И тысячу лет спустя. Ладожская княжна
Шрифт:
Доктор сначала слушал внимательно, с каменным лицом, а к середине речи вдруг начал ерзать в кресле, хмуриться, громко глотать, чесать нос.
— У вас… есть ее фотографии? — вдруг спросил мужчина, и Марна округлила глаза. Неужели Марк не блефовал? Неужели он говорил правду?
— Да, секунду.
Аристов вытащил телефон из заднего кармана, открыл фотогалерею, и доктор чуть нагнулся через стол, чтобы видеть все.
— Смотрите, это моя жертва. Красавица, двадцать пять лет. Пропала весной этого года, утонув в реке. А это… фотография 1996 года, где она сидит в компании своих друзей, которые вот-вот погибнут в пожаре.
—
— Да, а это тело, которое выкопали этой же весной. Как вы думаете, кому оно принадлежит?
Врач долго смотрел на фотографию, затем снял очки, протер их платочком, что лежал в ящике стола, прочистил горло, надел очки, снова поправил их.
— Вы ведь пришли из-за нее, верно? А не на прием.
— Значит, вы верите мне?..
— Я…
Доктор вдруг встал из-за стола и отправился к длинному книжному стеллажу, где также хранил все документы и личные папки своих пациентов.
— Я обычно не храню такие документы слишком долго, но та женщина запомнилась мне надолго. Я не знал, какой диагноз ей поставить. Долго мучился, а когда сообщил ей о шизофрении, она исчезла, и я винил себя. Только спустя долгие годы я понял, что это был самый обычный ПТСР.
— ПТСР? Что это?
— Посттравматическое стрессовое расстройство, — объяснила Марта Аристову на ухо.
— Как у военных?
— Да, — доктор вернулся за стол с тоненькой папкой. Вероятно, Марна не была постоянной пациенткой и сбежала довольно быстро. — Эта женщина страдала галлюцинациями. Она говорила о том, что родила ребенка от человека, который… изнасиловал ее.
— Это… вы уверены? — Марк и сам побледнел. — Этого не может быть. Насколько я знаю, она вышла замуж и…
— Я лишь говорю вам то, что она говорила мне, — психиатр открыл папочку и сдул пылинки с листков. — Вот… я здесь пишу: слышит голоса, видит галлюцинации — все это мужчина, который подверг ее изнасилованию. И быть может, я бы и поставил ей затем ПТСР, но она попыталась намекнуть мне, что… не принадлежит нашему времени и не может вернуться домой. Я спросил ее: ваш насильник умер? А она мне ответила: и нет, и да. Я спросил: что это значит? А она ответила: он умер больше тысячи лет тому назад, но все еще жив, потому что я едва родила от него.
Марта теребила рукава своего платья ногтями до тех пор, пока не сломала один. Ее глаза начали наполняться слезами.
— Вы же понимаете, мистер Аристов, что путешествий во времени не существует? — продолжал доктор. — Но вас ввели в заблуждение. Вероятно, эта больная женщина так сильно верила в это сама, что убедила остальных.
— А фотографии? А тело?
— Это могут быть фальсификации или просто еще один очень похожий человек. Вероятно, изнасилование так сильно травмировало женщину, что она предпочла уйти в иллюзорный мир. Ведь быть изнасилованной воином из прошлого звучит гораздо романтичнее, чем быть изнасилованной каким-нибудь ирландским наркоманом или бездомным. Значит, она умерла?
— Она была убита, товарищ доктор, — Аристов начал вставать из-за стола, прощаясь.
— Бьюсь об заклад, это сделал тот же самый маньяк.
— Да, наверное, так, — равнодушно вздохнул Марк и позвал Марту за собой. — Спасибо вам. До свидания.
Всю дорогу от клиники до особняка Марта и Марк шли молча. Она боялась спрашивать его о чем-либо, боялась узнать еще больше и не вынести
— Я собираюсь поехать в Россию, — в тот день день Аристов признался Марине. — Я больше не могу работать так на износ, нам нужны деньги. Я знаю, ты не доверяешь мне, хотя мы уже и прожили вместе три месяца… ты можешь остаться здесь.
— Не могу, — вздохнула Марина. — Что если тебя не пустят обратно? — она подошла к Марку и обняла его. — Ты сегодня сам не свой. Что случилось?
— Повздорил с начальником, ничего больше.
— Поехали в Россию. Я согласна. Я верю тебе…
— Тогда я возьму билеты на следующую неделю, там кажется, было выгоднее…
— Я думаю, пришло время рассказать тебе все…
Марина позвала Аристова на диван и усадила рядом с собой.
— Чтобы ты знал, почему я на самом деле не убивала свою мать и почему ни в чем не виновата.
— Правда? Ты сможешь, наконец, рассказать? — глаза Марка блеснули.
— Да. Я готова.
Мои первые яркие воспоминания связаны с этим белым особняком. Я и впрямь считала всегда его своим домом, потому как моей матери позволили там жить и даже выделили отдельную спальню с двумя окнами, выходящими в сад, когда она устроилась к мистеру и миссис Ковалевым — такая фамилия у приемных родителей Мирославы. Мне было тогда около двух или трех. Я и не знаю, где мы жили прежде. Наверняка, места эти были не столь приятными, и даже жуткими, как моя мать, раз совсем не остались в моей памяти. Или же я была слишком мала. Со скольки лет вообще дети помнят себя и осознают?
Евгений, муж Ирины, всегда был в разъездах, а она развлекала себя частыми гостями, среди которых были и любовники, как я теперь понимаю, и потому маленькая Мира видела чаще мою мать, чем свою собственную. Когда же он возвращался, то часто пил и поднимал руку на Ирину, бывало, перепадало и Мире, и тогда моя мать вновь защищала ее.
Мы с Мирославой были одного возраста, и потому воспитывались вместе. Делили общие игрушки, и нас часто укладывали спать в одну кровать. Я считала ее своей сестрой, и Мира относилась ко мне также. Она любила меня. Но все менялось с каждым год в худшую сторону. Моя мать никогда не бранила Мирославу, но часто ставила меня в угол или лишала ужина за непослушание, которое было доступно Мире. Порой она оставляла меня совсем одну или вверяла своим коллегам из кулинарии, где подрабатывала в выходные, а сама закрывалась с Мирославой в кабинете или забирала ее на прогулки, где они пропадали часами.
Один день я помню действительно ясно, как будто если бы он был вчера. Мне было четыре. Родители Мирославы подарили ей первый фотоаппарат на день рождения, и Марна взяла ее на прогулку к замку короля Иоанна, чтобы сделать снимки. Она наряжала ее в лучшие платья и никак не могла выбрать подходящее, а я сидела на кровати, хлопала глазами и ждала, когда же придет и моя очередь. Но она не пришла.
— А я, мама? — пропищала я, слезая с кровати, когда они уже выходили из комнаты.
— Сегодня у Миры день рождения, Марина, — оправдалась мама, как обычно оправдываются, когда не чувствуют себя виноватыми и хотят поскорее отвязаться от назойливого дитя. — Не будь эгоисткой. Будет твой день рождения, тогда и ты будешь в центре внимания.