Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры
Шрифт:
т Kant /. Kritik der reinen Vernunn. В. S. 757.
Этот, заложенный в самой глубине понята , принципиальный базис его является тем цементирующим началом для всякого эмпирического слова-понятия, который мы вправе рассматривать как осуществление закона образования понятий, их формального, в их формальных особенностях, начала, или, формы их формирования, последней, безотносительной, внутренней формы или внутреннего закона. Невзирая на то, что последний не эмпиричен и устанавливается аналитически, он подлинно конкретен и синтетичен (именно потому он аналитически и раскрывается). Кант считал, что экспозиция, как аналитический прием определения данных понятий, не расширяет нашего знания. С этим едва ли можно согласиться, если не признавать кантовской предпосылки безусловного сенсуализма. Только наличие чувственной, хотя бы априорной (конструирование создаваемых математически понятий), интуиции является для него условием синтеза и познания. Но против Канта свидетельствует наличие интеллектуальной конципирующей и, комплементарной к ней, Интел лигибильной смысловой интуиции. Ни из чего не видно, чтобы мыслимое, как такое, было только аналитично. Напротив, оно именно как смысловое, со-мыслимое, существенно синтетично. И если приложить другой, кантовский же, критерий аналитического: принцип противоречия, то как раз мыслимое in concreto, в своем имманентном уже движении, должно тем более быть признано синтетическим, ибо, неся с собою и в себе противоречия, и раскрывая их самим движением своим, оно диалектически развертывает перед нами сами возможности, мало беспокоясь о том, в каком моменте это развертывание будет пресечено стеною принципа противоречия.
Что касается данности понятия, то это - данность лишь вопроса, его постановки, и, следовательно, некоторых условий его решения. В остальном это открытый путь для решения, достигаемый развитием всех возможностей, заложенных в данных условиях. По убеждению Канта, наконец, чистый разум не содержит в своем спекулятивном применении ни одного синтетического суждения непосредственно из понятий, в частности, рассудок создает надежные основоположения лишь косвенно из понятий, через отношение понятий к случайному, возможному опытуп0. При предпосылке кантовского сенсуализма, действительно, понятия без этого отношения пусты, а при предпосылке его идеализма - заполнить эту пустоту нечем: что бы ни создал его рассудок, все будет тою же пустотою. От этого отношение к опыту - только случайность, и для суждений разума - не прямой, а косвенный путь. Но если понятия сами по себе не пусты, а в них мыслится конкретный смысл, то в них же самих заложено и прямое
"° Kant I. Kritik dcr rcinen Msrnunn. . S. 764-765.
отношение к действительности, ибо на нее-то, как на предмет, и направлено ею же осмысленное понятие. Какие бы возможности ни открывались в смысле понятия, они не все случайны, как и обратно, значит, не все переходят в действительность, ибо не все отвечают ей.
Кант видел «нечто печальное и унизительное»111 в том, что суще-ствует антитетика чистого разума и что разум принужден вступать в спор с самим собою. Не знаю, печально ли, но что же унизительного? Ведь этот спор есть спор возможностей, и чтобы одной из них стать действительностью, надо победить не чем иным, как разумностью, ибо таков титул победителя в этом споре. Для кого же унизительно, что действительность - разумна, - разве только для побежденных, не-действительных? Вся разумность действительности -в том, что она такая, а не иная, и что на это есть основание. Но нигде не сказано, что разумность есть и благородство. Не переносит ли Кант в логику оценок морали?
– Только в романах любую возможность можно сделать разумною, в действительности разумна только та возможность, которая осуществилась и стала действительностью, ибо сама действительность есть разум того из возможных смыслов, который осуществлен. Осуществленная же действительность в самой себе заключает свой разум, как свое ratio, т.е. то, из чего уразумевается, почему она именно такая, а не иная. Это последнее уразумение и связывает непосредственно единым действительным смыслом понятие и предмет его. Диалектика возможностей, respective, возможных смыслов, есть непрерывный и систематический путь к восполнению неполноты каждого понятия, и этот процесс так же бесконечен, как бесконечна в своей полноте действительность. Прием экспозиции есть прием непрерывного и неуклонного воссоздания системы действительности через включение в нее каждого экспонируемого понятия в его надлежащем разумном месте, и в то же время - раскрытие собственного содержания понятия в систему, согласованную с системою «целого». Так диалектика понятия находит в действительности свое разумное оправдание, в точности соответствует действительности, и руководствуется, в последнем итоге, ее собственной идеей, реализация которой есть завершающая реализация самой действительности, как ее собственного в целом слова, т.е. культуры. Такая диалектика, - в отличие от платоновской диалектики гипостазируемой ( - , Parm. 136) идеи, в отличие от кантовских пустых (bloss) идей (nur eine Idee!), в отличие от гегелевской диалектики объективируемого понятия, - есть диалектика реальная, диалектика реализуемого культурного смысла, и может быть названа, имея в виду приемы
1,1 Kant /. Kritik der reinen Vfernunn. . S. 768.
