I wanna see you be brave
Шрифт:
Ещё одна сыворотка? Как долго у эрудитов созревал этот план, если за всё то время они успели не только выполнить заказ лихачей на сыворотку парализации, но и сделать ещё одну?
«Брось, Джессика», — сказал бы Стайлз. — «Обе сыворотки наверняка имеют похожие формулы, просто одна парализует те участки нервной системы, что отвечают за работу мышц, а другая — за работу сознания или памяти».
Его голос в моей голове звучит автоматически, я даже не успеваю сообразить, что это чужие мысли, не мои.
— Стайлз не успел спастись от сыворотки? — уточняю я.
Дэнни снова кивает, что значит — он жив, но теперь он на стороне врага. Наверняка,
— Ты не голодна? — Дэнни вытаскивает из кармана помятый кусок белого хлеба.
Я тяжело выдыхаю. В этом хлебе есть то, что позволит мне успокоиться и уснуть без сновидений, а иначе парень бы мне его не предложил. Он понимает, что это единственное, что мне сейчас поможет. И я тоже. Потому и не отказываюсь. Хлеб мягкий, и в каждом его кусочке помимо специального ингредиента товарищей чувствуются все шестнадцать лет жизни, которую я когда-то считала своей.
Когда мы подходим к зданию, из окон которого льётся смех, моё тело устало облокачивается на плечо Дэнни, потому что ноги оказываются больше не способны его нести. Я смеюсь и говорю, что дальше ему придётся тащить меня на руках. А затем закрываю глаза.
Просыпаюсь я совершенно в другом настроении; меня словно подменили. Ночью мне действительно ничего не снилось, но открыв глаза, я понимаю, что плакала. Сажусь в кровати, накрываю лицо ладонями и долго выдыхаю, словно задерживала дыхание как минимум полночи. Мне уже легче, но не настолько, чтобы забыть всё, что произошло. На тумбочке возле кровати лежат махровое полотенце, свежая красная рубашка и жёлтые шорты. Под ними нахожу свой пистолет — привет от Дэнни. Другие товарищи навряд ли одобрили оружие в своём доме.
Встаю, скидываю с себя чёрную одежду Лихости, которая пахнет потом, пылью и кровью и со злостью заталкиваю её в мусорную корзину в углу комнаты. Оборачиваюсь в полотенце, хватаю чистую одежду и бреду к женской душевой.
Прямо по коридору до лестницы. Два этажа вниз. Вторая дверь слева. Наверное, я никогда не смогу забыть маршруты, проложенные внутри родного дома.
В отличие от Ямы лихачей, где все стены, как и пол, состоят из камня, дома Товарищества сделаны из тёмного дерева. В ванной комнате никого нет, поэтому я оставляю полотенце и одежду на подоконнике и встаю под одним из душевых кранов. Вода здесь работает только по пять минут на человека, и она холодная, но этого хватает, чтобы помыться и привести мысли в порядок. Я избавляюсь от повязки на руке. Отек спал, да и боли я уже не чувствую. Чем бы Натали не смазала мою руку, это определённо помогло. Когда вода попадает на раны на коленях, приходится поджимать губы, чтобы не пискнуть — там всё не так радужно. Затем одеваюсь в одежду тех цветов, от которых давно отвыкла, стягиваю волосы в высокий хвост, прячу пистолет в привычное место за ремнём штанов и бреду в сторону кафетерия. По пути мне встречаются люди в жёлтых и красных одеждах с улыбками на лицах и сиянием счастья в глазах. Многие из них мне знакомы: они тут же бросаются обниматься. Большинство говорят, что я изменилась, на что я лишь пожимаю плечами.
В кафетерии достаточно народа, чтобы я зашла и осталась незамеченной. Сканирую взглядом всё помещение и нахожу за одним столом Лидию, Скотта, Зика и Четыре. Собираюсь было присоединиться к ним, но вдруг кто-то хватает меня за руку. Лу.
— Привет, — произносит мужчина и улыбается как-то скомкано.
Его взгляд бегает поверх моей головы, осматривая
— Всё в порядке? — спрашиваю я, внимательно вглядываясь в его лицо.
Лу кивает. Он держит поднос в одной руке. На нём яблоко, овощи и хлеб. Я улавливаю запах еды, и в животе предательски урчит.
— Ты выглядишь растерянным, — добавляю я.
Только сейчас замечаю, что на нём белая футболка правдолюба и красные свободные штаны товарища. Его волосы повязаны в маленький хвост, лицо обрамляют выбившиеся пряди. Лу нельзя назвать красивым, но есть в нём что-то цепляющее.
Мы не договаривались, что будем обращаться на «ты». То, что случилось вчера, сделало это за нас.
— Вчера поговорил с твоим отцом. Сожалею насчёт брата, — глаза Лу останавливаются на мне.
Я поджимаю губы.
— Он не мёртв, — отчеканиваю.
— В нашей ситуации остаться на стороне врага ничуть не лучше.
— Ты не прав, — я качаю головой.
Но это, скорее, я не права.
Когда я наконец присоединяюсь к ребятам, за столом тут же повисает молчание. Я тоже ничего не говорю. Беру со своего подноса сэндвич и молча жую, совершенно не чувствуя вкуса. Спустя некоторое время Зик не выдерживает:
— Мы сделали всё, что смогли, Вдова, — парень с грохотом роняет яблоко на стол и разворачивается ко мне всем корпусом. — Я клянусь тебе! Всё произошло слишком быстро… Раздался взрыв, многие пошли проверить, что случилось, но мы времени зря не теряли и быстро собрали всех, включая Стайлза. Кое-кого не было на месте, и он…
— Меня, — подаёт голос Лидия. Я перевожу на неё взгляд. — Меня не было на месте. Я попросила Эллисон потренироваться со мной в метании ножей. Мы были в зале и не слышали взрыва. Стайлз прибежал, чтобы предупредить нас… Он вывел меня и Эллисон в коридор Ямы, где уже вовсю бушевала толпа.
— Сыворотка парализации оказалась не единственным оружием Эрика и Макса, — подключается Четыре. — Есть ещё одна, тоже активируется с помощью бомбы, только белого цвета и действует на ту часть мозга, что отвечает за сознание. Человек превращается в зомби, которому легко внушить что-либо. Он словно находится в симуляции…
— Да, — подтверждает Лидия. Она натягивает рукава своего чёрного свитера на ладони и принимается растирать их между собой, словно страшно замёрзла. — Стайлз прикрывал нас всю дорогу. Довёл до тех, кто уже был у тайного выхода, а затем побежал помогать остальным. Я кричала ему, что нет времени… Все кричали. Но он убежал вместе с Уиллом. Дерек отправился следом, сказал, что вернёт их… А затем раздался второй взрыв… У нас не было другого выхода — зелёный туман заволок всё вокруг…
Девушка всхлипывает. Скотт, сидящий рядом, обнимает её за плечи, и она тут же утыкается носом ему в грудь. Я медленно перевожу взгляд в свою тарелку и молча дожёвываю завтрак.
— Вдова, — зовёт Четыре.
Они все ждут моей реакции — ждут того, что я скажу им: «Да, вы правы, у вас не было другого выбора! Одна жизнь не стоит десятка!». Ждут того, что я вымученно улыбнусь и заверю, что всецело одобряю их решение. Но вместо этого во мне бешеным и бурным потоком вскипает лава, готовая обрушиться на тех, кого я считала друзьями. Они спаслись сами и спасли тех, кто им дорог, но не спасли единственного человека, ответственность за которого я им поручила. Я просто не смогу простить им это, даже если когда-нибудь захочу.