И тысячу лет спустя. Ладожская княжна
Шрифт:
— Я бы хотел назвать его Святославом, жена, — вдруг предложил Олег, красный от смущения. — Я знаю, мой отец не был лучшим отцом, но все же он был великим князем. Он умер недостойно по вине Ефанды, и потому заслуживает, чтобы имя его продолжало жить.
Марна немного подумала, а потом только кивнула головой. Какое дело ей теперь было до имени, если их сын не был дочерью?
— Достойное имя, — согласилась она. — Мне нравится.
— Да он же рыженький! Вы только гляньте на его пушок! — Глеб подошел чуть ближе и взглянул на своего племянника.
Иттан обняла Марну за талию, и все
— У него уже растет достойная ему невеста с черной косой, — добавила Иттан, намекая на свою дочь, на Тору.
— Но они же родственниками будут! — воскликнула княгиня, и все трое посмотрели на нее вопросительно. — Ах, ну да…
В тот день в крепости был устроен пир на широкую ногу, и все жители крепости танцевали и ели до упаду. Любава приглянулась Николке, и они уже второй час не отходили друг от друга, а после просили княгиню благославить их на брак.
— Что же, вот и ждите до сваточной недели, — Марна забавлялась над детьми, покачивая на руках маленького Святослава. — А пока работы слишком много в крепости.
На деле Марну смущала вовсе не работа, а возраст Любавы и Николки, им не было и пятнадцати.
Так Марна и жила всю зиму, а затем и весну, купаясь в любви своего мужа и своей любви к маленькому Святославу, который рос здоровым и улыбчивым. Княжеские дела затягивали Марну. Теперь, кроме того, что она была матерью, Марне приходилось решать дела своих подданных, судить их и решать их раздоры. Закончились постройки двух храмов, стоящих бок о бок, — христианского и языческого, и никто не смел опорочить их. Таков был наказ княгини — жить в мире и уважать богов, даже если были они чужими. Сама Марна ходила и в тот, в другой. И если в первом, в языческом, всегда толпились словене и собирались для важных разговоров, то во втором никого не бывало кроме нее самой и Димитрия.
— Райан был бы счастлив быть здесь, — как-то сказал Димитрий, когда она зашла к нему во время службы.
— Наверное, отчасти для него я и сделала это… но что теперь? Он женился на другой.
— Княгиня чувствует себя виноватой? — дружелюбно спросил монах. — Помолись, и станет легче.
— Я и не знаю, какому богу молиться и верую ли я вообще, — Марна поникла. — Хотя то, что произошло со мной, не может быть ничем иным, как проделкой кого-то свыше.
— О чем это ты?
Но Марна только отмахнулась, будто сказала глупость.
— Недавно ко мне стала приходить маленькая девочка, ее зовут Ольга, — поведал ей монах. — Она так прониклась моими рассказами о Господе, что просила крестить ее.
— Ольга?
— Маленькая девчушка, дочь старого рыбака и лодочника.
Марна не смогла сдержать улыбки. Она знала, кто такая была эта Ольга: будущая Игорева жена и первая христианка на Руси. Марне стало отрадно, что именно с порога ее храма и начнется эта история.
— А что же твой сын, княгиня? Будет он христианином или язычником?
— То решать не мне, Димитрий. Да и сам ты знаешь, что если я крещу своего сына, навлеку на себя гнев всей Ладоги и всего Новгорода. Мне бы еще выжить после постройки этого храма. Коли будут здесь гости издалека — ты молчи о том, что это христианский храм, и запирай
— Право, ко мне иногда ходит сам князь Олег, — продолжал осторожно хвастаться Димитрий.
— Неужели?
Димитрий сложил руки замком на своем монашеском платье.
— Он хочет знать больше и задает много вопросов, я ему и отвечаю. Только это наш с ним секрет. Ты ему сказала, что славяне станут христианами, вот и ходит, спрашивает.
Марна вдруг подошла к Димитрию и обняла его.
— Вы мне стали почти отцом, не просто учителем. Прошу, не покидайте меня так скоро. Я знаю, скоро придут паводки, и воды Волхова станут вскоре судоходными, и вы, наверное, захотите отправиться дальше. Прошу, дождитесь хотя бы Райана.
— Думаешь, он вернется, дитя мое? — Димитрий поцеловал княгиню в лоб.
— Я… я не знаю. Ну, а если нет — придется силой его сюда притащить. Кажется, он заигрался в свою свободу и перешел все границы.
— Я каждый день молюсь о скором его возвращении. А твой язык стал безупречным! Смотри-ка!
— Пытаетесь меня подбодрить?
— Ну-ну, дитя… Весна пришла. И Райан скоро придет.
На том они и попрощались. Марна вышла на крышу крепости, чтобы подышать и полюбоваться звездным весенним небом. Такого неба она никогда не видела в своем мире. Огни домов и уличные фонари мешали тому. А затем и наступил рассвет. Марна, укутавшись в легкую шубку поглубже, сидела на краю крыши, болтая ногами.
— И будет у тебя двое детей от разных мужчин… — вторила она себе. — Но как же так? Неужели это и есть Райан?.. Разве может быть такое? Разве не уничтожит это нас всех? Где же ты, проклятый Рузи Кара, когда так нужен? Почему я родила Святослава, а не Марину?
Тогда девушка отправилась на другую сторону крыши — вид с нее открывался на лесную чащу. За несколькими полосами хвойных деревьев и берез она, наконец, заметила движение. Темное пятно зиг-загами пробиралось сквозь кустарники, в сторону опушки. Сердце Марны пропустило удар, когда она узнала любимый полухвостик. Бруни следовал за кем-то. Тогда ее взгляд проскользнул чуть дальше. Человек. Судя по изредка сверкающему от солнечного света мечу за спиной — мужчина, но уж точно не Олег или Глеб. Это не их походка, а походка Райана могла и измениться за тот год, который он, должно быть, провел, становясь воином. Марна тут же бросилась в крепостную кухню, стащила нож из-под носа старушки, что разделывала петуха, и упрятала лезвие в сапог.
— Неужели это ты? — подумала Марна в надежде, что это мог быть сам Райан. А если это был Рузи Кара, это бы тоже было неплохо. Он, наконец, ответит на все ее вопросы.
Марна не знала, куда бежать и где именно находилась опушка, так как никогда не выходила за пределы Ладоги так далеко, и уж тем более не оставалась в ладожском лесу одна за исключением своего первого дня здесь. Олег, узнав о ее самовольстве, разгневается, но нет времени сообщать ему. Бруни может быть в опасности. А, может быть, это все же Райан, и уж тем более Олег не должен знать о том. И что она скажет Райану? Райану, что пришел за девушкой, которая теперь не просто чужая жена? А он, ставший чужим мужем, что скажет ей?