образования элемента культуры — слово-понятия, диалектикою экспонирующею и интерпретирующею, или, обнимая задачи формальные и материальные в присущем им конкретном единстве, диалектикою герменевтическою112.
Некоторые выводы из определения внутренней формы
Итак, внутренняя словесно-логическая форма есть закон самого образования понятия, т.е. некоторого движения или развития, последовательную смену моментов которого мы называем диалектическою сменою, отображающею развитие самого смысла: его Wandlungen -преображения или даже пресуществления. Это - не схема и не формула, а прием, способ, метод формообразования слов-понятий. Если можно говорить о «внутренней форме», как об отношении внешней сигнификативной формы и предметной формы вещного содержания (выше, стр. 397), то это отношение также нужно понимать как движение, и жизнь внутренней формы надо понимать как развитие, осуществляющееся в способах соотнесения обоих терминов названного
": Раз в данной связи пришлось вспомнить о Канте, исторически интересно припомнить также направление, в котором Фриз развивал кантовские мысли об экспозиции (Fries J. Fr. Sysicm dcr Logik. 2 Aufl. 1819. § 93. S. 425 (Т.). Определение (das Erklaren) есть собственная функция рассудка в образовании понятий. Определение есть составление понятия из других, поэтому через него нельзя достигнуть первоначального усмотрения (die Einsicht), последнее заключено в предпосылаемых понятиях, из которых составляется новое. Так как цель определения - отчетливость в наших представлениях и сознание зависимости частного от его общих качественных особенностей, то требования, предъявляемые к определению, очень разнообразны, в зависимости от вида познания. Математика определяет понятия с помощью детерминации, ее понятия создаются, это - синтетическое определение. Математика произвольно выбирает слово для созданного ею понятия, словоупотребление - в полной ее власти. В философии положение определения - обратное. Здесь наука имеет мало власти над словоупотреблением. Здесь слово не создается, а предполагается данным в языке, и определение, путем анализа, только показывает, что понимает под данным словом всякий знающий тот язык. В философии учитель обучает ученика не новым словам, а отчетливому постижению им собственных мыслей. Аналитические определения философии называются экспозициями (Erortcrungen). «Экспозиция понятия по различным случаям употребления сопоставляет различные отношения понятия и старается его таким образом анализировать». Данное понятие всегда остается здесь правилом для определения: не данное понятие здесь может быть улучшено из определения, а всегда лишь определение - из понятия; таким образом, сложное здесь, по большей части, яснее, понятнее, чем части и признаки, из которых оно состоит. Все искусство научного развития заключается здесь в том, чтобы путем анализа в целом уже знакомых категорий (субстанция, причина, мир, душа) найти и обнаружить правильные отношения этих категорий к целому нашего философского познания. Ср.: Fhes J. Fr. Grundriss der Meiaphysik. § 21. S. 23-24; Fries J. Fr. Sysiem der Metaphysik. 1824. § 21. S. 88-99.
