
Повар Теодосий вытаращил на него глаза, отложил половник и машинально перекрестился:
— И этот свихнулся!
Партизаны, лежавшие вблизи опушки, подняли в недоумении головы.
— Ну, это уж слишком! И поспать не дадут спокойно! Эти усы у нас уже поперек горла встали.
— Черт его дернул проснуться так рано! Успокойте его как-нибудь в конце концов!
Но пулеметчика ничто не могло остановить; он продолжал прыгать и кричать, как будто сделал великое открытие:
— Недаром я столько дней и ночей провел без сна! Я знал, что решение где-то близко, но только не мог сразу до него додуматься! Сейчас все в порядке — мы спасены!
Когда партизаны собрались вокруг него, сердитые и сонные, он обратился к ним сразу же по существу дела:
— Вот, значит, что я вам хотел сказать. Усы взводного Чутурило нужно взять под государственную охрану — и вопрос будет решен Как только это сделают, взводный поймет, что его усы в безопасности, и успокоится. Он не будет больше искать ни минных полей, ни пуль, чтобы отравиться на тот свет. Подумайте только, он опять будет весел и спокоен, а мы освобождены от забот. Вы меня понимаете?