Харама
Шрифт:
— Конечно, — согласился алькарриец. — А вы не хотите?
— Спасибо, я, пожалуй, не буду.
Пастух обернулся:
— Не хотите сыра? Ну хоть кусочек, чтоб потом вы могли сказать, что пробовали. Ай-яй-яй, сеньор Лусио! — И он покачал головой. — Сдается мне, что вы нами брезгуете. Если нет — докажите!
Асуфре почуял сыр и вертел хвостом, ожидая подачки.
— Наверно, так оно и есть, — сказал Маурисио. — Тем более он сегодня еще не завтракал…
— А это уж совсем вредно.
— Мошенник! —
— Сам считай, рыба ваша, — ответил дон Марсиаль.
Асуфре подпрыгивал и ловил в воздухе корочки сыра, которые бросал ему Чамарис.
— Он хоть помнит, что надо готовить ужин? Помнит, что детям надо ложиться спать?
Петра складывала и разворачивала салфетку снова и снова.
— И причем без фар, как он говорит. А при этом свете…
Она подняла глаза к небу.
— Перекусили в Альба-де-Тормесе и вперед. В шесть — в Саморе. Как стрела летишь, все нипочем! Что спуск, что подъем — все едино. Для него везде ровная дорога. Пейте, сейчас Маурисио еще нальет.
Оканья машинально подчинялся.
Паулина глядела на равнину, на высокую, прямую, как стрела, насыпь железной дороги. Приближался почтово-пассажирский из Гуадалахары. Себастьян поднял руку, взглянул на часы. Блаженно вздохнув, повернулся на другой бок. Вдали, на восточных хребтах плоскогорий, солнце уже покинуло последнюю вершину.
— Да воздастся вам сторицей за ваше милосердие! Дай вам бог счастья, молодая пара! Чтоб вам радостно жилось на свете, чего навек не дано несчастному калеке! К милосердию вашему взываю! Христиане! Извините, что обращаюсь к вам с просьбой! Подайте монетку немощному инвалиду!
Шлагбаум закрыли. Какие-то женщины побежали к станции.
— А что, если нам поехать через Викальваро?
Кармен не отвечала; она прислушивалась к шуму поезда, который уже громыхал по мосту. Она облокотилась о красно-белый шлагбаум и слушала. «Успеем, успеем, не бегите!» — кричали друг другу женщины, а сами все равно бежали. Земля дрожала. Сантос придерживал велосипед за седло.
— Я сохраню твое место, Мели! Надеюсь, ты вернешься, да?
Она шла танцевать с Фернандо, обернулась:
— Да, Сакариас, сохрани. — Они переглянулись. — Спасибо.
— Звучало танго.
Прошел поезд, фыркая паром, словно захлебываясь яростными восклицаниями «фу-фу!», сопровождаемыми перестуком колес. У станции заскрежетал тормозами. Последний вагон остановился метрах в двадцати от переезда. К вагонам устремилась толпа пассажиров.
— Что мы ждем?
Шлагбаумы поднялись, люди пошли через пути.
— Я говорю, а что, если нам поехать через Викальваро? Оттуда выедем на Валенсианское
— Разве это не дальше?
— Не намного. Но так мы выйдем из общего потока машин, возвращающихся из загорода. На этой дороге никого нет. Чистое поле.
— Ну давай, если ты знаешь, как ехать. Наверно, скоро совсем стемнеет.
Он вывел велосипед на дорогу, перекинул ногу через седло и, твердо стоя на земле, сказал:
— Садись.
Кармен села на раму и ухватилась за руль.
— Оставьте меня в покое! Отстаньте от меня!
Под деревьями было уже довольно темно.
— Да что мы тебе сделали? Иди сюда, Даниэль!..
— Ничего. Ничего вы мне не сделали. Вы мне надоели.
Он пошел прочь от Тито и Луси и в нескольких шагах упал ничком в пыль. Из рощи реку уже почти не было видно.
«В лачуге ветхой — на побережье, — где днем и ночью — шумит прибой, — жила рыбачка — с детьми и мужем, — была довольна своей судьбой…»
Цветные литографии, висевшие на задней стене, потемнели, расплылись.
— Папа, поедем домой.
— Сейчас, сынок, скажи маме, что я иду. Налей всем, Маурисио. Прощальную. Скажи, я сейчас…
Из-за столика, где сидели пятеро, вышли танцевать две пары. Фернандо заметил:
— А эти почему вылезли танцевать под нашу музыку?
— Оставь их, — сказала Мели. — Тебе-то какая разница?
— Это нахальство.
— По-твоему, им надо было попросить у тебя разрешения?
Сидя за столом, Сакариас не спускал с нее глаз. На патефоне все крутилась пластинка со знакомым с давних времен голосом Гарделя.
Нинете очень хотелось, чтобы Серхио потанцевал с ней.
— Но послушай, дорогая, мы уже вышли из того возраста, когда танцуют. И кроме того, Петра торопится.
— Ну, если только из-за этого… — заявила Петра. — Как мы собираемся, так вам хватит времени протанцевать хоть ригодон. Ну что, сынок? Что он тебе сказал?
— Сказал, сейчас придет.
Шоссе и голос нищего остались позади. Сантос, пригнувшись, крутил педали, а щекой прижимался к щеке Кармен.
— Ну и что, тебе страшно?
— Не очень, — улыбнулась она и потерлась лицом о его подбородок. — С тобой мне все равно, где мы. Даже если б в реке очутились.
Дорога шла теперь мимо садов на окраине Кослады. Черные деревья на красном фоне заката. Кослада осталась позади.
— Плохо дело, куда-то он пропал, — сказал Тито.
— Ну и пусть. Не беспокойся.
— А я беспокоюсь. Мне жалко, что он от нас отделился.
Он почувствовал руку Луситы на своей руке. Она сказала:
— Ничего особенного не случилось, все будет в порядке, Обойдемся и без него. Или нет?