Инспектор из Глазго (Наша Иможен)
Шрифт:
— Вы можете идти… Вы свободны.
Журналисты тут же увели Ангуса на улицу, чтобы расспросить о его впечатлениях, об их с Джанет Лидбурн идиллии, и т. д., и т. п. Что касается сержанта, он вернулся в свой кабинет, где, уронив голову на руки, стал размышлять над тем, как он обижен судьбой и как сообщить Главному, что он в очередной раз попал впросак! И все это благодаря этим дураку-мяснику и кретину-ветеринару! Полный решимости, Мак-Клостаг вскочил, натянул каску и уже направился к двери, как вдруг его остановила Имоджен.
— Все закончилось
— А мне-то что? Что вы от меня хотите? Впрочем, мы с вами еще не закончили сводить счеты! Вы мне швырнули туфлю в лицо!
— Вы оскорбили меня при свидетелях!
Они враждебно глядели друг на друга. Элскотт сказал:
— Если бы вы видели друг друга со стороны, то не удержались бы от смеха. А не помириться ли вам?
Арчибальд дико расхохотался:
— Я предпочел бы поухаживать за львицей, у которой убили детенышей!
— Продолжайте в таком же духе, Арчи, и заработаете право на вторую туфлю!
— Хотел бы я взглянуть на это!
Имоджен подняла ногу и наклонилась, чтобы снять обувь. Сержант воспользовался этим, обхватил ее руками за талию и отнес в камеру, Он бросил ее там на кровать и быстро выскочил, захлопнув за собой дверь. Прильнув к решеткам, Имоджен стала поносить его, взывая к закону, к правам человека распоряжаться самим собой и ко всему, что приходило ей в голову.
Мак-Клостаг остался глух и к словам доктора, который спросил сержанта, хорошо ли тот подумал. Он ответил:
— Отныне я сначала буду действовать, а уж потом думать! Пока. Я пошел сводить счеты с другим гороховым шутом.
Когда Арчибальд ушел, доктор направился к сидевшей в «клетке», Имоджен.
— Мне очень жаль, дорогая моя, но он унес ключ с собой.
— Он мне за это заплатит!
— Не огорчайтесь, успокаивайте себя тем, что не всякий же раз одерживать победу. Терпеливо переносите это несчастье, я вернусь через полчаса, и, если к тому времени он вас отсюда не выпустит, я сам займусь этим!
Мак-Клостаг прошел сквозь ряд восхищенных слушательниц и встал перед Китом.
— Преступник! Кит Лидбурн, знаете, за что вам придется отвечать?
В ожидании необычайной новости у всех перехватило дыхание. Кит вспотел.
— Я… Я не понимаю вас, сержант!
— Вы всего-навсего насмеялись над полицией в моем лице!
— Я?
— Вы, Кит Лидбурн! Надо было вам с Дермотом Гленроутсом набрасываться на этого несчастного Камбрэ? А не хотели ли вы положить конец идиллии между этим мальчишкой и вашей дочерью, заставив повесить его за преступление, которого он не совершал?
Негодующее «ох!» вырвалось у дам, которых растрогало упоминание о любви Джанет и Ангуса. Лидбурн почувствовал, что уважение к нему клиенток стремительно падает вниз, а это может повредить его коммерции. Ему хотелось запротестовать, заартачиться, послать эту скотину-полицейского подальше, однако он ничего этого не сделал. Земля уходила у него из-под ног. Мясник жалобно пробормотал:
— Он…
— Нет, не виновен, мистер Лидбурн, а вы заставили меня бросить его в тюрьму, и он провел ночь в камере! Он не виновен, потому что в его обойме все пули были на месте, а та, которой убили Рестона, не могла вылететь из револьвера, который был в кармане Камбрэ. Добавлю еще, мистер Лидбурн, что, благодаря вашим стараниям, я был выставлен на смех перед прессой, кроме того, теперь надо сообщить суперинтенданту Копланду, что я ошибся. Можете себе представить, какое превосходное заявление для моего служебного положения. Благодарю вас, мистер Лидбурн, бесконечно вам признателен!
— Уверяю вас, сержант, я и не предполагал, что…
— Все так просто! Дискредитировать! Все перепутать и затем умыть руки! Вы не хотите узнать, что я обо всем этом думаю, мистер Лидбурн? Во всем виноваты вы!
Слушательницы стали вдвойне внимательны, впитывали в себя новости словно пчелы, собирающие пыльцу, чтобы затем приукрасить их и разнести по всему Калландеру. Несчастный мясник только продолжал робко протестовать:
— Я не понимаю, каким образом вы…
— Вам надо было всего лишь согласиться на брак этих молодых людей!
— Никогда!
— Если бы не ваше упрямство, Рестон был бы шив!
— Скажите-ка еще, что это я убил его!
— В каком-то смысле…
— Я подам на вас в суд за клевету!
— Камбрэ подаст в суд на вас раньше! И еще, не будете ли вы так любезны сказать мне, почему Рестон ушел от вас с пистолетом?
— Я… я дал ему пистолет, чтобы он мог в случае необходимости защищаться.
Мак-Клостаг с убийственным презрением констатировал:
— У вас, мистер Лидбурн, действительно были благие намерения!
И, больше не настаивая, он прекратил спор, оставив мясника под грозными взглядами женщин, спрашивавших себя, не имеют ли они дело с бессердечным отцом, и к тому же вероломным убийцей.
Как только сержант вернулся в полицейский участок, он сразу же побежал открывать камеру, сидела, не переставая испытывать чувство бесконечной злобы, Имоджен.
— Выходите… В следующий раз я не буду таким снисходительным, мисс Маккартри. Зарубите это себе на носу!
— Конечно, Арчи.
Этот тон, эта внешняя покорность заставили полицейского навострить уши. Что еще задумало это отвратительное создание? Он решил быть настороже.
— Вы позволите мне забрать свою туфлю, Арчи?
Сержант пожал плечами, схватил телефон и стал звонить в Перт, чтобы попробовать объяснить Коплэнду, что он ошибся. Как только его соединили с суперинтендантом, последний спросил:
— Что новенького, Мак-Клостаг?
— Да… сэр… Речь идет о… об ошибке.
— А! Никто не убит?
— Убит, убит, труп-то есть, но мы установили, что подозреваемый, которого я арестовал, не может быть виновным. Калибр его оружия не соответствует размерам пули, которую извлекли из головы жертвы.