"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Ладно, — произнес он, — пошлем монахов за людьми.
— Так-то лучше будет, экселенц, — кивал Сыч.
Они не стали далеко уезжать от страшной улицы, дождались, когда пришили им на помощь пять человек и сержант, и оба монаха приехали обратно. И снова пошли на улицу заваленную трупами.
Сыч и еще один солдат перелезли через ворота и открыли их:
— Эселенц, уж и не знаю, кто тут живет, — Сыч таращил глаза от ужаса и, отворяя ворота, впускал кавалера. — Что за злоба тут поселилась, зачем им это?
Он указал в сторону забора,
Кавалеру только глянул на это и отвернулся, и крикнул зло на солдат, что стояли и рассматривали трупы:
— Ну, что стали, рты разинули, обыскать дом!
Сам спешился, кинул повод Егану и все еще зло продолжил:
— Двери и ставни заперты, ищите, чем выломать.
А попробуй тут найди. Искали долго, пробовали дверь и окна, все бестолку, все было прочное. Обошли дом, но кроме новых мертвецов на заднем дворе ничего не нашли, пошли в соседний дом и там нашли большую крепкую лавку. Вот ею и стали бить дверь. Но дверь не поддавалась. В гробовой тишине улиц громкие удары казались кощунством. А солдаты сопели и били, даже не ругались. Про себя, молча, ненавидели кавалера. Они б ушли отсюда, да и не зашли бы сюда, не будь тут этого неугомонного. А кавалер не мог уйти, и уже не спрятанные деньги были тому причиной. Он просто хотел знать, что за мерзость здесь прячется. Почему тут столько мертвецов. И почему он чувствует, что на него смотрят. Четыре солдата раз за разом били в дверь торцом тяжелой лавки, пока доска одна в двери не треснула. Выломали доску, отперли засовы. И вошли. И первым вошел Волков, меч и щит в руках. Сам настороже. Стал приглядываться.
В доме стояла невыносимая вонь, но пахло не трупами, а человеческими фекалиями и мочой. Было темно, едва что видно:
— Ставни отоприте, — приказал кавалер.
Появился свет, и все увидели длинный стол, завальный грязной посудой, очаг, лавки и сундуки вдоль стен.
— Экселенц, очаг теплый, — Сыч присел возле очага. — Есть тут кто-то. Прячется. Интересно, кто он.
— Животное он, — морщась, сказал брат Семион, — гадил прямо тут.
— Сержант и еще двое — найдите огонь и за мной наверх, Еган, арбалет, — произнес Волков и двинулся к лестнице.
Он хотел знать, кто тут прятался. Не спеша, стал подниматься по лестнице, что вела на второй этаж. Он неотрывно смотрел вверх, следом шел сержант Карл с лампой, а за ним Еган с арбалетом. И когда до следующего этажа оставалось десять ступенек, когда шлем кавалера уж было видно на втором этаже, там, на верху, раздался ужасный грохот. Волков вздрогнул от неожиданности, но, как и положено опытному воину, прикрыл голову щитом. Отступил на пару ступеней вниз. Все еще прикрывая голову щитом. А за грохотом последовал истерический визг:
— Пропадите вы пропадом, прокляты, будьте, прокляты! Уходите! Зачем пришли, убийцы. Уходите, инквизиторы.
Кавалер в удивлении и недоумении уставился на своих людей в надежде, что те ему, что-то пояснят. Но люди его смотрели на него с таким же недоумением, да еще и с долей испуга.
— Не поднимайтесь сюда. Погибель тут ваша! — продолжал визжать кто-то на втором этаже.
— Узнали? — наконец спросил кавалер у своих людей.
Те только качали головами в ответ.
— Болваны, это ж голос чумного доктора. Пошли, взглянем на него.
Он снова двинулся по лестнице вверх, ожидая нападения, но никакого нападения не произошло, он только увидел ноги в белых штанах, что скрывались на лестнице ведущей еще выше, на чердак.
Они поднялись в комнату, огляделись, и кавалер, уже без особой боязни, крикнул вниз:
— Монах, иди, глянь, тут книги умные какие-то, — он разглядывал большую книгу, — я таких слов и не припомню.
И действительно в комнате было несколько толстых книг, много необычных предметов, и пока монах стучал по лестнице деревянными башмаками, Волков крикнул наверх, в сторону чердака:
— Эй, ты, ты чего орать перестал, мы идем за тобой.
— Да будьте вы прокляты, — снова завизжал кто-то сверху, — не ходите ко мне, чума у меня.
— А мы сейчас глянем, — отвечал Волков, который уже совсем не боялся крикуна, да и не верил ему.
Тяжко ступая по хлипким и скрипящим доскам чердака, он шел к светлому окну, у которого огромной, бесформенной кучей, перед маленьким столиком с лампой, лежал прежирнейший человек. Он лежал и скулил, и вздрагивал с подвизгом при каждом шаге кавалера, при этом он не смотрел на рыцаря, лежал, отвернувшись, словно видеть его не желал.
Кавалер сначала думал, что сей тучный человек, одет в белые и грязные одежды, но когда приблизился к тому, то понял, одежд на нем не было, а был он бел по какой-то дурной болезни. Кожа его была так бела, как выбеленное полотно. И вся была покрыта язвами и волдырями. А один был просто огромен, расцвел прямо меж лопаток, он был лиловый и готов прорваться в любой момент.
Кавалер остановился, боясь приближаться к чумному, но и уходить не собирался, постоял, подумал, поглядел, как дрожит от всхлипов жирная спина этого уродца, и сказал:
— Еган, арбалет!
Слуга протянул ему арбалет с уже, уложенным на ложе болтом.
Уродец ни как не реагировал на это, толи не слышал, толи не понимал, что это касается его. Лежал, скулил, да подрагивал жирной спиной. Нужно было заканчивать, оставить его кавалер не мог, брать с собой чумного боялся.
Волков готов был уже стрелять, как снизу, громыхая деревянными башмаками по лестнице, прибежал брат Ипполит, крича при этом:
— Господин, не спешите, господин!
Он растолковал всех и пробился к кавалеру. Тот смотрел на него, ожидая пояснений.
— Книги, что мы нашли тут, господин — страшные, — заговорил молодой монах возбужденно, — надобно знать, кто чтец их и хозяин.
— Да тут один всего есть, — заявил Еган, указывая на толстяка, — других покуда, не сыскали. Лежит вон зараза, воет.
— Оттого и воет, что знает за собой грех большой, — пафосно заговорил монах и, указав на толстяка, крикнул, — чернокнижник он, слуга сатаны.
Белокожий человек как услышал это, так и завыл в голос, но лица своего к людям не повернул, выл в угол. Высоко и противно. А кавалеру захотелось всадить болт прямо в огромный прыщ. Едва сдерживался.