отношения. Гумбольдт близко подходит к смыслу такого определения, когда, изобразив язык как деятельность, энергию, называет его также «работою духа»113, выполняемою некоторым «постоянным и единообразным способом». Это постоянство и единообразие обусловлено единством самой духовной силы, способной различаться только внутри собственных границ, и направляющейся по цели понимания. Устойчивое и единообразное в работе духа, направленной на то, чтобы довести артикулированный звук до выражения мысли, и составляет форму языка. Постоянное, устойчивое - относительно: по отношению к смене и разнообразию, как звуковой, так и идейной материи, и, во всяком случае, оно не неподвижно. Чаще всего Гумбольдт говорит применительно к внутренней форме о способе употребления (Gebrauch) и употреблении, которое дух делает в целях сообщения и взаимного понимания. Характеризуя природу языка114, Гумбольдт из двух принципов его прямо называет второй принцип употреблением звуковой формы для обозначения предметов и связей мысли, употреблением, зависящим от требований мышления, из чего и проистекают общие законы языка115. О том же говорит и основное определение внутренней формы у Гумбольдта116: внутренняя и чисто интеллектуальная сторона языка состоит в употреблении звуковых форм. Эта основная особенность языка зависит от согласования и взаимодействия, в котором открывающиеся в языке законы стоят друг в отношении друга и законов созерцания, мышления и чувствования. «Эти законы суть не что иное, как пути (Bahnen), - [следовательно, не схемы, не формулы!], - по которым движется духовная деятельность в порождении языка, или, пользуясь другим уподоблением, не что иное, как формы, в которые она отчеканивает звуки». Здесь же они названы также «интеллектуальными приемами (Verfahren), т.е. методами, что и согласуется вполне с характеристикою внутренней формы, как пути.
Имея в виду конкретный язык в его живом движении и принимая во внимание, что действительное своеобразие его в его индивидуальных, временных, национальных и прочих особенностях, сказывается именно в его живом и связном движении, тогда как отдельные элементарные составные части его как раз обладают статическим однообразием, я и называю правила, методы, законы живого комбинирования словесно-логических единиц, понятий, со стороны их формальной повторяемости, словесно-логическими алгоритмами"1.
1.3 Humboldt W. . Uebcr dic dcs menschlichen Sprachbaues... § 8. S. 56-57.
1.4 Ibidem. § 8.
1.5 Ibidem. S. 63, cp. S. 97.
1.6 Ibidem. § 11.
1.7 Термин взят не по внешней только аналогии с математическим понятием алгоритма; математический алгоритм есть внутренняя логическая форма математического языка.
Такого рода алгоритмы суть также формы образования понятий, и, следовательно, диалектики самого смысла, динамические законы его развития, творческие внутренние формы, руководящие понимающим усмотрением смысла в планомерном отборе элементов, но допускающие свободу в установлении той или иной планомерности, ничем, кроме правды сообщения и соответствия предмету его, не вынуждаемой и не побуждаемой. Под принуждением со стороны самого предмета здесь следует разуметь не пассивное отражение его статически формальных особенностейП8, а живую диалектическую передачу действительного, как оно есть, с определяющим его, именно как действительное, разумным. Поэтому-то в сфере словесно-логических структур последним источником творчества надо признать имманентное ему разумно-действительное, и его конститутивные, а не только направляющие, законы. Здесь должна быть обеспечена словесно-логическому культурному сознанию свобода творчества, во всяком случае, не меньшая, чем та свобода творчества, которая руководится внутренними поэтическими законами в области художественной фантазии119.
Наличием указанной свободы в достаточной степени гарантируется то разнообразие живых языков, которое характеризуется не только запасом звукового материала их, но также богатством формообразования во всех сферах языкового проявления. Мнимое противоречие этого разнообразия, с одной стороны, и кажущегося единообразия чистой интеллектуальной деятельности, с другой стороны, затрудняло уже Гумбольдта, как мы видели, и ставило в совершенный тупик его истолкователей, боявшихся прямого отожествления внутренних языко
" Формальные особенности самого предмета устанавливаются онтологией отвлеченно и независимо от их мыслимости. Может, поэтому, возникнуть подозрение, что, как такие, т.е. прямо не мыслимые, или не входящие в состав смысла-содержания, они и не отражаются на формах слова-знака. Если бы такое предположение было правильно, оно побуждало бы нас к субъективистическим выводам кантианского типа. Но лумаю, что оно - неправильно. Если «содержание» действительности передается лишь в диалектическом развитии слова-понятия, то ее онтологические формы принудительно определяют форму слова уже с самого зарождения словесно-выразительной интенции. Нужно только иметь в виду не формы «элементов» и «отдельных» членов речи, а общее ее движение и развитие. «Составление плана», построения, композиции, непременно испытывают принуждение со стороны формально-онтологических особенностей самого предмета: пространственное расположение, группировка, временная и причинная последовательность, одно-(временность, группировка по отрезкам времени, в последнем случае синхронистика) и т.п.