Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры
Шрифт:
Формы предметные и логические
Итак, синтаксические формы и в своей эмпирической данности, и в идеальных законах и основаниях этой данности, остаются формами внешними. Если им противопоставить внешние и идеальные формы самих вещей, свойства, действия и отношения которых сообщаются через посредство слова, то, схематически и отвлеченно, действительное место внутренней языковой формы определено. Внутренние формы лежат между внешними и предметными. Само собою также этим подсказывается мысль, что это «между» и есть не что иное, как своего рода отношение между указанными пределами, составляющими меняющиеся, живые термины этого отношения. Называемая «словом» вещь, какова бы она ни была, меняется и живет в природе и истории. Сама звучащая речь также меняется и живет в природе, вместе с нею меняется и живет также языковая конструкция в истории, а следовательно, и определяемое этими терминами отношение, в свою очередь, меняется и живет во всех формах своего обнаружения. Этим самим оно заявляет о себе, что оно и в самом существе своем есть отношение динамическое. Его действительная природа, характер его и его особенности раскроются перед нами, и указанная отвлеченная схема наполнится
и на (менее тогда заметном) различии степени. Так, при несомненной изменчивости грамматических форм, они в отдельные моменты своего развития без труда поддаются схематической формулировке и классификации. Вопрос о природе динамики внутренних форм есть вопрос не только о содержании представляющего их отношения, но также вопрос о том, зависят ли и формальные качества этой динамики, -темп, напряженность, диапазон и т.п.
– всецело от таких же качеств определяющих терминов («вещь», «звучащая форма»), или внутренняя форма обладает собственным напряжением и силою, действующею независимо от изменения терминов, по собственным внутренним законам, и при случае, оказывающею воздействие на изменение любого из терминов и их обоих вместе8. И если дело так и обстоит, то может случиться, что внутренняя форма обладает таким динамическим напряжением, что, даже в относительно устойчивых схемах, она невыразима или выразима лишь при введении каких-то новых ограничивающих условий. Если теперь припомнить вышепроведенное положение, что внутренняя форма лишена сколько-нибудь постоянного и устойчивого внешнего запечатления, то можно признать априорною предпосылкою для определения внутренней формы тот факт, что она, безусловно, не поддается запечатлению в статических схемах и формулах.
Как ни ясным уже, кажется, только что изложенное о «месте» внутренней формы в структуре слова, однако в предыдущем раскрыта только одна сторона проблемы, показано действительное значение только одного термина отношения - внешней формы. Подлинно ли и подразумеваемая онтологическая форма, форма самого предмета90, о ко
9 Вероятно, никто не усомнится в воздействии внутренней (логической) формы на внешнюю конструктивно-синтаксическую, но спросят, быть может, какой смысловой и логический акт воздействует на вещь?
– Под «вещью» (ens) мы разумеем, с точки зрения языка, все, что может быть названо, следовательно, не только материальные вещи и вещества, но также психические акты, действия, поведение человека, а равно и всякий социальный продукт или акт, в том числе, например, юридическое определение, закон, религиозное установление, литературу научную и художественную и тл., и т.д., - влияние внутренней (логической и поэтической) формы на все эти «вещи» может быть безгранично.
– Кроме того, и вообще необходимо помнить, что, когда мы говорим о «предмете», как термине внутренней формы, мы, само собою разумеется, имеем в виду предмет не в его онтических свойствах, так сказать, самолично, а лишь в его подразумеваемоети (Meinen).
,) Точнее: самый предмет, как форма объективного содержания - свойств, действий и т.д., - forma substanliaJis, по отношению к которой fomiac accidentales, в их совокупности, можно рассматривать, как объективное содержание. Однако «предмет» рассматривается, как форма, и по отношению к совокупности «вещей». Эти формы могут быть названы эйдетическими, поскольку эйдос берется в его качестве species. Эйдос, как essentia, представляет оба смысла предметной формы, как единство и единый смысл. Ср., у Аристотеля, эйдос, как формообразующее начало в - по отношению к ; и, с другой стороны, субстанциальная форма (схоластиков), как .
тором высказывается слово, и которая поэтому также как-то «выражается» им, не может быть отожествлена с внутреннею формою слова?
Основанием для отожествления может служить распространенное понимание логической истины как соответствия мыслимого или высказываемого тому, что есть, т.е. предмету, вещам и предметным отношениям. Предмет, по отношению к вещам, может рассматриваться, в его идеальности, как некоторое формальное единство, господствующее, прежде всего, над некоторым формальным же многообразием, а затем, через посредство последнего, и над эмпирическим чувственным многообразием вещей, как по их видам, так и индивидуально. Поскольку чувственное многообразие эмпирической вещи, данное в восприятии, не передается словом более высокой ступени, чем перцептивное суждение, в котором воспринимаемая вещь занимает место субъекта (заменяемого лишь местоимением «это»), и никогда не может быть предикатом, оно остается абсолютным содержанием самой вещи и, следовательно, границею, пределом содержания самого слова. Нетрудно видеть, что то же самое относится к чисто формальному многообразию предмета (расчлененная, например, поверхность вещи, градация и ритм временных моментов процесса и т.п.): как чисто онтологическое формальное содержание, оно остается для словесного выражения пределом91. Разница между обоими моментами, с точки зрения сознания их, лежит всецело в сфере различения чувственного восприятия и синтеза аппрегензии (в смысле Канта, т.е. некоторой способности продуктивного воображения) или схватывания сочетательных форм (Gestaltqualitat в современном смысле), и, во всяком случае, не касается понимания, с которого только и начинаются логические и осмысленные функции слова. Таким образом, если и чувственное и формальное содержание предмета остается бытийной принадлежностью его, составляющей для выражения лишь ориентирующий предел, то, может быть, сам предмет,
Но можно ли сказать, что предмет или предметное обстоятельство (Sachverhalt, Objectiv) и есть то, что выражается в слове, как его смысл,
" Не передается ли оно с помощью изобразительного искусства? — Считаю, что самый вопрос имеет смысл в данном контексте лишь при условии, что он относится не к художественной цели живописи или пластики (здесь ответ был бы явно отрицательным), а к логическому основанию изобразительного выражения, которое в чистом, незатемненном художественными целями, виде представляется скорее чертежами, планами, моделями, фотографией и т.п. Но, конечно, и в них есть значительная условность, поскольку при самом точном даже применении принципа масштаба соблюдаются условные правила перспективы, ракурса, сферической сетки, фокуса объектива и т.д. А потому, думается мне, и в такого рода изображениях вешей мы найдем не больше онтологического содержания, чем в перцептивных суждениях, типа: «вот - Казбек», «это - мой дом», «это - дядя Володя», «это - слон, а вот и носорог» и т.д.
