Исправляя ошибки
Шрифт:
Но что мешало ей немного припугнуть тюремщицу? Заставить ее думать, будто пленница в самом деле безмолвно угрожает, что прибегнет к Обману разума. Просто чтобы сделать тон Кэффи хоть немного добрее и обходительнее.
Та изменилась в лице, однако не утратила присутствия духа.
— Твой дроид сейчас у Хакса. Полагаю, генерал намерен обстоятельно покопаться в его памяти.
Сказать по правде, Хакс сделал бы это еще на борту «Хищника», не дожидаясь прибытия. Однако техники выяснили, что система памяти этого астромеханика оснащена защитой, которая, если попытаться взломать ее, заставит дроида уйти в режим «спячки» (или, выражаясь
Пришлось ждать, уповая, что в резиденции Верховного лидера отыщутся более компетентные специалисты. А до тех пор Хакс распорядился держать дроида в одной камере с девчонкой — ведь было не исключено, что та, будучи знакомой с бинарным языком астромехаников, упомянет что-нибудь любопытное в разговоре со своим железным приятелем.
Рей почувствовала, как что-то внутри испуганно шевельнулось. Кто знает, какие еще секреты хранит R2? Быть может, его память таит какую-то важную для Сопротивления информацию? Ведь именно у него нашлась карта, ведущая к Ач-То…
— Еще со мной поймали одного вуки… — промолвила девушка, и на сей раз ее голос наполнился необъяснимой дрожью. — Вам известно что-нибудь о нем?
Кэффи, пожимая плечами, немного растерянно сказала:
— Я не слышала ничего ни о каком вуки. Если Хакс и его бойцы в самом деле поймали твоего дружка, он остался на «Хищнике».
Рей тревожно прикусила губу.
Она успела выключить воду, и теперь стояла посреди душевой, мокрая и озябшая, вжав голову в плечи и смущенно перенимаясь с ноги на ногу. С концов ее волос капала вода. По привычке Рей прикрывала груди руками, сложенными накрест — это была поза детской стыдливости одновременно милая и немного нелепая.
С мгновение Кэффи смотрела на нее с выражением брезгливости и, кажется, некоторой снисходительности — «и откуда же ты такая взялась?» — после чего строгим движением подала девушке полотенце.
Рей, поблагодарив ее, спросила еще, не особо, впрочем, рассчитывая на ответ:
— Что это за место?
Женщина воззрилась на нее так пристально, что девушка тут же пожалела о своем вопросе. На ее коже — хотя Рей усердно растирала себя полотенцем, чтобы скорее согреться — продолжали вздыматься мурашки.
— Это — один из миров, принадлежащих Верховному. Большего тебе знать не полагается.
С этих пор и началось семидневное, томительное, хотя и не лишенное некоторой приятности ожидание. Приятность состояла, главным образом, в том, что Рей, ранее ощущавшая себя, словно в дьявольской гонке — так лихорадочно быстро протекали события вокруг — получила возможность перевести дух и обдумать положение, в котором оказалась. Теперь даже Люк Скайуокер редко говорил с нею; Рей была полностью предоставлена сама себе.
Впрочем, и это сомнительное преимущество — сомнительное, поскольку размышления не всегда способны принести успокоение; чаще всего выходит как раз наоборот — омрачалось тем обстоятельством, что девушка пребывала в полнейшем неведении не только относительно судьбы своих друзей, которая не могла ее не беспокоить, но и относительно того, как долго ей дожидаться свершения собственной участи. Ее надзирательница молчала на этот счет. Скорее всего, она и сама не знала ровно ничего, поневоле довольствуясь лишь скупыми приказами. Молчание извне угнетало душу Рей и создавало
Время от времени Рей медитировала. Она старалась регулярно повторять урок Скайуокера.
Однажды Кэффи спросила:
— Ты умеешь обращаться с оружием?
— Я неплохо дерусь при помощи посоха, — ответила Рей и тут же густо покраснела, внезапно решив, что подобного рода воинское искусство сочтут здесь несерьезным.
Однако женщина и не думала высмеивать направленность ее навыков.
— Кто был твоим учителем?
Рей застеснялась еще больше. Дело в том, что определенного наставника у нее не имелось никогда. Время от времени ей встречались добрые люди, которые показывали девочке отдельные боевые приемы — по большей части грубые, лишенные какой-либо единой техники. В остальном же Рей училась всему сама. Одинокое дитя, движимое необходимостью защищать себя, как умеет.
— Кто учил тебя? — повторила Кэффи настойчивее и резче.
Девушка потупила взор и глухо произнесла в ответ:
— Жизнь.
Надзирательница, фыркнув со смесью жалости и недоумения, отстала. «Или слухи о силе этой девочки явно преувеличены, — подумала она, — или же негодница просто чего-то недоговаривает».
Покидать апартаменты пленнице воспрещалось — дроиды неустанно следили за этим. Однако если закрыть глаза на единственное ограничение, стоит признать, что к Рей относились здесь весьма сносно. Ее не били, не морили голодом, не накачивали больше наркотиками, не пробовали допрашивать. Напротив, она имела возможность спать и есть вдоволь. Не обремененная никакой работой и свято оберегаемая, она сама себе напоминала сейчас какой-то редкий артефакт, который опасаются лишний раз потревожить, чтобы не накликать беду.
Она в самом деле много размышляла и вспоминала, но мысли и воспоминания приносили лишь щемящую тоску. Они воскрешали в голове образы дорогих товарищей: Финна, По, Хана и Леи. Вероятнее всего, Рей больше не увидит никого из них — по крайней мере, тех, кто еще оставался жив. А что касается Хана… девушка остерегалась мыслей о генерале Соло, которые напрямую вели ее к запретной границе. Слишком тесно этот светлый образ был связан в ее сознании с другим, темным образом. Отец напоминал о сыне. А размышления о Кайло казались ей слишком зыбкими, мучительно неопределенными.
Впрочем, стоит сказать, что, по крайней мере, один связный, решительный вывод на его счет она сумела для себя сделать — Рей определила, что, в самом деле, склонна жалеть Бена Соло. Правильно это или нет? Пожалуй, что правильно. Жалость ценнее, чем ненависть. Ненависть ведет во Тьму — не ведая этого, Рей однажды уже едва было не обожглась. Сострадание же помогает отыскать дорогу через сумрак.
Но то, что является закономерным продолжением жалости, настораживало девушку и пугало. Она сознавала, что хочет увидеть Кайло — как и По, она мечтала взглянуть на прежнего своего врага другими глазами. Дэмерон, ранее знакомый только с Кайло Реном, стремился взглянуть именно на Бена, сына генерала Органы, хотя этот порыв в конечном счете и не привел ни к чему хорошему. Рей рассчитывала, что встреча с Кайло поможет разрешить ее сомнения, позволит увидеть воочию, осталась ли в нем еще хотя бы единственная горькая крупица того доброго и милого юноши, который, сам того не зная, стал «принцем» — неким образцом мужской привлекательности — для маленькой мусорщицы.