Хроники Ордена Церберов
Шрифт:
— Орден может гарантировать, что тварь была одна? — проигнорировав напоминание о плате, с деловито-хмурым видом уточнил почтенный Атамус.
— Да.
Пока найденные Бармином крепкие мужики прикидывали, как довести наш трофей до Хорвуса в целости и грузили змея на телеги, мы прочесали болото. Без сопротивляющейся твари это не составило труда. Нашли нынешнее логово, несколько старых заброшенных лежек: непереваренные отрыгнутые части добычи, сброшенные шкуры, все принадлежащие одной-единственной особи. И не обнаружили ни малейших признаков пары или кладки — чем, признаюсь, изрядно меня порадовали.
Бургомистр сурово сверлил меня взглядом, но в итоге решил принять на веру мое лаконичное заявление. Побарабанив пальцами по столу, он задал следующий вопрос:
— Откуда вообще эта тварь у нас взялась?
— Судя по некоторым признакам, змей обитал здесь не одно десятилетие, просто большей частью спал в своем болоте. Периодически просыпался, охотился, и снова впадал в спячку. Болото большое, захватывает земли сразу двух графств — возможно, раньше он просто охотился у соседей.
“...а возможно, предыдущий бургомистр был не таким дотошным и въедливым, и просто не принимал близко к сердцу пропажу людей из охотников и окрестных селян” — добавил я мысленно.
Атамус не так давно занял это кресло, и его предшественник дополнительных пожертвований ордену точно не делал, и привычки чуть что, требовать к себе церберов целой командой тоже не имел.
— Что ж. Я понял вас. Теперь касательно трофеев…
— Все трофеи, добытые орденом, отходят ордену, — твердо вмешался я, понимая, к чему дело идет.
— Помилуйте, почтенный Илиан, в этой твари длины — на трех телегах еле уместилась, куда ордену столько?
Торг начался.
Из ратуши я возвращался расслабленный, удовлетворенный: интересы ордена в процессе переговоров удалось отстоять чуть более, чем полностью. Хорвус — особенно чистый центр — я знал неплохо, доводилось тут бывать. И потому я рассеянно скользил глазами по лавкам, лавочкам и лавчонкам торгового ряда, в большинстве своем уже закрытым на ночь, пока не наткнулся взглядом на характерную вывеску — и сам не заметил, как придержал, а там и вовсе остановил Гранита. Поколебался, разглядывая шильду — котел на огне. Парок над ним завивался в три витка: ведьма опытная, старая...
Приняв решение, я соскочил с коня, забросив поводья на луку седла. Орденского коня можно не привязывать, Гранит будет ждать меня там, где я его оставил, отойдет разве что на пару шагов, и горе дураку, который покусится на него, презрев трехглавого пса на конской упряжи.
Толкнув дверь, я вошел в лавку, пригнувшись, чтобы пропустить над головой развешенные на входе пучки трав.
— Уважаемая! Моя сестра-цербер недавно потеряла змеиную шкурку, которую вплетала в косу. Что бы ты посоветовала ей на замену для девушки, чтущей свое ведьмовское прошлое?
Обратно на постоялый двор я ехал задумчивый: первый раз с меня содрали серебряную монету за подарок, который одариваемая должна будет доделать сама.
Я поднял к глазам мешочек из грубой холстины, повертел его, разглядывая и чувствуя себя изрядным дураком: серебряная монета за пару шнурков и пригоршню разномастных бусин россыпью — это очевидно избыточная цена. Когда же я возмутился, что за полновесное серебро старая карга могла бы предложить что получше, та уперлась рогом, заявила, что ничего лучше я не найду на три дня пути в любую сторону и потребовала эту… недоделку назад. И идти на поводу у наглости старой ведьмы было глупо, но…
Танис сказала, что лента — память по матери. Потеряв свою, я как никто понимал ее ценность. Поэтому я заплатил.
И потому ехал и гадал: облапошили меня или нет?
У дядьки Бармина кипела работа: на чисто выметенных, вымытых камнях двора местные умельцы растянули болотного змея и снимали с него шкуру.
Сам дядька Бармин нашелся внутри постоялого двора: стоял себе за стойкой, сурово хмурился, сопел и то вписывал что-то в свиток, то вычеркивал, то кусал перо.
Вот последнее в исполнении бывшего Клыка, здоровенного, что не всякий конь увезет, выглядело особенно трогательно.
— Гонец от ордена был, — старый отставник заметил меня, не подняв взгляда от от своей работы. — Послание тебе.
Пошуршал под стойкой, все так же не глядя — и мне в руки прилетел тугой свиток, запаяный печатью с оттиском трехглавого пса.
Я кинул, благодаря, и задержался у стойки:
— Как думаешь, долго провозятся?
Головой в сторону двери можно было и не мотать: едкий змеиный запах пробирался со двора, не оставляя сомнений.
Хорошо, что народ здесь останавливается в основном свой, привычный — иначе к утру у дядьки бармина все постояльцы уже разбежались бы.
— Не, — он отложил-таки в сторону расчеты. — Обещали завтра к вечеру управиться, так что послезавтра с утра и выехать сможете. Баня готова, как ополоснешься — так и ужин подоспеет…
Вот спасибо тебе, добрый человек! У меня ж после этих слов зачесалось всё тело разом, напоминая, сколько я уже нормально не мылся — а очищающее заклинание, пусть и решает вопросы чистоты, не приносит ни удовольствия, ни чувства свежести!
Но как бы ни хотелось мне сразу же рвануть навстречу мечте (о, это мыло! О, эта соблазнительно чистая одежда!), в первую очередь я все же вскрыл послание.
Морда сургучного цербера треснула, высвобождая края письма, и свиток развернулся в руках.
“Главе отряда церберов Клыку Илиану Камню от аргуса акрополя Кремос в городе Сард…” — так, это все еруна и ненужное.
Проскочив наискосок вступление, я нашел взглядом суть: “По выполнении задание, прочую часть отряда отошлешь в Кремос, сам же бери свое Око и поезжай в замок Бирн. Владетельный Архелий, граф Бирнийский, извещает орден о подозрительных случаях безумия, и требует немедленно разобраться и принять все возможные меры”.
И больше в письме ничего не было: ни новостей из крепости, ни подробностей о состоянии Навары. Ну вот что ему стоило чиркнуть пару слов — хотя бы для Гемоса, ее напарника.
Вернулся к началу и перечитал письмо еще раз.
Дочитав, я неторопливо свернул свиток обратно.
Отец призывает меня к себе.
Наверх, к комнатам постояльцев, я поднимался в задумчивости. Еще десять лет назад, когда волей ордена Цербера граф Бирнийский был вынужден отдать старшего сына на службу, он рьяно отстаивал свое право потребовать наследника домой, когда ему то будет необходимо. Орден отказался уступить в этом требовании — и владетельному Архелию пришлось смириться.