и что, следовательно, дается нам через понимание? Строго говоря, с точки зрения выражающего слова, предмет есть лишь некоторое X, на которое направляется или к которому призывается наше внимание, некоторая точка сосредоточения речи, всегда имеющаяся в виду при обсуждении вещи того или иного вида бытия, как идеальная его форма, но, следовательно, не уразумеваемая, а лишь подразумеваемая, как единство уразумеваемого вещного содержания. Последнее-то и входит в смысловое содержание речи, актом подразумевания никак не конституируемое. Для конституирования смыслового содержания слова требуется особый творческий акт он - условие сообщения, словесного выражения, и только с ним может быть связано подлинное понимание и уразумение.
Не покидая почвы непосредственного созерцания вещи, мы обыкновенно говорим об особых актах постижения, уже не чувственного, а мыслимого содержания ее, как об актах конципирования (предмета) и компрегензии (объектива, предметного обстоятельства)92. Как акты, непосредственно направленные на предмет, они всецело объективны, -предмет не оторван от них, а находится в них самих презентативно, и, тем не менее, эти акты, как только мы устанавливаем, констатируем, выражаем созерцаемое и постигаемое, суть акты творческие, логические. Логическое - подлинно «соответствует» предмету, и в то же время не соответствует, потому что «творит», будучи словесною передачею предметного отношения. И тут, надо отметить, перед нами не просто заурядный пример диалектического движения мысли, а изначальная основа, Ersprung, живой ключ всей диалектики. Моментом, разрешающим противоречие, является самый процесс, «становление», творчество, состоящее не в чем ином, как в планомерном, систематическом отборе в передаваемый смысл содержания, «соответствующего» предмету. Отбор в идее совершается бесконечно, но в каждом данном случае он ограничен и определен целью, контекстом, предыдущим знанием, апперцепцией и т.п. Планомерно отбираемое для сообщения предметное содержание есть смысл сообщения, и он-то и постигается в понимании; конципирование и компрегензия, как творческие акты, суть акты отбора, в своем течении составляющие бесконечный процесс. Их «продукты» иногда называются понятиями, иногда даже представлениями, поскольку эти широкие термины вмещают в себе указание не только на репродуктивные, но и творческие процессы. В основной своей характеристике они составляют процесс, «теченье», становление, но, следовательно, в каждое отдельное мгновение, также устойчивость, «покой», как момент движения. Как в движении, так и в моменте покоя, смысл сообщаемого отвлеченно может рассматриваться как коррелят форми
9: Это терминологическое разделение дано мною совершенно условно, никакой тра диции здесь не существует.
руюшему его началу, но при условии, что и он сам может быть назван формою — по отношению к предметно-онтическому содержанию93.
Но не суть ли сами понятия или представления - внутренние формы слова?
– Понятия и представления суть довольно сложные и по составу, и по структуре, образования. Поэтому такой вопрос, пока он не расчленен, он - груб, и всякий прямой ответ на него непременно также останется грубым и неубедительным: было бы одинаково обоснованно — ответить на него и утвердительно, и отрицательно. При утвердительном ответе есть опасность, которую ни на минуту нельзя упускать из виду, - опасность концептуализма. Она, однако, устраняется, как только мы признаем, что понимаемое и представляемое содержание предиката и есть подлинное его содержание, в своей мысли-мости столь же объективное в аспекте возможности, как объективен воспринимаемый предмет в своей действительности. Но таким признанием мы вовсе лишаем соответственные акты понятия и представления какой бы то ни было творческой мощи или, в лучшем случае, на долю творчества оставляем одни инвенционные способности рассудка, и тем самым, как будто принуждаем себя к ответу отрицательному. Здесь-то и нужно припомнить сложную структуру понятия: мыслимое в нем предметное содержание никогда не есть все содержание предмета, а есть содержание целесообразно и планомерно подобранное в соответствии с намерением и замыслом сообщения и выражения. В этом пункте нельзя отказать понятию как логическому акту в творческой мощи, напротив, тут-то и открывается собственный смысл и собственное значение всего научного и вообще словесно-логического творчества.
Таким образом, со стороны планомерного выполнения понятием некоторого замысла, оно удовлетворяет вышепоставленным требованиям и может быть названо внутреннею формою. Но, очевидно, что при этом имеется в виду не само по себе понятие, как такое, словесно данное, но и не отвлеченное мыслимое содержание, хотя бы принятое и отобранное, как форма по отношению к предметно сущему содержанию, а некоторое в нем запечатленное, как его формальный момент, правою его «образования», «формования». Это правило есть не что иное, как прием, метод и принцип отбора, — закон и основа словесно-логического творчества в целях выражения, сообщения, передачи смысла.