Imago
Шрифт:
– Ох, детка… - Перл мягко погладила пылающую щеку Сонтаг, еще мокрую от недавних слез, раскаленную гневом.
– Я еще ни разу не встречала мужчину, который бы добровольно признал свои ошибки, но вот такая у нас доля. Внутри каждого парня сидит маленький, упрямый, самовлюбленный и самоуверенный мальчишка со спермотоксикозом, который и подталкивает их на все эти глупости, а разделить их, увы, ну, никак не получится, они идут комплектом. Так что если любишь Роберта - люби и его внутреннего гремлина. Ну, или сиди здесь и заедай тоску моим фирменным шоколадным тортом. Если что, в холодильнике есть еще эклеры.
***
Кислород поступал в легкие маленькими порциями, от каждого вздоха внутренности пропарывало болью, которая кроваво-алыми вспышками расцвечивала окружающую его чернильную темноту. Слабость сковала конечности, что-то едкое вливалось в вены через тонкие иглы, которые вещество плавило прямо под кожей, и жидкий металл впаивался в кости, прорастал в теле крохотными острыми
– С возвращением, Роберт, - его небрежно похлопали по щеке. Голос Синистера, медово-сладкий, сочащийся льстивым участием, лился в уши, заглушая все остальные звуки, даже собственное сердцебиение. Свет маленького фонарика сек глаза с остротой бритвы.
– Или правильнее будет сказать - с днем рождения?
Эссекс надавил на щеки Призма, вынуждая его открыть рот, и вылил ему на язык какую-то маслянистую субстанцию, отдающую на вкус ржавчиной. Мутант чувствовал, как она лениво скатывается в глотку, и оттуда вниз по пищеводу, как внезапно судорога согнула его пополам, желудок выкрутило от острой рези, и мужчину вырвало слизью и желчью. Ученый заботливо поддерживал его голову над металлическим судном, мягко массируя горло.
– Ты отлично справился, Роберт. Было нелегко, но ты выдержал. Можешь собой гордиться.
– Й-ах-х… - сдавленный хрип вырвался из груди вместе с очередным желчным сгустком, и Эссекс успокаивающе потрепал мутанта по голове, словно собаку.
– Не напрягайся, друг мой, тебе еще нужно привыкнуть к новому телу. Атрофация пройдет через несколько часов, а может, и быстрее. Насколько я успел заметить, у тебя большая жажда жизни.
– Я-а… - Роберт силился подняться, но немощь снова и снова швыряла его обратно на стол. Как давно все это?.. Сколько он здесь пробыл? Что Синистер с ним сделал?! Призм замотал головой, стоило ученому узкой трубкой катетера потянуться к его губам, и мятежно сжал зубы, когда Натаниэль цепкими пальцами схватил его подбородок, фиксируя. Страх крохотными молоточками колотился в виски, тело было вялым и безвольным; живой оставалась лишь голова, и паника раздувалась раскаленным шаром, заполняя все сознание. Чтобы Эссекс с ним не сотворил, Призм больше не позволит, не позволит ему!.. Лицо мистера Синистера хранило спокойное, даже апатичное выражение, однако в глазах промелькнул карминный огонек недовольства.
– Роберт, право же, не стоит все усложнять. Твое упрямство может замедлить процесс восстановления. Уверен, что ты этого не хочешь. Чем раньше мы закончим, тем быстрее ты сможешь вернуться к Арклайт. Арк-лайт. Филиппа. Ты помнишь Филиппу, Роберт?
– при упоминании знакомого имени по телу прокатилась волна звенящей дрожи; Призм замер, вонзив взгляд в бесстрастное лицо Эссекса. Филиппа… Сонтаг. Арклайт. Пурпурные жесткие волосы, аметистовые глаза… и красные царапины на коже от его пальцев. Призм любил… любит ее. Один-единственный кивок выпил жалкие остатки его сил, и мутант, опустошенный, обмяк на столе. Уголки тонкого рта ученого приподнялись в хищной улыбке.
– Помнишь? Хорошо? Мозговая активность стабильна… Объект реагирует на внешние раздражители… С тобой было удивительно приятно работать, Роберт. Надеюсь, нам с тобой еще удастся посотрудничать.
Мечтай, мысленно плюнул Призм и от боли выгнулся дугой, едва не ломая позвоночник, когда Эссекс принялся сгибать и разгибать его руку, разрабатывая.
– Привыкай, Роберт. Привыкай. Совсем уже скоро ты станешь настоящим мальчиком.
