Игра на двоих
Шрифт:
Не выдержав в прямом смысле слова сногсшибательных ароматов подземелья, мы надеваем маски. Под ногами хлюпают лужи. Защитные костюмы не спасают от промозглого холода. Проход очень узкий, и нам приходится идти друг за другом. Сзади меня — Хеймитч, впереди — Лео. Я смотрю парню в спину и мысли как-то сами собой текут в неправильном направлении. Знаю, он не любит, когда его жалеют, да и я как-то не расположена сочувствовать человеку капитолийского происхождения. И все же я до последнего надеялась, что Койн смягчится и позволит ему остаться в Штабе. После всего, что этот парень перенес, помогая Хеймитчу, отправить его на фронт было самым нечестным поступком по отношению к нему.
— Ты как? — спрашиваю очень тихо, на ходу тронув его за рукав костюма.
Лео слегка поворачивает голову. Даже во мраке подземелья, даже сквозь маску я вижу, как сияют его
— Я в порядке, — улыбается он.
Я смотрю на него и вспоминаю наши общие тренировки. На первый взгляд слабый и изнеженный, капитолиец оказался неплохо подготовлен к огромным физическим нагрузкам и выживанию в полевых условиях. Пусть у него не все получалось с первого раза, но он не отступал, пока не преодолевал себя и не становился одним из лучших в команде. Парень замечал мой удивленный взгляд и, смеясь, говорил, что я вечно недооцениваю его.
— Шпионы тоже кое-что умеют, — пояснял он с загадочной улыбкой на губах.
Никто не вырастал в моих глазах так быстро, как это сделал Лео. К привлекательной внешности и острому уму добавились сила, выносливость, упорство и еще целый список достоинств. Не человек, а подарок. Повезло, что он на нашей стороне. Пока мы были в Тринадцатом, я не переставала задаваться вопросом, есть ли у него хотя бы один недостаток? Здесь, в Капитолии, я наконец получаю ответ на свой вопрос. Он тоже неидеален. Ко всему, что происходит в его жизни и в окружающем мире, капитолиец относится как к детской игре, как к увлекательному приключению. Слишком легко, слишком несерьезно, слишком поверхностно. А потому парень не придает должного значения укусу крысы, на поверку оказавшейся ядовитым мутантом. Его удается спасти, но после этого случая мы понимаем, что нужно держаться настороже.
Настоящие проблемы начинаются примерно через сутки после того, как мы спускаемся в шахту. Ловушек здесь нет, зато есть переродки. Канализация так и кишит обитателями всех форм и размеров. И если на окраине они мелкие, не слишком агрессивные и напоминают скорее обычных животных и насекомых, то по мере приближения к центру стаи становятся полчищами, а звери превращаются в чудовищ, которых не прогонишь, бросив в их сторону камень или просто пнув ботинком. Каждый вид занимает определенную зону, как сектор часов на Квартальной Бойне, и не рискует соваться на чужую территорию. Чтобы не подвергать опасности жизни местных работников и, соответственно, работу всей подземной системы, переродков запрограммировали выползать из своих нор только по ночам. Однако для нас это вовсе не означает возможность переждать налет в каком-нибудь укромном уголке: мутанты с их обостренным обонянием чувствуют посторонний запах и ими движет непреодолимое желание растерзать забредших на их территорию чужаков. Джексон велит съемочной группе бросить камеры, а нам — отдать им наши дополнительные автоматы, оставив себе только основное оружие. Все четверо выглядят растерянными и напуганными, но у нас нет времени на страх. Кто-то предлагает подняться наверх, в Транзит, но Поллукс мотает головой: там ловушки, у нас нет Голо, а сам он знает первый подземный уровень не так хорошо, как второй. И нам не остается ничего, кроме как спать днем, а по ночам бегать за нашим проводником по хитросплетениям лабиринта, отбиваясь от переродков. Стрелять в темноте особенно страшно: как знать, вдруг у тебя на мушке не враг, а друг, по неосторожности попавший на линию твоего огня?
