Харама
Шрифт:
Эти слова были встречены дружным хохотом.
— Тут у вас, я гляжу, весело, — сказал, входя, Фелипе Оканья.
— Привет, Оканья! Как дела?
У стойки потеснились, давая ему место.
— Ничего, ничего! Ради бога, не беспокойтесь!
— Идите сюда, выпейте чего-нибудь, — пригласил Лусио.
— Спасибо.
Немного помолчали. Потом Лусио вытащил кисет с табаком:
— Закурите?
— Ну что? — спросил Маурисио. — Устал от своих домочадцев?
— Да, немножко есть.
— Слушай,
Оканья смущенно улыбнулся!
— Очень приятно, рад познакомиться.
— Как поживаете?
— Спасибо, хорошо.
Они не знали, надо ли подать друг другу руку. Шофер грузовика сказал:
— Приехали провести воскресенье за городом, не так ли? Сбежали от мадридской жары?
— Угадали.
— Ну, я думаю, — продолжал шофер, — с вашей машиной вы можете ехать куда угодно, и поездка не выйдет вам боком.
— Конечно.
— Хорошо, должно быть, тянут эти машины, хоть они и старые, я хочу сказать — ваша модель.
— Это верно, я на нее не жалуюсь. Большего и требовать нельзя — уже двенадцать лет мне служит.
— А знаете, с ней не сравнить даже «шевроле» выпуска того же года! Куда там!
— Да, это верно. Таких теперь уже не делают. Даже следующая модель была куда хуже. А вот эти старушки, как моя, еще бегают несколько штук, езжу себе потихоньку. При этом кругом полно новых машин…
Они отошли от остальных. Маурисио прервал их:
— Что будешь пить?
— Давай коньяк. И сюда еще один.
— Нет, нет, спасибо. Я пью вино.
— Может, выпьете рюмочку, а?
— Большое спасибо, не могу. Мне вообще крепкие напитки не очень-то… Так вот, вы говорите — новые машины, дело в том, что выпускают много, но они куда хуже. И намного хуже, верно? Машины нарядные, красивые линии, отделка, расположение приборов — смотрятся шикарно. Но и только. А насчет выносливости… насчет выносливости, что в конце концов важней всего, так выносливости нет ни на грош. И в помине нет. Одно расстройство. В общем, хлам выпускают сейчас.
— Точно. Но что поделаешь? Теперь на этом вся промышленность держится. Фирмы заинтересованы, чтобы их изделия изнашивались как можно скорей, чтобы модели машин амортизировались за определенное время, понимаете? Так они могут продавать все больше и больше. Это нетрудно понять.
Чамарис и оба мясника отошли к Лусио, оставив Оканью с шофером грузовика.
— А где пес? — спросил Чамарис.
— Выбежал на улицу, с детьми этого сеньора.
— Как детей увидит, с ума сходит. Совсем перестает слушаться.
— С тобой ему, видно, скучно. Пока не кончится запрет на охоту и ты снова не пойдешь с ним в горы…
Слышен был стук костяшек домино о мраморный столик. Собеседник Оканьи соглашался
— А может, настанет время, когда можно будет купить машину… Новенькую. Заведешь, поедешь в Пуэрта-де-Йеро, например. Путь-то невелик. Ну, туда-обратно и все — готово, машину на свалку. Вечером идешь, покупаешь другую. Или такой пример: надо тебе отправить заказное письмо. Садишься в машину — и на почту. Ну, и обратно. Все — готово. В металлолом! Вот так: один раз съездил — выбрасывай. Вы меня понимаете? Как бумажную салфетку. Никакой разницы. Вот что станет с машинами, если так будет продолжаться….
— Да-да, ничего удивительного. Именно так. Вот возьмите мою машину, хоть и гремит, как таратайка, потому что совсем износилась и тише работать не может, а все же тянет. И ведь пробежала не один километр и не два.
Полицейский поставил кость и, улыбаясь, посмотрел на партнеров, которые один за другим проскочили мимо. Он снова мог ходить.
— Гляди, какой шутник! — возмутился дон Марсиаль. — Цирк устроил! Раз у тебя дубль, так надо класть, а не заставлять партнеров зря время тратить.
Кока-Склока веселился:
— Ничего, Кармело. Так их! Пусть позлятся!
— Это не есть благородно, — сказал Шнейдер. — Нельзя шутить над соперником. Это дурно. Оче-ень дурно такой шутка в игре. Не надо это никогда делать.
— Я не хотел вас обидеть, сеньор Эснайдер…
— Я не обижен. Только хочет, чтобы играть серьезно.
— Да ничего! Не робей. Так их!
— Вот вам бы, герр Кока, так, и вы обиделись бы. Этот шутка вам не понравился бы.
— Вы рассердились? Но это же невинная шутка. Откуда взяться злому умыслу у Кармело? Бедняга смирный, как теленок.
Дон Марсиаль мешал костяшки.
— Да я знаю, знаю, — примирительно пробурчал Шнейдер. — Кармело есть смирный, я это знаю, но не годится шутить над соперник в игра.
— Ладно. Ваш ход, — прервал дон Марсиаль, улыбаясь.
Вошли двое. Один из них сказал с порога:
— Там какие-то ребята взяли его кресло, — и он указал на Коку-Склоку, — и пошли кататься с горок. Если не вмешаться, они его разломают. И кусков не соберешь.
Все взглянули на того, кто это говорил. Он был кривой.
— Так это же твои, Оканья, — сказал Маурисио. — Поди посмотри.
Оканья спохватился:
— Ты прав! Это наверняка они. Куда, вы говорите, они пошли?
Кривой показал, стоя в дверях:
— Туда, на жнивье, вон туда они только что пошли, кресло толкают, в него девчонку посадили.
— О, господи! — воскликнул Оканья. — Они ее разобьют!.. — И побежал разыскивать своих детей.
— Туда, туда! Они вон за тем холмом! — продолжал объяснять ему с порога кривой.
Оба мясника, Маурисио и Чамарис подошли к двери. Шофер сказал: