Игра на двоих
Шрифт:
А поцелуй все продолжается. Он долгий, горький и пьянящий. Каждый из нас чувствует в нем всю боль и отчаяние другого. Но кто сказал, что поцелуи должны быть сладкими?
========== Глава 23. Над пропастью вдвоем ==========
«Мне нужно больше». Стоит услышать последние слова Эрики, как внутри снова просыпается зверь, то самое чудовище, о котором я говорил ей прошлой ночью. Только его поведение несколько отличается от привычного бешенства, ненависти ко всем окружающим и жажды мести и крови. Он тихо поскуливает от обиды и разочарования. Слова девчонки задели за живое и его. В ту секунду мне кажется, что даже боль от удара была бы
«Мне нужно больше». Где-то на самом краю сознания промелькнула надежда на взаимность, на то, что Эрика готова вернуться не в мир живых, но ко мне, в мой мир. Однако мгновение спустя — за какие-то тысячные доли секунды — перед глазами успевают промелькнуть события последнего месяца — все, что мы пережили вместе, все, что я делал, чтобы вернуть ее. И я понимаю, что все было тщетно. Иногда мне казалось, что еще минута, и я увижу прежнюю Эрику, будто маска холодности и безразличия на ее лице начинает таять, приоткрывая знакомые черты — слегка нахмуренные брови, пылающий взгляд, насмешливую улыбку. Но в тот же миг девчонка снова уходила в себя, закрывалась в своих мыслях и воспоминаниях от всего мира и — что хуже — от меня. А я все продолжал судорожно, из последних сил искать для нее выход из западни, в которую она, пусть и не осознавая этого, сама себя загнала.
Я никогда не смогу забыть ее пустой взгляд, которым она наградила меня тем дождливым вечером. Прошлой ночью, в темном переулке, я своими глазами увидел, что с того момента ничего не изменилось. Девчонка так и не начала ценить собственную жизнь, так и не захотела бороться. Она ведь даже не сопротивлялась, когда тот парень напал на нее. Как только мне удалось справиться со своими противниками, я поспешил к ней, но что-то задержало меня на месте, заставило остановиться. По спине пробежал неприятный холодок, а разумом овладел страх, причиной которого было выражение лица Эрики. Покорное, равнодушное, обреченное. Это напугало меня еще сильнее, чем нож, приставленный к ее горлу.
Позже, когда ответом на мое предложение уйти служит безразличная усмешка на бледных, почти белых губах, я окончательно теряюсь. Детка, я же не собираюсь уходить. Я не смогу покинуть тебя — сколько раз можно повторять одно и то же?! Девчонка все еще не верит ни одному моему слову, и я не могу сдержать глухое раздражение, тревожно царапающее меня изнутри. Зверь снова начинает рычать. Я теряю контроль над нами обоими и позволяю чувствам взять верх над разумом. В этот поцелуй я вкладываю одновременно и все то, что чувствую к Эрике, и охватившие меня ощущения безысходности, отчаяния, разочарования и обиды. Наверное, поэтому мы оба чувствуем его неожиданно горький, отравленный вкус.
Но когда девчонка неуверенно отвечает и обнимает меня в ответ, зверь обнаруживает совершенно другую сущность, которая словно просыпается после долгих лет спячки. До этого он знал единственную страсть. Теперь же ему — как и мне — удается познать еще одну, противоположную первой. Охваченное беспокойством чудовище встряхивается, пытаясь сбросить неведомое ему чувство, обладающее ничуть не меньшей силой, чем привычная ненависть. Но вскоре подчиняется и преклоняется перед его властью, как несколько часов назад сделал я, встав на колени перед Эрикой. Теперь зверь успокаивается, сворачивается в клубок и начинает тихо, но довольно мурлыкать.
