Игрок
Шрифт:
Однако, если я сейчас сброшу вызов Веры, потом станет хуже…
— Доброе утро, — слышу в трубке. Черт, в тишине спальни ее голос кажется слишком громким, будто она сама здесь присутствует, и Жен напрягается всем телом. Ей даже спрашивать не надо, кто на линии.
— Доброе, — говорю прохладно. — По какому случаю столь ранний звонок? — Таков мой вежливый способ выразить собственное неодобрение.
— Извини, просто у меня через несколько часов самолет. Я сначала не хотела тебя тревожить, но думаю, что стоит обговорить некоторые вопросы без юристов. Лично, — напряженно выдавливает Вера. — Юридические формальности, — уточняет на всякий случай.
Это звучит так оправдательно, что даже неловко.
— Ты предлагаешь отвезти тебя в аэропорт?
— Именно, — с облегчением отвечает моя почти бывшая жена.
Мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что утренний секс и уютное валяние в постели накрылись медным тазом. К тому же Жен, заметив мой взгляд, коварно улыбается и сладко потягивается на кровати, отчего одеяло сползает до самой талии. Мыслить связно становится тяжелее, а прежде чем ответить Вере, приходится и вовсе откашляться.
— Во сколько твой самолет?
— В одиннадцать двадцать.
Я начинаю просчитывать в уме, сколько мне нужно времени на сборы. Посадка, регистрация, доехать до аэропорта, заморочки с парковкой, переходы по терминалам…
— А который терминал?
— Кирилл, подъезжай к половине девятого, — вздыхает она.
На часах семь пятнадцать. Вздыхаю и соглашаюсь на откровенно невыгодные для себя условия, а затем, в попытке урвать кусочек блаженства, все-таки хватаю в объятия Жен. Она почти не сопротивляется, от удовольствия зажмуривается и запрокидывает голову, подставляя под поцелуи шею. Ну как тут удержишься?
— То есть ты мне предлагаешь две минуты и на выход? — спрашивает Жен, намекая на весьма жесткие временные рамки.
— А есть предложения получше?
— Послать твою жену к черту.
— Если мы сегодня это перетерпим, она станет бывшей быстрее, — взываю я к голосу разума.
Меня немножко обижает, с каким энтузиазмом воспринимает Жен эту новость. Будто до сих пор не верит, что ради нее я готов бросить Веру. Хотя, наверное, стоило бы порадоваться серьезности ее намерений. Да, она не бежит прочь, но ведь обещаний тоже не давала…
— А я уж было подумала, что колечко выбросил, и на этом все.
— Ты ревнуешь? — спрашиваю, не в состоянии скрыть триумф в голосе.
— Еще бы! В больнице ты мне о ней не сказал!
— Точно… Мне так не хотелось объяснять, что где-то там, на другом конце света у меня есть супруга, которая так занята карьерой, что не находит времени справиться о моем самочувствии… — выгибаю бровь. — Я и Капранову о ней не сказал, и Павле этой вашей, и вообще…
— Капранова и «Павлу эту нашу» ты под наркозом не лапал!
— Может, лапал бы, попадись они под руку… — смеюсь.
И немедленно выясняется, что у Жен отлично получается отбиваться от неугодных… Чтобы ее утихомирить, приходится заломить руки за голову. И этим шутливый конфликт оказывается исчерпан, так как она сама обвивает ногами мою талию. Я не мог бы противиться такому призыву ни секунды. Вхожу в нее, и наслаждение простреливает все тело. В голове не остается ни одной мысли. Это чувство стоит всех грядущих неприятностей. Всех… И уж тем более опоздания на самолет одной небезызвестной особы.
Не думаю, что до этого дня хоть раз в жизни выходил из дома во вчерашней мятой рубашке. Но искать в шкафу что получше не было времени. Возможно, мне придется купить Вере билет на другой рейс, но лучше бы успеть, тем самым избежав уточнения причины проволочки.
— Прости, я поздно, — говорю с порога.
— Девять пятнадцать, Кирилл, я звонила тебе раза четыре, но ты не брал трубку… — а потом она замолкает и смотрит на меня огромными глазами. — Ты что, так и вышел на улицу? В легкой куртке?
А еще растрепанный, взъерошенный, сонный, с искусанным губами и в мятой рубашке. Оказывается, вот как выглядит абсолютно счастливый человек — совсем не то, что нам показывают в фильмах.
Вера, в отличие от меня, над своим внешним видом немало потрудилась. Очень старалась продемонстрировать, что ее жизнь не закончилась. Темно-красный брючный костюм (совершенно неподходящий для полета), уложенные волосы, парадный макияж… Ее ночь тоже была бессонной, но совсем по другой причине. Мне из-за этого неловко, но с другой стороны — она позвонила мне рано утром. На что рассчитывала? Если бы предупредила вчера, я бы хоть подготовился.
— Давай чемодан, — говорю. — Надо спешить.
Она садится в машину и раскладывает на коленях бумаги. Собирается обсуждать условия по дороге. Как минимум потому, что больше некогда… Ничего, у нас по пути достаточное количество пробок, чтобы вдоволь навоеваться.
Следить одновременно и за дорогой, и за собственными интересами оказывается непросто, и все, что не является важным, я просто отметаю к юристам. К счастью, мы еще в самом начале разговора решили вести честную игру. Да и обсуждать-то особо нечего, разве что ценные бумаги. Вопрос с недвижимостью, автомобилями и прочим имуществом решается без труда: все, что в Германии, отходит ей, а все, что в России — мне. Мы даже собственность уже разнесли по странам, осталось только документально заверить то, что нас больше ничто не связывает. А мы все за брак пытались цепляться…
По-настоящему меня волнует только один вопрос:
— Что ты хочешь за акции исследовательского центра?
— Ничего. Они останутся у меня, — ровно отвечает Вера.
— Это не обсуждается. Сколько?
— Я не планирую от них избавляться, — сообщает. — Это выгодный объект, к тому же…
— Так мы к соглашению не придем, — говорю ей по возможности мягко. — Я поднимал этот центр, и это было непросто. Он — не игрушка, которая поможет нажиться.