Интермеццо, интермеццо
Шрифт:
При этом он указал мне не в сторону бани, а туда где в прибрежном льду виднелась полынья. Ледяная вода обожгла меня не хуже кипятка, но к этому ощущению я скоро привык и перестал ощущать холод. Впрочем, ярл не дал мне долго купаться и позвал на берег, где меня уже поджидали сухие полотенца и нехитрый набор одежды — просторная рубаха и штаны.
— Ну-ка возьми свой топор! — Приказал ярл, когда я оделся.
Я взял тот топор, которым рубил гигантские деревья и взвесил его на руке. Каким лёгким он мне теперь показался! Я несколько раз подкинул его в воздух, покрутил над головой и наконец, остановился, ожидая, что ещё скажет Ванхаген.
— А теперь пойди и сруби сторожевую скалу! —
— Какую из двух скал ты хочешь, чтобы я срубил, мой ярл? — Ответил я, не задумываясь.
В ответ он расхохотался и вдруг снова напал на меня, на этот раз с кистенём. Но я уже успел привыкнуть к таким шуткам. Нет, обучение моё вовсе не кончилось. Просто дальше я тренировался в обычных доспехах, вес которых уже совсем не замечал. Бездоспешный бой ярл тоже не оставил без внимания. Вобщем к весне, когда лёд во фьорде истоньшился и пошёл трещинами, я основательно понаторел в воинских премудростях викингов, вагров и франков, короче ярл ухитрился обучить меня всему, что знал сам. Мы отметили это событие недурной попойкой, а на следующее утро взялись за корабли. Мне казалось, что прошлой осенью драккары были едва ли не языками вылизаны, так трепетно заботились о них викинги, но этого, видите ли, оказалось мало и «вылизывание» повторилось вновь.
Интермеццо восьмое
— Вик. На Амстердам!
Но вот, наконец, последние приготовления были закончены, корабли спущены на воду, где уже не осталось льда, но тут оказалось, что в свой поход ярл берёт только два драккара и только самых опытных и испытанных воинов, среди которых оказался я. Разочарованию молодёжи не было предела! Я и так не пользовался популярностью, а тут вообще стал опасаться, как бы мне ни съездили обухом по затылку. Возможно, будь я обычным человеком, они бы так и сделали, но меня оберегала слава сына морского божка, а некоторые шептались, что я оборотень.
Я чуть не лопнул от смеха, когда услышал о себе такое! Оказывается, кто-то видел, как я превращаюсь в белого волка и утаскиваю по ночам скот!
(Вообще-то несколько овец за зиму и впрямь пропало, но клянусь, я здесь не причём! Ну, может быть один раз… или два, но не больше трёх, это действительно был я, а всех остальных утащил кто-то другой!)
Самое забавное то, что они все были недалеки от истины, ведь я и вправду в некотором смысле оборотень, только не такой, какого они себе вообразили! По всему по этому, когда, наконец, острый нос драккара вспенил воду фьорда, направляясь к выходу, я даже забыл оглянуться на берег, который почти на год стал моим пристанищем.
Не буду описывать наше плавание чересчур подробно, тем более что сначала не происходило ничего из ряда вон выходящего. Мы шли ввиду берега, лишь изредка удаляясь настолько, что линия горизонта скрывала от нас прибрежные скалы и верхушки сосен. Веслом я научился работать быстро, что сразу подняло меня в глазах команды. Удивительно, но это умение ценилось здесь даже выше чем воинская доблесть. Это помогло мне сойтись с людьми поближе, и тут я узнал, что о цели своего похода Ванхаген никому не рассказывал, но каждый в команде знает, что он едет разыскивать давным давно пропавшую дочь. Откуда взялась эта дочь опять же таки знали все до единого. Вот и попробуй, что-либо скрыть от своих! Напрасный труд и лишние хлопоты.
