Хорошая война
Шрифт:
После краткого утреннего совещания герольды приняли решение заготовленный сценарий с партиями отменить и постараться обеспечить рыцарям возможность реализовать свои планы.
Поскольку вызовов было много, а времени мало, надо было придумать ограничение по количеству боев, чтобы оно при этом не было обидным или несправедливым и, желательно, не зависящим от субъективного мнения судей. Решили, что выбывать будут рыцари, проигравшие два поединка или набравшие две ничьих, по причине того, что удача им в этот день не сопутствует и для их же блага будет сразиться в более счастливое время. Сверх того, с самого утра герольды объявляли, что в связи с огромным количеством предварительных вызовов, рыцари, завершившие свои личные счеты, могут невозбранно выйти из продолжения турнира по собственному желанию, что будет принято герольдами и дамами как вежливость по отношению к рыцарям, имеющим долг чести.
Теперь следовало дать возможность каждому рыцарю провести по одному поединку в первом и втором туре. Рыцарей было больше ста, а дорожек всего восемь, поэтому в каждом туре было намечено по восемь 'заездов'.
После этого в третьем туре должно было остаться примерно три четверти первоначального количества, а с каждым следующим туром число участников сокращалось бы примерно на треть.
После пяти-шести туров должно было остаться не более двух десятков рыцарей. Из них следовало посчитать количество 'хозяев' и 'гостей' и разыграть сценку о победе 'моря' или 'суши', для которой силами мастерской Горгонзолы были изготовлены левиафан, машущий хвостом и элефант, машущий ушами. Оба мифических животных были выполнены как обтянутые тканью деревянные каркасы, передвигающиеся на скрытых колесах. Они должны были сойтись через барьер и ударить друг друга, после чего символ проигравшей стороны вспыхивал бы фейерверком.
Дамам предстояло выбрать и наградить лучшего рыцаря этого дня, а битва чемпионов была назначена на шестой день.
Утром перед началом состязания рыцарей дорожки были отданы оруженосцам. Лучшим из них предстояло сразиться в перерыве после третьего тура, когда высшее общество сделает перерыв на обед.
Габриэль с самого начала турнира был очень обеспокоен. Угораздило же его попасть на самое видное место. Кто бы мог подумать, что представитель 'клуба инвесторов' французский граф Пьер де Вьенн окажется в числе приглашенных на этот турнир? Неужели ему самому мало работы в Милане? Могли бы французы и сами сделать себе турнир, а не кататься по всяким ферронам. Предложение графини де Круа было бы выгодным, если бы удалось найти время для поездки туда-обратно. Лишний месяц для морского путешествия находится в пределах погрешности. Но как можно затянуть экспедицию на месяц, если де Вьенн присутствует на турнире с уверенностью, что его груз в полной сохранности доехал до Ферроны?
Не дождавшись, пока Габриэль лично зайдет на огонек или хотя бы пришлет записку о прохождении маршрута и доставке груза, Пьер де Вьенн утром второго дня сам устроил на него засаду у шатра герольдов после того, как Рудольф Амати лично проверил списки прибывших и план лагеря и подтвердил, что мессир Габриэль квартирует где-то в другом месте.
— Как я рад Вас видеть, мессир! — поздоровался француз.
— Взаимно, — скромно ответил каталонец.
— Я не могу долго беседовать с рыцарем чести у всех на виду, чтобы не подумали, что мы сговариваемся насчет турнира. Поэтому сразу перейду к делу. В каком состоянии наш груз? — спросил де Вьенн.
— Груз здесь, на 'Святой Эулалии', — грустно ответил Габриэль, не придумав ничего лучше и надеясь, что на этом вопросы закончатся.
— Весь в целости и сохранности? — переспросил де Вьенн, как он думал, просто для проформы.
— Почти весь, — мрачно ответил Габриэль, не рискуя врать.
Де Вьенн поднял бровь. Габриэль поспешно добавил:
— Два тюка загорелись, рассыпались и окончательно были испорчены при тушении пожара.
Де Вьенн с характерным французским оптимизмом и рыцарственностью оценил ситуацию
— Не будь Вы рыцарь чести, я бы потребовал с Вас немедленного возмещения ущерба. Но поскольку оказалось, что Ваша репутация настолько высока, я приму груз в том количестве, которое есть, а компенсацию утраченной части, в той мере, в какой она превышает Вашу долю, Вы передадите мне по окончании турнира, под Ваше честное слово.
Габриэль не сразу нашелся с ответом. Он уже подсчитал стоимость утраченных пряностей. Его доля сгорела полностью и сверх того еще почти на сто флоринов. Такой вроде бы удачный рейс обернулся сплошным убытком. С одной стороны, француз не требует немедленного расчета, с другой — теперь теряют смысл сведения от графини де Круа. Без оборотных средств сделки с кастильскими пряностями не будет.
— Даю Вам слово, — за неимением лучшего, безрадостно ответил Габриэль.
— Отлично! — обрадовался де Вьенн, — что же Вы такой грустный?
— Лучше не спрашивайте. Скажите лучше, когда следующий рейс?
— Когда закончится турнир, мы привезем в Милан эту партию и распродадим оптовикам. Часть уже зарезервирована для Лиона. Потом соберем наш клуб, поделим доходы и примем решение о следующей партии. От месяца до двух, я полагаю. Не пропадайте.
Габриэль с трудом приклеил к лицу минимально необходимую улыбку и распрощался с дорогим компаньоном. Скоро надо будет расплатиться с командой и гребцами, после этого денег не останется совсем. Один рейс мог бы решить все проблемы, но где в такие сроки найти инвестора? Еще этот Фальконе всех перессорил, до конца турнира никто и думать не будет про бизнес-планы! Еще и эти бабы… то есть дамы с этой почетной должностью! Теперь так просто ни к кому не подойдешь, все будут подозревать сговор и подкуп. И не дай бог, если удастся с кем-нибудь договориться, а его прислуга растреплет по лагерю, что тот заключил сделку с рыцарем чести. Доказывай потом почтенному обществу, что сделка относится не к турниру, а к контрабанде пряностей. Ужас.
Страсти, начавшиеся с подачи гостеприимного хозяина, к утру не улеглись, а разгорелись еще больше. Вчера вечером Грегуар Бурмайер потребовал от своего вассала извиниться перед епископом, чем немало всех удивил. Бастард Бранденбургский обозвал Бурмайера трусом, на что тот ответил, что 'епископ, мать его, Ферронский это образец рыцарской, черт ее подери, добропердетели и светильник высокой нравственности в католической церкви'. На что Бе-Бе, не задумываясь, ответил, что 'епископ, мать его, Ферронский' - позорище и для рыцарства, и для церкви, и для самой Ферроны, и даже три позорища по цене одного.
Речи и первого и второго в многочисленных пересказах молниеносно разнеслись по лагерю, после чего против 'куртуазных' выступили венецианцы и ломбардцы. А также Альфиери, который вызвал Бе-Бе на поединок в шестой день, если тот будет способен держать копье после поединка с Бурмайером, запланированного на пятый.
Некий ломбардец, у которого был назначен конный поединок с де Вьенном, увидел своего недруга беседующим с рыцарем чести и чрезвычайно обеспокоился, не идет ли речь о подкупе. На требование пояснить, о чем шла беседа, де Вьенн ответил отказом, после чего уже целая делегация ломбардцев отправилась к Габриэлю с тем же вопросом и тоже получила предсказуемый отказ. Не говорить же каждому встречному-поперечному на венецианской территории, что речь шла о контрабанде?
Непосредственно перед началом турнира наиболее значимые представители ломбардцев отправились на трибуну дам с просьбой об отводе рыцаря чести, но встретили там графиню де Круа и Виолетту Сфорца, которые дружно объяснили, что здесь у каждого рыцаря есть враги, и если никто на этом основании не будет разговаривать с рыцарем чести, то ему будет грустно и одиноко, а дамы никак не могут пожелать такой участи достойному человеку. Довод оценили дамы, не считавшие себя связанными узами брака и впечатленные рассказом Шарлотты о мужской доблести Габриэля, в том числе представительницы славной Ломбардии.