Imago
Шрифт:
– Никак, - серьезно согласился Роберт. Небо уже роняло первые дождевые капли, крупные и тяжелые, обжигающие кожу колким холодом, над головой буйно грохотал гром, но его заглушало горячим взволнованным сердцебиением Филиппы, в котором ему слышалось обещание, надежда на нормальную жизни, на счастье, и обозленный ветер, и дождь, попадающий каплями за шиворот, казались чем-то неземным и чарующим. Влюбленный, очарованный, мутант не сразу заметил подозрительный нарост на внутренней стороне щеки.
Он был твердым, бритвенно-острым, щека ныла и слабо кровила, и Призм поцарапал язык, когда коснулся нароста, собирая кровь.
***
Следующий вырос спустя две недели на внутренней стороне локтя.
Поначалу он напоминал просто одну из пайеток, которыми были расшиты карманы на любимых джинсах Арклайт: маленькая поблескивающая пластинка не больше пяти миллиметров, но вскоре она начала разрастаться; Призм проснулся посреди ночи от боли - тонкая кристаллическая
Роберт проснулся, задыхаясь, царапая заложенное спазмом горло. Вскочил, на заплетающихся ногах бросился в ванную. Долго не мог найти выключатель; руки дрожали и не слушались, а когда свет все же удалось включить, глядел на собственное отражение как на незнакомца, придирчиво ощупывал лицо, липкое от пота. Зрачки казались белыми, отсвечивали перламутром, как у рыбы, под глазами темнели синяки, а правая рука, ноющая, затекшая, чесалась у локтя. Призм тяжело оперся на раковину, хватая ртом воздух, густой, словно воск. Сон… всего лишь сон, Господи… мутант включил воду, ополоснул пылающее лицо. Ноги подкашивались, его тянуло вниз будто магнитом. Призм медленно осел на пол, цепляясь за раковину; пальцы скользили по гладкому фаянсу, шум льющейся воды закладывал уши, а сердце колотилось под горлом отбойным молотком. Роберт хапнул ртом воздуха, силясь успокоиться. Ему просто приснился кошмар… Язык невольно потянулся к ранке, полузажившему рубцу на внутренней стороне щеки. Тот кристалл был маленьким, не больше булавочной головки; было опасно срезать его самому, но Призм не желал больше обращаться к Синистеру. Стекло было мягким, крошилось, отслаивалось легко и почти без крови, однако глядя на желтоватые гранулы, местами розовые от кровавой пленки, Роберт чувствовал, как холод расползается в груди. Стекло лопнуло с тонким хрустом, рассыпалось в пыль, когда он раздавил его подошвой ботинка.
Новые кристаллы прорастали пока только во сне, и Призм молился, сжимая в кулаке простой деревянный крестик на перекрученном шнурке, который не носил с католической, так и не оконченной из-за мутации, школы. Молился, чтобы его кошмары не стали явью.
Было почти семь утра, когда Роберт вышел из ванной; уже светало. На окна соседних домов верхних этажей рассветные лучи плеснули сусального золота, хотя к тротуару еще жалась ночная мгла и вереница фонарных огней стекала по улице. Вместе со сквозняком в приоткрытую форточку просачивались далекий визг сирены, собачий лай и рев мотора отъезжавшего мусоровоза. За стеной тяжело, надрывно кашляли, в холле хлопнула дверь, и отголоски детского плача выпорхнули в коридор. Через лаз вентиляции лилась хриплая женская ругань на итальянском.
В Бронкс они переехали всего пару месяцев назад. Однокомнатная квартира в старом доме, напоминающем муравейник, выходила окнами на проезжую часть и круглосуточный минимаркет. Низкие потолки, тонкие стены, шумные соседи шли комплектом со скудной мебелировкой: раскладной скрипучий диван, пара кресел, журнальный столик. Шкафа не было, поэтому вещи Арклайт в беспорядке валялись по всей комнате, некоторые даже еще не покинули своих коробок. Скрипели половицы, на кухне слегка подтекала мойка, дребезжал холодильник, и из трех конфорок на плите работала только одна, однако здесь Призм чувствовал себя по-настоящему дома.
