Игра на двоих
Шрифт:
Лед между ними тает — не настолько, чтобы их игра в любовь стала удовлетворительно-правдоподобной, но чтобы каждый нашел опору и поддержку в другом. Нам всем нужна помощь и кто-то, кто эту помощь окажет. Я ищу спасение во мраке души Хеймитча, Китнисс — в свете, излучаемом добротой и открытостью Пита. Почему бы и нет.
— Как ты сам справляешься? — тихо спрашиваю Мелларка, пока он и его напарница ждут выхода на сцену.
— Никак, — невесело улыбается он. — Я не справляюсь. Пытаюсь выплыть, барахтаюсь на поверхности, ловлю волну, чтобы она вынесла меня на берег, и все равно не могу добраться даже до мелководья.
Не
Толпа сходит с ума. Ее не остановить. Я замечаю, как мрачнеет Хеймитч после выступления наших подопечных в Дистрикте-3. Стоит поезду тронуться, а нам собраться в столовой в ожидании ужина, и ментор не выдерживает.
— Сноу за нами следит. Намного пристальнее, чем пока вы были в Двенадцатом. Если он хочет, чтобы вы успокоили Дистрикты, поверьте, он недоволен. Вы не то что не влюбленные, а как будто шахтерскую инструкцию читаете.
— Сам бы почитал, что пишет Эффи, — беззлобно огрызается Пит.
— Это ты скажи старику Сноу, когда увидишь его — напомни-ка мне, когда? — через два дня! — рявкает напарник.
— Ну предложи что-нибудь, — пожимает плечами парень.
Однако самое дельное, хоть и неожиданное, предложение выдвигает Китнисс, которая во время наших последних дискуссий все больше отмалчивалась и лишь покорно кивала на каждое указание, что давали я и Хеймитч.
— Мы можем пожениться.
— Очень смешно!
— Я не шучу. Сам же сказал: этот поезд — вся наша жизнь. Рано или поздно это произойдет. Лучше сразу.
Тон, которым она говорит все это, больше похож на просьбу заключенного казнить его быстро и без боли. Поверив, что Эвердин говорит серьезно, ментор откидывается на спинку дивана и громко смеется:
— Эффект, конечно, будет мощный. Сильнее, чем от ваших речей.
Мелларк кивает, выражая согласие, и уходит, не сказав ни слова никому, даже своей невесте.
Цезарь пищит от восторга, зрители рыдают от счастья: Пит только сделал Китнисс предложение в прямом эфире, на глазах у всего Панема. Девушка краснеет от смущения и нетерпеливым жестом протягивает парню руку, чтобы тот поскорее надел ей на палец кольцо. Тонкий золотой ободок сверкает солнцем в свете софитов, а крупный бриллиант идеальной формы и огранки переливается всеми цветами радуги.
Праздник года. Чествование Победителей и празднование их неожиданно-долгожданной помолвки. Тур, начавшийся в долинах Дистрикта-12 находит свое завершение в Президентском Дворце в Капитолии. Эффи выстраивает нас цепочкой и раздает последние указания. Сначала идет она — вся такая нарядная, в пышном платье и с неувядающей улыбкой на разукрашенном лице. Командир нашей маленькой армии. Следом — Китнисс и Пит. Она в роскошном платье, стилизованном под оперение птицы, он — в солидном черном смокинге с пуговицами из чистого золота. Девушке — быть вежливой и не уничтожать взглядом каждого встречного капитолийца. Парню — держать невесту за руку и целовать ее, как только появятся камеры. Замыкаем шествие я и Хеймитч. Ему следует отвечать на самые глупые вопросы самых назойливых журналистов, мне — выбирать «сливки сливок» капитолийского общества и знакомить с ними Победителей.
Новые знакомства, старые друзья. Приятная беседа,
— Хочу тебя кое с кем познакомить, — шепчет он, пока мы пробираемся в толпе гостей в противоположный конец зала.
— Еще один старый друг?
— Вроде того. На первый взгляд ничем не примечательная личность, но если взглянуть глубже, увидишь что-то интересное, — ухмыляется напарник.
Невысокий плотный мужчина с едва заметной проседью на висках уже ждет нас. Губы-ниточки растянуты в приветливой улыбке.
— Знакомься, Эрика. Плутарх Хевенсби, новый Главный Распорядитель Голодных Игр.
Мы раскланиваемся, и он приглашает меня на танец. Выходим на середину зала и присоединяемся к другим танцующим парам. Обернувшись, ловлю взгляд Хеймитча. В нем отражается такая гамма эмоций, что на какое-то мгновение мне становится страшно и я едва заметно качаю головой. Не надо, Хейм. Вдруг кто-нибудь заметит? У нас и так хватает проблем, зачем самим подставляться под удар? Эбернети понимает мой страх и, кивнув, неохотно отворачивается.
Хевенсби не замечает ничего и никого вокруг. Его тяжелая рука сдавливает мое плечо. Он ненамного выше меня, но я отчего-то кажусь самой себе крошечной по сравнению с ним. Мы мило разговариваем на отвлеченные темы. Мужчина припоминает, как увидел меня впервые на показе навыков перед Играми. «Вы застали нас врасплох, мисс Роу», — лукаво улыбается он. «Я не в имела в виду ничего особенного», — спокойно отвечаю я. — «Если вас так испугало простое число, это ваши проблемы. Возможно, вы видите в нем нечто иное». Хевенсби смеется. Наклонившись ко мне в очередном повороте, шепчет «Возможно, однажды я даже покажу вам, что именно вижу в нем». Это настораживает. Что он сделает? Сотрет меня с лица Земли так же, как Сноу — Дистрикт-13?
— Так почему вы здесь?
— У меня обязательно должна быть причина?
— Она есть у каждого, кто впускает в свою жизнь Голодные Игры.
— И в чем же ваша?
— Сначала вы, — несмотря на серьезный разговор, из горла вырывается смех.
Мы спорим ни о чем, и это забавно.
— А я доброволец. Как Китнисс Эвердин.
— Значит, у вас еще больше причин быть здесь.
— Может, и так.
Между нами повисает молчание. Мы продолжаем двигаться в такт музыке, но ни говорим друг другу ни слова. Я раздумываю над его словами, он все так же улыбается и пристально смотрит мне в глаза, словно старается передать какую-то мысль, которую нельзя высказать вслух.
— Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему Хеймитч решил познакомить вас со мной? Вы больше не участник Игр и уж точно не тот ментор, который будет умолять Распорядителя не убивать его трибута, так что наши пути вряд ли пересекутся.
Я поднимаю на него вопросительный взгляд. И правда, слишком много «почему» для одного вечера. Плутарх чуть прижимает меня к себе. Я уже готова оттолкнуть его, как он начинает говорить. И смысл его слов обжигает ничуть не меньше горячего дыхания.
— Вы спросили меня о причинах, но не поинтересовались моей целью. Я говорю всем, что хочу, чтобы Игры что-то значили, когда на самом деле стремлюсь лишить их всякого смысла.