Мне не хватает воздуха, но я не останавливаюсь, лишь крепче прижимая к себе несопротивляющуюся девчонку. Я боюсь, что еще мгновение — и она ускользнет из моих объятий, из моей жизни и из всего мира, настолько невесомым и хрупким кажется ее тело. Будто настоящей Эрики уже давно здесь нет — лишь оболочка —, а я все не оставляю попыток задержать ее. Мне становится страшно — что случится, когда я наконец найду в себе силы разорвать поцелуй? Он заставляет
Я слышу еле слышный стон девчонки. Это отрезвляет меня; голос разума заглушает шепот сердца. Разрываю поцелуй и несколько минут не могу решиться взглянуть в глаза Эрике. Наконец наши взгляды встречаются. В ту же секунду меня охватывает ужас и болезненное осознание того, как много я успел натворить, потеряв контроль на какие-то секунды. Отшатнувшись, стремительно выхожу из комнаты, почти бегом спускаюсь по лестнице и вылетаю за дверь. На улице холодно: в воздухе чувствуется тонкий и свежий аромат приближающейся зимы. Но сейчас мне нет дела до температуры и крупных снежинок, срывающихся с иссиня-черного неба. Я быстрым шагом пересекаю границу, отделяющую Деревню Победителей от остального мира, и ухожу прямиком в ночь.
Обдумывая все, что случилось, с удивлением понимаю, что причина моего бегства заключается вовсе не в том, что я боюсь увидеть во взгляде Эрики все ту же ледяную безжизненную пустыню. На самом деле меня пугает мысль о том, чем мог закончиться тот — уже далекий от невинности — поцелуй, вспыхнувшие в нас обоих чувства, возникшие еще во время Игр, и то, к чему они приведут, если мы вновь потеряем над ними контроль. Сколько бы Генриетта ни казалась старше своих лет, сколько бы я ни считал ее взрослым, рассудительными и самостоятельным человеком и ни позволял себе смотреть на нее как девушку, она все равно остается подростком — юным, слегка неуравновешенным, неспособным предугадать последствия собственных поступков, руководствующимся больше чувствами и инстинктами, чем разумом и логикой. Она не готова. Еще слишком рано.
Но даже если отбросить в сторону нашу разницу в возрасте — в конце концов, я не собираюсь отступать и готов ждать столько, сколько потребуется, — остается еще одна проблема. С нашим положением нам не удастся долго сохранять отношения в тайне. Что сделает Капитолий, когда узнает о связи профи из Дистрикта-12 и ее бывшего ментора? Нет, президент Сноу не убьет нас, он придумает гораздо более страшное и мучительное наказание для меня и моей подопечной и развлечение для себя, своих министров и Капитолия, если не всего Панема. Я уже представляю, какую драму разыграют из наших отношений. Ни меня, ни девчонку больше ни на секунду не оставят в покое. Я смог бы пережить все это, смириться с постоянным вниманием со стороны журналистов и играми в кошки-мышки с Капитолием, но втягивать Эрику? Ни за что.
Решив отвлечься от безрадостных мыслей о возможном будущем, останавливаюсь и осматриваюсь по сторонам. Стоит мне осознать, где я, как меня разбирает громкий смех, который, правда, больше смахивает на смех сумасшедшего. Говорят, преступник всегда возвращается на место преступления. Вот и я проверил это утверждение на собственном опыте, машинально вернувшись туда, где я старался скрыть кровавые следы событий прошлой ночи.
Немногие из ныне живущих помнят об этом, однако когда-то вдоль Дистрикта протекала узкая, но глубокая река. Во время строительства городов жители решили построить канал, который проходил бы через всю его территорию. К настоящему моменту он успел приобрести не самую лучшую репутацию. Многие представители старшего поколения говорят, что на дне водоема покоятся тела многочисленных повстанцев, принимавшие активное участие в восстании Темных Времен. Некоторые считают, что канал до сих пор служит последним пристанищем нарушителей порядка и просто людей, неугодных миротворцам и Капитолию. Водоем продолжает существовать по сей день, однако теперь это грязное, заброшенное, а по ночам еще и довольно жуткое место, к которому боятся приближаться не только дети, но и взрослые.