Хвала и слава. Книга третья
Шрифт:
На первых! взгляд положение казалось безнадежным, но постепенно как-то все утряслось. Анджей опустил ранец на пол в коридоре. Вокруг теснились пассажиры, тоже едущие до самой Варшавы.
Поезд долго стоял. Наконец все-таки двинулся. Кое-кто из пассажиров начал заговаривать с соседями. Но большинство были молчаливы и не расположены к знакомству. Ведь не знаешь, с кем имеешь дело. Бабы то и дело испуганно поглядывали на свои мешки, загромоздившие полки, мужчины, которых было гораздо меньше, закурили и, прося друг у друга спички, настороженно присматривались к соседям.
Ехали, однако, недолго. Через несколько километров поезд начал замедлять ход.
— Что случилось? — встревожилась какая-то баба.
— Не бойтесь, пани, это Голомб, — успокоил ее мужчина, сидевший рядом.
И вдруг пронесся крик:
— О боже, жандармы!
Поезд затормозил и остановился. Вдоль всего перрона вытянулась цепь жандармов. Они стояли неподвижно и молча, но все уже было понятно. Перепуганные бабы начали выкидывать мешки из окон прямо на рельсы. Поезд наполнился воплями.
Несколько жандармов вошли в вагоны. Всем приказали выйти на перрон, оставив вещи — мешки и корзины, сундуки и чемоданы — на месте.
Надев ранец на плечи, Анджей вышел вслед за другими. Жандарм свирепо накинулся на него:
— А ранец, ранец! — крикнул он.
— Это мои личные вещи, — ответил Анджей по-немецки. Жандарм смягчился.
— Ну-ка, покажи.
Анджей развязал рюкзак, жандарм проверил — действительно, только личные вещи. Он взял себе маленькое круглое зеркальце и при этом даже улыбнулся Анджею.
— Бриться, бриться, — пояснил он по-польски.
Анджей пожал плечами.
Не встретив должного понимания, жандарм снова стал грозным:
— Haben sie einen Ausweis? [12]
Анджей показал свои бумаги. Все было в полном порядке.
— Ну, пошел на место! — крикнул солдат и так толкнул Анджея, что тот пошатнулся.
Пассажиры выстроились вдоль поезда — между вагонами и шеренгой немцев. Бабы с немым отчаянием смотрели, как жандармы выносили из вагонов их мешки и складывали в кучи. Действительно, мешков было много.
12
Пропуск есть? (нем.)
Никто не плакал, только слышались иногда ругательства. И в ответ окрики:
— Ruhig! [13]
Анджей смотрел на людей — они стояли спокойно, хоть и заметно было, что они с трудом сдерживают ярость. Выстроились в ряд, плотно прижавшись друг к другу, — едущих было много.
Вдруг он увидел в нескольких десятках шагов от себя знакомое лицо. Непокрытая голова Марыси выделялась среди ярких и линялых бабьих платков. Актриса стояла без пальто, она озябла и была очень бледна. Губы ее посинели.
13
Смирно! (нем.)
Анджей хотел подойти к ней, но жандарм, стоящий за его спиной, повторил:
— Ruhig!
Пришлось ждать, пока кончится осмотр.
Обыск продолжался больше часа. Наконец был отдан приказ:
— Alles steigen! [14]
Однако многие уже не стремились в поезд — ехать было незачем. Какая-то баба из груды вещей на перроне вытаскивала свой мешок, спокойно объясняя взбешенному жандарму, что «там ничего нет». К удивлению Анджея, она все-таки втащила мешок в вагон. Анджей пробрался к Марысе.
14
Всем садиться! (нем.)
— У меня в ранце есть еще один свитер, сейчас достану.
В вагонах теперь стало свободнее. Марыся прижалась к Анджею. Она вся дрожала, зубы у нее стучали.
Чтобы снять ранец, Анджей слегка потеснил ворчащих соседей, достал свитер и помог Марысе надеть его.
— Теперь ты согреешься, — сказал он.
Поезд медленно тронулся.
Они стояли рядом и молчали. О чем они могли говорить? Анджею казалось, что каждое слово сейчас было бы лишним. Но Марыся, видимо, думала иначе.
— Куда ты тогда исчез? — спросила она.
Анджей пожал плечами.
— Надо было ехать, возвращаться в Варшаву.
— Антония тебе не удалось уговорить?
— Даже если бы и удалось… — сказал Анджей.
— То что? — спросила Марыся. — Что тогда?
— Ты ничего не знаешь?
— Ничего. Мы с Анелей удрали. Спрятались в чулане. Я успела только схватить свой мешок. Потом через парк…
— А где Анеля?
— Она осталась. Побежала в деревню.
— А потом?
Марыся прикрыла глаза.
— Там стреляли, — прошептала она.
— Еще бы! Он успел донести! — сказал Анджей, чувствуя, что в его словах слышна фальшь.
Марыся пристально взглянула на него.
— Ты думаешь? — спросила она едва слышно.
— Этот, твой… — сказал Анджей.
— Ты похож на него.
— Перестань, — угрожающе сказал Анджей и сжал ее руку. — Перестань, слышишь?
— Какой ты нервный, — спокойно сказала Марыся и высвободила руку.
Анджей видел, как она постепенно приходила в себя, как к ней возвращалась уверенность. Пригладила волосы, обтянула по фигуре свитер. Затем вытащила из мешка какой-то шерстяной шарфик и повязала на шею. Теперь у нее был совсем приличный вид, и Анджей снова подумал о том, что Марыся все-таки очень красива. Кое-кто из пассажиров окинул ее любопытным взглядом.
Поезд полз медленно, задерживаясь на станциях. Время перевалило за полдень. Хотя на остановках людей прибывало, но прежней давки не было, а вокруг Анджея и Марыси стало даже совсем просторно. Теперь можно было разговаривать свободнее, но они больше не возвращались к вчерашним событиям. Марыся заметно избегала упоминать о Кристине.
— Как идут дела в твоей кофейне? — спросил Анджей.
— Так себе. Впрочем, на жизнь хватает. Еще несколько актрис из театра подают у меня. Дело в общем идет. Живу в чудесной комнатке — прямо над кофейней. Это очень важное обстоятельство — комната так расположена, что о ней почти никто не знает.