Из-за того, что диван и оба кресла были завалены вещами, спали мутанты прямо на полу. Широкий матрас, заменяющий им кровать, был новым, в отличие от дома, мебели и выцветших обоев с рисунком цветочных косичек, как и подушки, и пуховое одеяло, сейчас сбившееся сугробом в ногах у спящей Филиппы. Арклайт лежала на спине, положив руки под голову; старая линялая футболка, заменявшая ей ночную рубашку, задралась почти до самой груди и к ее нагому оливково-смуглому боку прижимался свернувшийся в комочек котенок. Дымчато-кофейную кошечку с темными до черноты лапками Пинк Перл презентовала им на новоселье вместе с фунтом домашнего печенья и ярко цветущей примулой в нарядном глиняном горшке. Печенье съели в тот же вечер, цветок успел засохнуть, потому что и Призм, и Арклайт забывали его поливать, а вот котенок чуть слышно урчал во сне, подергивая лапками. Кошечка тонко запищала сквозь сон, когда Роберт отнял ее от теплого бока хозяйки и переложил на пуховые волны одеяла, недовольно закопошилась, но вскоре затихла, и мутант осторожно, стараясь не задеть ворох одеяла вместе с задремавшей в мягком ворохе Дарси, - котенок достался им уже с именем, - лег на матрас и придвинулся ближе к Филиппе, скользнул ладонью по ее животу, украшенном колечком пирсинга в пупке, и, обхватив за талию, притянул поближе к себе. Девушка что-то сонно пробормотала, охотно прильнула к Роберту, прижавшись щекой к его плечу и закинув на него ногу. Мутант погладил Сонтаг по бедру, устремив взгляд в потолок с местами облупившейся побелкой. Призм чувствовал себя уставшим, а переживания не позволяли ему снова уснуть. Тогда было так же: сначала всего лишь небольшие наросты, корочки, похожие на подсохшую сукровицу, а потом онемение, ломота, выпадающие волосы и твердеющая кожа. Боли не было… Но в этот раз все может быть по-другому. Операция Эссекса едва не убила его тогда, теперь ген Икс может завершить начатое. Он может возвращаться постепенно… А может вызревать опухолями. Роберт крепче прижал к себе Арклайт, зарываясь лицом в ее волосы, жмурясь, до боли сжимая зубы. Нет, пожалуйста, только не теперь, не сейчас, когда он… Когда они, наконец, счастливы. По-настоящему! Когда не нужно больше прятаться или бояться причинить Филиппе вред, когда весь мир способен вместиться в крохотную квартирку в спальном районе с засохшей примулой на подоконнике. Время у него еще оставалось, однако Роберту все равно будет мало, сколько бы не было отведено.
Призму все-таки удалось заснуть, забыться зыбким, беспокойным сном, когда стрелки часов уже подползали к девяти, и их сосед, мистер Дуникси, пошел на свою каждодневную прогулку. Сквозь дремотный туман мужчина слышал шаркающие шаги, стук трости по старому линолеуму и шорох на кухне - это успевшая выспаться Дарси, кажется, пыталась забраться в мусорный пакет. Снова Арклайт оставила его на полу… Надо бы убрать. Но сил не осталось даже на то, чтобы поднять веки.
***
Призм проснулся около полудня. В косых полосах солнечных лучей, просачивающихся сквозь приоткрытые жалюзи, плясали пылинки, над ухом тонко позвякивало, будто волнуемый ветром медный колокольчик: это Дарси играла со свисающей с края дивана ременной пряжкой; на кухне играл старый рок, и что-то шкворчало на сковороде, в квартире витал аромат пекущихся оладьев. Это и разбудило Роберта. Цветок на окне купался в солнечном свете, Дарси потешно подпрыгивала, на коготках повисла на ремне, стараясь вытянуть его из-под груды вещей, и все ночные кошмары отошли на второй план, казались не более, чем фантомом, отголоском былых переживаний. Только саднило пересохшее спросонья горло и слезились глаза.
– Мой парень уже проснулся?
– Филиппа заглянула в комнату, когда Призм поднимался с матраса. Он не успел ответить, когда Арклайт вдруг оказалась прямо перед ним. Ее ладони хлопнули его по заду, сжали, посылая по спине стайку мурашек, а теплые, пахнущие медом губы крепко чмокнули его в уголок рта. В глазах Сонтаг переливался смех, она счастлива, как и он, в этой квартире с облезающими обоями и протекающей мойкой, и кто Призм такой, чтобы у нее это счастье отнимать?
– Сегодня вечером идем гулять, - заявила Арклайт, подхватывая на руки Дарси и плюхаясь на диван, от чего половина вещей свалилась на пол.
– Осточертело сидеть дома, скоро мхом порасту, а из-за этого старпера за стенкой чувствую себя так, будто сама по меньшей мере столетие разменяла, - девушка картинно содрогнулась и потискала запищавшую Дарси, как резинового пупса.
– Ро-об? Есть мысли?
– Ну, не знаю, - в толпе Призм до сих пор нервничал, в многолюдных местах чувствовал себя щепкой в море; того и гляди, захлестнет.
– Я бы и дома неплохо провел время. Но если тебе так хочется… - протянул он под узким взглядом Филиппы. Сонтаг вытащила из груды одежды мятые черные джинсы с разрезами на коленях и, поморщившись, швырнула их на пол.
– Да, хочется. И ты, как хороший парень, пойдешь со мной.
– И Дарси останется одна дома?
– мужчина покачал головой, неодобрительно щелкнув языком, но Арклайт лишь небрежно отмахнулась.
– Она уже большая девочка, найдет, чем заняться, правда, пушинка?
– Филиппа чмокнула котенка в темно-розовый носик и усадила ее к себе на плечо. Дарси выпустила коготки, цепляясь за футболку, уперлась всеми лапами, страшно округлив глаза, похожие на пару янтарных бусин.
– Заодно и поможет мне выбрать, что одеть вечером. А ты не подсматривай!
– девушка улыбнулась хитро и многообещающе, прищурив один глаз.
– Хочу, чтобы был сюрприз.
Роберт сардонически хмыкнул.
– Надеюсь, после твоих сюрпризов мне не придется тебя отбивать у каких-нибудь байкеров, - протянул он, направляясь прочь из комнаты, и проворно увернулся от брошенного в него свитера. Филиппа скорчила рожицу ему вслед.