***
Синие вены, просвечивающие под болезненно-желтой шелушащейся кожей, оплетали по внутренней стороне рук и убегали под рукава футболки. На сгибе локтя сливово-синим пятном растекся след от укола, и крохотная ранка запеклась темно-бордовой корочкой, которая постоянно трескалась и кровила. Последняя инъекция была неделю назад, однако след от нее все никак не желал заживать. Тело тяжело переносило любые повреждения, даже слабый ушиб вспухал гематомой, а любая царапина воспалялась и гноилась. Волосы, пшенично-желтые, сухие и ломкие, лезли, на расческе оставались целые пучки, а ногти, мягкие, тонкие, словно бумага, слоились и трескались; глаза чесались и слезились. Мистер Синистер уверял, что это лишь побочные эффекты, и все со временем пройдет. Не все сразу же, Роберт, мягко упрекал он, и красные блики в его глазах дрожали огоньками прицелов. Призм рассеянно коснулся сухими ладонями своих запавших щек. Остро выступали скулы и угловатый подбородок, запали окруженные тенями глаза, чуть подрагивали тонкие, синеватые губы; все было таким… непривычно мягким, чувствительным. Тело, раньше ощущавшееся одним целым, рассыпалось, распадалось кусочками мозаики. Было так… странно, словно был Призм бесплотной тенью и наблюдал за самим собой со стороны. Нет, не за собой; Роберт был мутантом, а человек, стоящий сейчас перед зеркалом, которое криво ухмылялось продольной трещиной, был болен, отравлен. Принял яд за панацею и глотал его жадно, словно голодный птенец, желая измениться, стать другим, а теперь, изменившись, не знал, что со всем этим делать.
Упавшие на лоб волосы щекотно мазнули по коже, когда Призм опустил голову, отворачиваясь от глумливо щерившегося зеркала. Под неотрывным взглядом мистера Эссекса у него холодели кончики пальцев и ушей.
– Ты разочарован?
– спросил он, складывая пальцы домиком под подбородком. Облаченный в свой излюбленный черный костюм, с алыми лентами плаща, стекающими по креслу, он казался выточенным из обсидиана и коршуном наблюдал за мутантом.
– Я предупреждал тебя, что результат может оказаться не таким, как ты ожидал. Твой ген Икс оказался весьма… своенравным. Он полностью поменял структуру твоего организма на клеточном уровне и очень долго сопротивлялся.
– Но я… все еще мутант?
– говорил Призм тихо, практически шепча. Стоило хотя бы немного повысить голос, как слова пригоршней игл забивали глотку. Ученый коротко кивнул.
– Нашей целью было не уничтожение твоего Икс гена, Роберт. Он все еще с тобой, но чтобы исход операции был успешным, мне пришлось его заморозить. Он может проснуться, а, может, и нет.
Призм сглотнул горькую слюну.
– И что будет, когда… если он проснется?
– Твоя способность вернется. Ген снова начнет преобразовывать клетки, и строение твоего тела будет стремиться к первоначальному, - опираясь ладонями о стол, Синистер поднялся.
– Только в сказках все бывает легко и просто, Роберт. Как бы не хотелось мне быть Голубой феей, я, увы, лишь скромный ученый, - мужчина изобразил улыбку.
– Ну, не смею тебя больше задерживать. Некоторые весьма… обеспокоены твоим отсутствием. Уверен, они будут рады узнать, что с тобой все в порядке. В конце концов, ведь ради них все это и делалось.
Ноги слушались плохо, не разгибались, и идти приходилось медленно, на полусогнутых, шаркая подошвами разношенных кроссовок по полу. По-стариковски сгорбившись, Призм брел по коридору, держась за стену. Эссекс настоятельно рекомендовал ему соблюдать постельный режим и как можно больше бывать на свежем воздухе, но у мутанта банально не хватило бы сил выйти на улицу. Добраться бы до комнаты… Роберт обессиленно привалился плечом к стене, прижавшись виском к холодному шершавому камню. Собственное тело будто отторгало его, отказывалось принимать и подчиняться, приходилось бороться за каждый шаг, за каждый вздох. Набрав полную грудь воздуха и выдыхая резко, коротко, мутант зашагал дальше, превозмогая дурноту. Он надеялся никого не встретить - мерзко было показаться на глаза Мародерам таким развалиной, уж тем более - Филиппе. Она, наверное, очень сердита… сомнительно, что Синистер пускал бы к нему посетителей. Наверное, Призма уже успели похоронить - мало кто покидал лаборатории Натаниэля Эссекса на своих двоих. Хотя на живого Роберт слабовато тянет, смерть успела крепко его поцеловать, и носить ему теперь следы ее внимания и экспериментов Синистера.
И что скажет Арклайт, когда увидит его таким? Отвернется? Побрезгует? При мысли, что Филиппа больше… не захочет его знать, у Роберта начинали стучать зубы, и внутренности толкались в горло, так и норовя выскочить. Все же стоило ей рассказать. Она была бы против, сказала бы, что не стоит того, но Призм знал, что Арклайт достойна большего, гораздо большего. Ему не терпелось ее увидеть, но было страшно, ползучий холод ворочался под кожей, и волосы на затылке вставали дыбом. Стоило только подумать о встрече с Филиппой, как тянуло сжаться, спрятаться, как улитке в свою раковину. Невеселый, тихий смех слетел с бескровных потрескавшихся губ. Трус. Какой же он все-таки трус…