Гвендолин
Шрифт:
Мне очень хочется возразить или ослушаться и сбежать в комнату женщин, но грозный взор варвара пугает не на шутку. Опять заставит спать с собой и трястись от страха за свою честь. А говорил, что силой не возьмет. Но поцеловал-то против моей воли…
“А так ли против?” – звучит в голове внутренний голос… И поцелуй мне понравился. Даже очень, несмотря на жесткость. Не знаю, такими ли поцелуи должны быть, но бабочки в животе летали – это точно. Ведь именно так описывала свои ощущения подруга Уна, делясь со мной впечатлениями после первого свидания с одним из стражников замкового гарастуна.
Оказавшись
Дневник же, оглядев все вокруг, прячу под этот же самый сундук, не найдя более укромного места.
Бам! Бам! Бам! В ночной тишине стук звучит тревожным набатом.
– Ингвар! Проснись! – истошно вопит кто-то за дверью.
Поднимаю голову, с удивлением осознавая, что сплю, тесно прижавшись к варвару.
– Ингвар! Ворота открыты! – на этот раз звучит мужской голос.
Резко сажусь на постели, в то время как Ингвар уже поднявшись, идет открывать дверь.
На пороге стоит испуганная Санна и встревоженный Ове.
– Ингвар, кто-то открыл ворота. Унандэ пришли...
Глава 32
Народ, собравшись в общем зале, испуганно гомонит, где-то тихо хнычет маленький ребенок и тут же слышится негромкая колыбельная, которую начинает напевать видимо его мать, пытаясь успокоить малыша. Я замираю за спиной викинга, украдкой оглядывая обитателей мызы. Кажется все в сборе…
– Оставайся тут, и не вздумай выходить наружу, – твердо приказывает мужчина. – Ты поняла меня, Гвендолин?
Растерянно киваю, уже чувствуя, как начинает вибрировать все внутри от песни неупокоенных духов, и неведомая сила тянет во двор.
– Я не слышу, – с нажимом произносит викинг, обхватывая пальцами мой подбородок и заставляя посмотреть ему в глаза. Невольно поднимаю взор и окунаюсь в их холодную синеву. Тело будто охватывает морозный зимний воздух. Он словно отрезает невидимые нити, которыми меня опутали голоса унандэ, и освобождает от влечения, коему я не в силах сопротивляться.
– Я буду тут, – послушно повторяю, подчиняясь воле своего господина.
Он на миг прижимает меня к себе и крепко целует в губы прямо перед всем честным народом, будто ставя клеймо, подчеркивая свою власть надо мной, показывая, что я принадлежу только ему.
– Умница, – викинг довольно улыбается и выпускает меня из объятий.
А пока я пытаюсь отдышаться и прийти в себя, к Ингвару подходит Сван и мужчины вместе выходят во двор.
От стыда не могу поднять глаз, знаю, что многие видели наш страстный поцелуй и от этого неловко. Я не единожды замечала, что варвары не особо стесняются в проявлении чувств и не скрывают их, но все же для меня это внове. На Эри более строгие нравы. Но, когда осмеливаюсь взглянуть на людей вокруг, с удивлением понимаю, что никому нет до меня дела, каждый занят своей работой и никто не обращает на меня внимания.
Успокоившись, устраиваюсь на лавке подле Уты, которая неистово молится своим богам, и тоже принимаясь просить защиты у Лудда. Только вот слова молитвы, заученные с детства никак не складываются у меня в голове, а по позвоночнику пробегают колючие мурашки. Я чувствую на себе чей-то пристальный преисполненный ненависти взгляд и тут же вскидываю голову, принимаясь внимательно осматривать зал, но, к сожалению, никого не замечаю.
В этот момент я снова слышу песню унандэ. Она становится громче. Отчетливее. Словно тот, кто ее поет, набрался сил.
Хватаюсь руками за лавку, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не идти на зов. Я чувствую, что ногти буквально врезаются в дерево, ощущаю занозы от мелких щепок, ноющую боль в напряженных пальцах, и на некоторое время это отрезвляет, помогает сопротивляться влекущим меня голосам. Но песни унандэ звучат и звучат, а боль в руках отступает, будто под действием болеутоляющей настойки. Я уже не управляю собой, не могу. Где-то на задворках сознания испуганной птицей бьется воспоминание о том, что я обещала не выходить, но тело полностью игнорирует последнюю здравую мысль и медленно поднимается со скамейки.
– Гвен? Ты куда? – хватает меня за рукав Ута. – Не выходи! Не надо! Мужчины сами справятся.
Но я лишь стряхиваю ее руку со своего предплечья и шагаю вперед.
– Ведьма… Ведьма… Ведьма… – слышится за спиной приглушенный шепот.
Пускай… Пускай я ведьма… Это уже не имеет значения… Сейчас важно лишь одно – иди на голос!
Я не осознаю, как оказываюсь за порогом, не помню, как миную коридор, открываю двери. Главное, я здесь. Где-то далеко слышатся звуки боя.
Унандэ рядом. Сильные. Голодные. Безжалостные. Их бестелесные тени скользят совсем рядом, не причиняя мне вреда.
– Ты пришла… Пришла… – их шепот похож на шум ветра, плач дождя, шелест листвы. – Наша Ларайны. Наша спасительница…
Совсем рядом звучит приглушенный стон. Он сбрасывает наваждение духов, и те, словно стая испуганных птиц разлетаются в разные стороны. Ошалело трясу головой, приходя в себя, а затем осторожно ступаю на звук.
Там, за углом дома, прислонившись к стене, сидит Ове, зажимая ладонью рану на животе. Рука с мечом, сверкающем в свете серебристой луны белым тусклым свечением, обессилено опущена. Но не это заставляет мое сердце в страхе биться, как заячий хвост. А то, что над другом, склонившись, нависает жуткая фигура унандэ. Дух тянет к беспомощному старику свои жуткие руки, а у того не хватает сил даже на то, чтобы поднять оружие.
С губ срывается испуганный возглас, а ноги сами собой несут вперед. Нет, не позволю, не дам забрать душу того, кто с самого начала относился ко мне с теплотой и добром.
Кто-то мне что-то кричит, пытается остановить, хватая за руки, но я словно призрак избегаю любых захватов. Мне даже кажется, что я слышу голос Ингвара. Испуганный и злой. Но сейчас главное спасти Ове. А потом... будет потом…
Ладони дотрагиваются до замершего унандэ. Я чувствую жуткий озноб, от которого стынет в жилах кровь. Пальцы словно погружаются в густой холодный кисель, едва не стону от боли, чувствуя, как обмораживается тонкая кожа на руках. Пустые глазницы духа смотрят на меня с немым отчаянием и надеждой, а фигура призрака, словно тает, истончается, перетекая в меня.