Игры Немезиды
Шрифт:
Наоми говорила правду, но не всю. Она обратила внимание, как он наслаждается сознанием, что Наоми в его власти. Даже ее неопределенный статус в команде входил в правила игры. Заперев пленницу в клетку, Марко косвенно признал бы ее опасной. А ему хотелось видеть ее бессильной, запертой в самой себе. Было время, когда это получалось. Наоми побилась бы об заклад: Марко не понимает, что то время прошло.
А она ставила на то, что оно прошло. Хотя, когда он прищурился, качая головой, привычное чувство унижения перехватило ей горло — так что, может, все было не так просто.
— Я перетянул тебя сюда, на сторону победителей, потому что ты мать моего сына и всегда ею останешься. Все остальное — удачное совпадение. То, что нам выпал шанс сблизиться…
— Чушь! Сблизиться? Ты проиграл, и дело закрыто. Ты твердил, что еще не все кончено, только потому, что не остался победителем. Я ушла. Я отдала все, потому что не получить от тебя ничего — лучше, чем иметь все и быть твоей куклой.
Он протянул к ней открытые ладони, шутливо предлагая мир. Не подействовало. Пока еще не подействовало.
— Я слышал, что ты предпочитаешь другой образ действий. Я тебя не виню. Не у каждого хватает сил быть солдатом. Я думал, ты сильная. Думал, что могу рассчитывать на тебя. А когда ноша тебя сломила — да, я забрал сына туда, где ему ничего не грозило. Ты обвиняешь меня в том, что я забрал его у тебя. Но ты сама поступила бы так же, будь у тебя власть.
— Да, — сказала она. — Я забрала бы его с собой, и ты никогда бы не увидел нас обоих.
— Тогда какая между нами разница?
Его пробил пот. Марко взял с крючка полотенце, промокнул лицо и плечи. Умом Наоми сознавала, что он красив, как красив радужный отлив на крыльях стервятника. Ее душило отвращение к себе — за то, что позволила Марко стать тем, чем он стал для нее. Наоми понимала, что и это он просчитал.
Темные мысли шевельнулись в стволе мозга. Не важно. Ей надо было разгадать загадку.
Марко отложил полотенце.
— Наоми…
— Значит, дело в Холдене, да? Я для тебя…. что? Страховка от него?
— Я не боюсь твоего дружка–землянина, — процедил Марко, и Наоми отметила скрежет в его голосе, как зверь чует далекий пожар.
— А я думаю, боишься, — сказал она. — Я думаю, ты хотел заранее вывести его из игры, а из меня собирался сделать приманку в ловушке. Потому что ты и вообразить не мог, что я прилечу одна. Что не стану опираться на мужскую силу.
Марко хихикнул, но этот смешок вышел натужным. Перешагнув через коврик, он подхватил темную рубаху и стал натягивать на печи.
— Что ты себя заводишь, Костяшка?
— Знаешь, почему я с ним?
Будь Марко умен, он бы не попался на эту наживку. Вышел бы, оставив ее наедине с тренажерами. Но если ей удалось его разозлить, хоть немного разозлить…
— Думаю, у тебя пунктик насчет сильных мужчин, — сказал он.
— Потому что он — то, чем ты притворяешься.
Она видела, что попала. Не смогла бы объяснить, что в нем изменилось, но тот Марко, которого она видела с тех пор, как попала сюда, — лощеный, искушенный, самоуверенный вождь величайшей в истории человечества агрессии — пропал, словно маска свалилась. На его месте возник злобный мальчишка — тот, что когда–то погубил ее. В его смехе не осталось ни добродушия, ни прежних перекатов.
— Ну, поживем — увидим, чем ему это поможет. Возможно, великий Холден и воображает себя бессмертным, но кровь у всех течет.
Вот так. Она получила информацию. Сработало. Может, это пустословие обиженного, пустая угроза. А может, Марко проговорился о своих планах относительно «Росинанта».
— Ничего ты с ним не сделаешь, — сказала она.
— Да? — Марко по–обезьяньи оскалил зубы. — Зато ты, может быть, сделаешь.
Он резко развернулся и вышел. Оставил ее наедине с собой, как ему следовало поступить несколько минут назад. Или пятнадцать лет назад.
— Ты закончила? — спросил Сип, кивнув на недоеденные полбрикета риса с чечевицей у нее на тарелке.
На экране в столовой стучал кулаком по столу марсианский генерал, багровый от избытка чувств, сильно напоминающих страх. Он говорил о трусости лица или лиц, совершивших преступление не только против Земли — против всего человечества. Чуть ли не каждую его фразу кто–то на дальнем конце стола передразнивал писклявым квакающим голоском из детских мультфильмов.
Наоми отломила еще кусочек брикета, отправила в рот и, жуя, ответила:
— Доедаю.
Бросив поднос с остатками еды в утилизатор, она прошла к лифту. Син нависал над ней сзади. Наоми так ушла в свои мысли, что не вспоминала о нем, пока Син не заговорил.
— Слышал, ты разбиралась с шефом, — сказал он. — Этвас а Филииито [16] ?
Наоми вместо ответа промычала что–то.
Син поскреб шрам за левым ухом.
— Эс ун бон койо [17] , твой сын. Знаю, ты не того хотела, но… Филипито, он тоже слышал. Ему тяжело.
Лифт встал, и они вышли. Син не отставал от Наоми.
— Тяжело?
— Не грузись, — продолжал Син, — но просто знай. Он мужчина, Филипито, но не настолько, чтобы плевать на твое мнение, а? Ты ему мать.
16
Что–то насчет Филипито?
17
Он хороший парень.
Мучительнее всего было то, что она это понимала. И молча кивнула.
У себя в каюте, сцепив пальцы на затылке, она уставилась в черный потолок. Экран интерфейса рядом с койкой не работал. Наоми вполне могла обойтись без него. Она медленно складывала воедино все, что узнала.
Марко устроил покушения на правительства Земли, Марса и АВП, но убить сумел только генерального секретаря ООН. Он пытался заполучить «Росинант» еще до первой атаки. Он организовал на Земле катастрофу страшнее той, что уничтожила динозавров. В его распоряжении оказались марсианские корабли и оружие, но не похоже, чтобы кто–то из руководства Марса или флота сотрудничал с Марко. Все перечисленное ей давно известно, ничего нового. А что было новым?