В голову закрадывается предательская мысль о том, что каждый, кроме нас с Хеймитчем, теперь сам за себя. Сойки нет, гибнуть в благо лидера революции больше не надо, и это развязывает всем руки. Но я ошибаюсь: за время, что отряд четыре-пять-один провел вместе, деля выпавшие испытания на всех поровну, мы стали чем-то большим, чем просто союзниками. Во время очередного отступления Джексон добровольно прикрывает наши спины и расплачивается за свою самоотверженность жизнью, которая заканчивается в длинной пасти ядовито-зеленого крокодила, передвигающегося на задних лапах. Громадная красноглазая крыса утаскивает Финника, когда тот на секунду отвлекается, чтобы помочь Джоанне выбраться из коллектора. Девушка готова броситься обратно в зловонное болото и плыть за Одэйром, но я и Хеймитч хватаем ее за руки и тащим прочь из комнаты. На следующем привале наступает моя очередь дежурить, и я слышу, как она, забившись в самый дальний угол, оплакивает свою потерю. Поймав взгляд покрасневших глаз, моментально понимаю, почему Мейсон не пришла на свадьбу Финника и Энни. Она врала всем вокруг, утверждая, что все ее близкие мертвы. Один человек в жизни девушки все же был,
Несколько ночей спустя мы выходим на перекресток и видим, что попали в ловушку: со всех сторон к нам подбираются мутанты. Они выползают отовсюду: из каждой трубы, из каждого угла. Чья-то мохнатая лапа высовывается из воды и цепляет меня за ботинок. Я хватаюсь за скользкую ржавую перекладину за спиной, чтобы не упасть, и достаю из-за пояса нож. Одного удара чудовищу оказывается недостаточно. Остальные все ближе. Шипят, плюются ядом. В этот момент всем становится понятно, что пора отправляться наверх, в Транзит. Той перекладиной оказывается ступенька лестницы. Мы группируемся вокруг нее: один поднимается наверх, другие его прикрывают. Опасаясь, что Пит снова сорвется, пропускаем его первым. Кастор гибнет, спасая брата из когтей дикой кошки. Крессиде и Мессале едва удается затолкать Поллукса в люк. Хеймитч кричит, чтобы я уходила, а сам вместе с Рубакой продолжает отстреливаться от стаи рычащих собак. Лео по пояс ныряет в узкое отверстие и протягивает мне обе руки, помогая выбраться. Я стою на коленях возле люка. Ничего не видно: тусклого света Транзита недостаточно. Уши разрывают крики и вой. Секунда тянется как час, а минута почти равна вечности. Я уже готова прыгнуть обратно в шахту, как вдруг появляется Хеймитч. Мы так близко, что чуть не сталкиваемся. Его трясет; мертвенно-бледное лицо напоминает мраморную маску. Лео вытаскивает готового потерять сознание ментора на поверхность. Я обнимаю мужчину за плечи.
— Хейм, что случилось? Где Рубака?
В его бегающем взгляде плещется страх.
— Закрывайте люк. Он не придет.
Лишь много дней спустя, когда образы той ночи слегка померкнут в памяти мужчины, он расскажет мне, что произошло. Один из переродков бросился на ментора, когда тот повернулся к лестнице, чтобы подняться к нам. Чудовище уже раскрыло пасть, чтобы вцепиться мужчине в шею, но Рубака бросился ему наперерез и закрыл старого друга собой. Собаки растерзали его тело на части у Хеймитча на глазах.
Лео рывком поднимает напарника на ноги.
— Надо идти. Готов?
Тот кивает и, пошатнувшись, делает несколько шагов вперед. Я поднимаю с пола винтовку и вкладываю ее в чуть дрожащие руки ментора. Очнувшись, он сжимает автомат и оглядывается по сторонам. То же делаем и мы. Нас окружают вымощенные плиткой улицы, совсем как наверху, окаймленные кирпичными стенами вместо домов. На передышку нет ни минуты: уже день, ловушки вновь активировались и армия миротворцев поджидает остатки отряда четыре-пять-один за ближайшим углом. Наше время на свободу вышло: мы снова живы.
Никогда не думала, что люди могут так быстро бегать. Но иначе нельзя: у нас под ногами взрывается пол. Едва успеваешь переступить с одной плиты на другую, как та, что позади, разлетается в пыль. Огонь от взрывов плавит подошву ботинок, а ударная волна толкает вперед. Маскировочные пластины на стенах отъезжают в сторону, обнажая ряды пулеметов. Мы едва успеваем уворачиваться от летящих со всех сторон пуль, не говоря уже о том, чтобы стрелять в ответ. Видимо, приняв светящиеся круги на потолке за обычные капитолийские лампы, Мессала не обращает внимания на бьющий в пол луч и проходит сквозь него. Крессида застывает на месте с перекошенным от ужаса лицом, когда видит, что свет убивает парня, за доли секунды обратив его тело в прах. Я толкаю ее, приказывая бежать. Мы лавируем между ловушками, словно танцуем смертельно опасный танец. Поллукс оступается и расплата не заставляет себя ждать: парня заживо перемалывает мясорубка. Мы безучастно наблюдаем, как отряд четыре-пять-один теряет своих бойцов. Человеческие чувства придут позже. Если, конечно, останется хоть кто-то, способный их испытывать.
В какой-то момент Крессида говорит, что знает, где мы находимся. Пытаемся следовать за девушкой, но, встретив на своем пути очередную группу солдат, сбиваемся с пути. Не помню, как мы оказываемся в длинном коридоре; в памяти остается лишь ужас загнанного в западню зверя, ведь миротворцы стремительно приближаются к нам сразу с двух сторон. Часть из них попадает в ловушки, расставленные их же командиром Сноу, но оставшихся достаточно, чтобы справиться с нами. Хеймитч и Лео стреляют по лампам на стене, погружая коридор во мрак. Солдаты подходят все ближе, перекрывая нам все возможные пути отхода. Слева и справа — гладкие стены. Я протягиваю руку и чувствую равнодушный холод камня. Впереди и позади — миротворцы. Мы слышим их тяжелое дыхание. Сдаваться не имеет смысла: живыми мы не нужны никому. Еще секунда, и они откроют огонь. Это конец?