Шли в основном на вёслах, ветер дул встречный, но это никого не смущало. Через десять дней плавания я понял, что мне это надоело. Однообразный пейзаж по левому борту, бескрайнее море по правому, бескрайнее море спереди и сзади. Люди стали молчаливыми. Каждый просто делал свою работу, ел и спал. Никто даже не пытался рассказывать саги, никто ни с кем особо не разговаривал. Не было даже ссор. Впрочем, викинги и на берегу ссорятся не часто, вопреки тем слухам, что о них распускают другие народы. Короче, я терпел — терпел, а потом прямо подошёл к ярлу и спросил — когда мы причалим к берегу, и где это будет? Ванхаген посмотрел на меня исподлобья и буркнул: «Скоро!»
Это «скоро» случилось ещё через недельку. К тому времени я заметил, что скалы и лес по левому борту сменились пологими берегами, переходящими в холмы поросшие кустарником. Всё чаще попадались небольшие селения, жители которых, завидев нас, бросали свой нехитрый скарб и удирали во все лопатки вглубь материка. Но мы никого не трогали. Затем стали попадаться селения побольше. Здесь наблюдалась та же картина, а однажды местные рыбаки позабавили нас тем, что принялись готовиться к отражению атаки. Викинги долго смеялись, глядя на низкорослых вояк, спешно вооружающихся кольями. Кое-кто из наших даже вожделенно поглядывал в сторону ларей с оружием, но Ванхагена эта мелочь совершенно не интересовала.
Новости пришли совершенно неожиданно ранним утром, когда наша маленькая флотилия спокойно дрейфовала, стараясь не попасть в полосу прибрежного тумана. Спали все, кроме рулевых и… ярла. Когда я проснулся, (как всегда от холода, к которому привык, но не полюбил), Ванхаген стоял на носу флагмана и сосредоточенно изучал морские волны. Меня разобрало любопытство, что это такое он там высматривает, и я потихоньку подошёл к нему, стараясь не разбудить остальных.
— Сегодня в полдень будет потеха! — Сказал он, вполголоса не оборачиваясь. — Но не думаю, что дойдёт до драки, впереди не дикий кабан, а откормленный домашний боров.
Задав мне такую загадку, он замолчал, а я, сколько не вглядывался в зелёную спину океана, так и не разглядел ничего примечательного. Однако ярл не ошибся и через несколько часов мы увидели на горизонте одинокий парус и наконец-то вооружились.
Корабль, которому этот парус принадлежал, оказался тихоходным купеческим ганзейцем с широченными крутыми боками, высокой кармой и таким же задранным носом. И на корме, и на носу красовались надстройки, смахивающие на крепостные башенки. Там расположились десятка два лучников, но пока что они даже не пытались в нас целиться, а только глядели глазами полными страха. Похоже, нас заметили ещё издалека, но так и не решили, что лучше сделать — драться или просить о милости. На самом корабле царила паника. Люди бегали туда-сюда, таскали какие-то тюки, будто пытаясь их спрятать, всюду раздавались крики, шум и гам, причём большинство воплей были горестными. Глядя на эту суету, кое-кто из викингов даже сплюнул с досады и опустил оружие, но грозный окрик ярла заставил всех снова принять устрашающий вид.
И вот мы сошлись с купцом борт о борт. Я всё же опасливо поглядывал на лучников, замерших на сторожевых башнях. Их положение казалось очень удобным для стрельбы, зато у нас с этим делом было плоховато: викинги, несмотря на всю свою воинскую силу, весьма средние лучники и предпочитают драться вручную. Вот только решительности и отваги купеческим наёмникам сильно не хватало, а когда они увидели, что с другого борта их корабля заходит ещё один драккар их доблесть умерла окончательно. Впрочем, на средней палубе ганзейца доблести тоже не было. Вместо вооружённой команды, готовой отразить абордаж, нас встретил маленький толстенький человечек весь разодетый в шелка и бархат, которые делали его ещё круглее, чем он был на самом деле. Он радостно заулыбался, воздел руки к небесам и выкрикнул следующее: