Император Юлиан
Шрифт:
На том мы и порешили и стали думать, о чем нам следует спросить пифию, но тут привели рабов, которых предстояло отпустить на свободу. По древнему обычаю, именно с этого должны начинаться новогодние праздники и ввод новых консулов в должность. Рабы выстроились перед подиумом, и я с радостью произнес формулу, которая по закону делает их свободными, но толпа вдруг ахнула. Я не сразу понял, в чем дело, а Мамертина, сидевшего справа от меня, происшедшее сильно позабавило.
– Август, освобождать рабов и открывать состязания положено консулу, - сказал он.
Смутившись, я крикнул в толпу:
– За узурпацию консульских полномочий налагаю на себя штраф в десять фунтов золота!
В ответ раздался громкий смех и одобрительные крики. Думаю, все сошло благополучно.
4 февраля 362 года я издал закон о свободе совести. Каждый стал волен поклоняться тому богу, которому пожелает, и притом любым способом. Галилейская вера перестала быть государственной, и галилейские священники вновь были обязаны платить все налоги и муниципальные сборы. Кроме того, я вернул из ссылки всех епископов, сосланных Констанцием, и даже разрешил вернуться в Александрию "врагу рода человеческого" Афанасию, хотя и не счел возможным вернуть ему епископский сан. Среди возвращенных мною изгнанников был Аэций, которому я никогда не забуду положительного отзыва, данного обо мне Галлу.
Вскоре после моего въезда в столицу в Александрии произошел очень неприятный инцидент. Епископ Георгий, мой старый учитель, в конце концов сумел отобрать у Афанасия место епископа Александрийского. Как и следовало ожидать, Георгий очень скоро настроил против себя всех горожан: был он, как известно, человек спесивый и капризный и к тому же не переставал упорно преследовать сторонников Афанасия. Каплей, переполнившей чашу терпения александрийцев, было решение снести храм Митры и построить на его фундаменте галилейский храм. Когда мои братья по Митре справедливо воспротивились такому святотатству, Георгий выставил на всеобщее обозрение какие-то черепа и кости, а также непристойные предметы, которые он якобы обнаружил в Митреуме и считал свидетельствами человеческих жертвоприношений. Отвратительная история!
В конце концов, когда в Александрии узнали, что покровитель Георгия Констанций умер, толпа взяла дворец епископа приступом и растерзала Георгия. Затем его труп привязали к верблюду и волоком протащили через весь город на берег моря. Там тело Георгия сожгли и пепел бросили в воду. Произошло это 24 декабря. Узнав об этих событиях, я написал александрийцам гневное письмо, в котором угрожал примерно их наказать. Отцы города ответили мне множеством извинений и пообещали сами найти зачинщиков расправы. Через некоторое время Афанасий в сопровождении толпы фанатиков явился в Александрию и снова занял опустевшее место епископа. Едва ли не первым его деянием в этом качестве было "крещение" жены моего наместника. Тут мое терпение лопнуло, и я вновь сослал Афанасия. Я хотел, чтобы все поняли; возвращая изгнанных епископов, я вовсе не намерен вернуть им прежнюю власть, особенно если они такие заклятые враги эллинской веры.
Библиотеку епископа Георгия - вероятно, лучшую в Азии - я взял себе. Она мне дорога как память, ибо в ней сохранились те самые книги, которые сформировали мое нынешнее мировоззрение. Собрание сочинений Плотина, которое я взял с собой в поход, также принадлежало Георгию. Остальные книги из его библиотеки остались в Константинополе - это ядро будущей библиотеки Юлиана.
Мой эдикт от 4 февраля произвел на всех самое благоприятное впечатление. Правда, епископы-ариане возроптали. Они отлично понимали, что возвращение сосланных никейцев оживит старые раздоры и ослабит галилейскую церковь. Вот именно! Сейчас они уже схватили друг друга за горло. Также по моему настоянию все земли и строения, которые за прошедшие десятилетия захватили галилеяне, должны быть возвращены приверженцам истинной веры. Я понимаю, какие меня ждут неприятности, но другого выхода нет. Я готов ко всему.
22 февраля я издал эдикт, согласно которому бесплатно пользоваться почтовыми лошадьми может только император. Дело в том, что постоянные разъезды епископов за казенный счет просто развалили всю транспортную систему. (Примечание: здесь перечислить все эдикты и назначения этого года. Правда, документы хранятся в государственном архиве, но уточнить не мешает.) Между тем я намерен коснуться лишь главных событий первых шести месяцев своего пребывания в Константинополе.
В конце февраля я чисто случайно узнал, что в городе находится Веттий Агорий Претекстат с супругой. Это вождь римских сторонников эллинской веры, а его жена, Акония Паулина, допущена ко всем таинствам, доступным ее полу, и, кроме того, посвящена в сан верховной жрицы Гекаты. Мне очень хотелось с ними встретиться.
Претекстат невысок ростом, хрупкого телосложения, у него тонкие черты лица и волнистые седые волосы. Его супруга несколько выше, чем он, лицо у нее красное, фигура мощная, - словом, она чем-то напоминает галльских женщин, хотя на самом деле чистокровная римлянка. Оба они просто в восторге от моих усилий, особенно Акония Паулина.
Наш храм Гекаты стало посещать множество людей, просто поразительно! И все благодаря тебе, государь. Подумать только, еще в прошлом году в Риме с трудом можно было найти желающих посвятиться в таинства Гекаты, а теперь… мне пишут из Милана, Александрии, Афин… отовсюду - женщины стекаются к нам толпами. По количеству новообращенных нас опережает только культ Изиды. Я чту Изиду и сама посвящена в ее таинства второй ступени, но, по-моему, к Гекате всегда тянулись более знатные женщины. Я искренне надеюсь, что нам будет позволено открыть в Константинополе храм.
– Не сомневайся! Откроем!
– Я был в восторге.
– Я желаю, чтобы в моей столице были храмы всех богов мира!
Акония Паулина вся просияла, а ее муж сдержанно улыбнулся:
– Каждый день, встав ото сна, мы возносим молитвы за преуспеяние начатого тобой дела.
– Мы просидели вместе не меньше часа. Это был настоящий праздник единения душ. Только посвященные в таинства могут понять, что это такое. Наконец я перешел к делу.
– Если мы хотим победить галилеян, нам нужно просто-напросто создать такую же организацию, какая существует у них.
Претекстат встретил эти слова с сомнением:
– Мы в Риме много об этом говорили. Истинная вера в римлянах еще крепка, в большинстве своем они настроены против христиан, а сенат, конечно, целиком и полностью поклоняется древним богам.
– Претекстат помолчал; он перевел взгляд на окно, будто желал в грозовых тучах, надвигающихся с моря, узреть самого Зевса.
– Но видишь ли, Август, мы, в отличие от галилеян, не представляем собой единого братства и поклоняемся разным богам. Каждый из нас избирает их лишь по своей доброй воле. Мы не получаем поддержки от государства…
– Теперь получаете.
– Теперь - да, но не слишком ли поздно? Кроме того, наша религия - во всяком случае, ее таинства - апеллирует к отдельной личности, каждый проходит посвящение в одиночку. Именно так происходит в Элевсине, где душа человека заглядывает в вечность.
– Но тем не менее все посвященные чувствуют себя братьями! Взять хотя бы нас - братьев в Митре…
– Но это совсем не то же самое, что христианская община, где каждый шаг паствы направляют священники, которых власть и богатство интересуют не менее религии.