История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
Александр Яковлев относится к той категории русских писателей, которые чутко воспринимают все значительные события, происходившие на их веку. Первая мировая война, революция и Гражданская война, страшный голод заволжских деревень – эти события сердечной болью входили в его писательскую судьбу. Писатель активен по своему миросозерцанию, он беспощадно относится к фальши, искусственности, к подлости, обману, лицемерию.
По его произведениям сразу можно определить, у кого он учился: Лев Толстой оказал на него огромное влияние.
Мало кто заметил появление в Москве Михаила Шолохова. Работал разнорабочим, начал печатать свои «Донские рассказы», сначала был в «Молодой гвардии», потом ушёл в «Журнал крестьянской молодёжи», познакомился с Серафимовичем, который поддержал его хорошим предисловием к сборнику. В 1926 году начал писать «Тихий Дон», за 1927 год написал две книги, а куда с ними идти – не знал. Друзья посоветовали отнести роман в Госиздат, но оттуда вскоре вернули с отрицательными отзывами – «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!». Восторженный отзыв Серафимовича решил судьбу первых двух книг романа, а его рекомендация и настойчивость как главного редактора сломили сопротивление членов редколлегии, и роман начали печатать в журнале «Октябрь» в 1928 году, с 1 по 9—10-й номер журнала. Наряду с этим «Журнал крестьянской молодёжи» (в трёх номерах), «Комсомольская правда», «Вечерняя Москва», «Молот» дали публикацию глав романа, что способствовало широкой известности «Тихого Дона». Выходило издание за изданием – в «Московском рабочем», в «Роман-газете», в Гослитиздате.
Огромный успех романа вызвал у некоторых коллег недоумение, недовольство, откровенную зависть к успеху молодого писателя. Пошли всякие закулисные разговоры о том, что автор двух небольших сборничков рассказов не мог написать такое сочинение, в Москве и Ленинграде зашелестел «слушок», что «Тихий Дон» написал какой-то белый офицер, а Шолохов нашёл рукопись и выдал за свою. Ещё в ноябре 1928 года Шолохову передавали, что ходит по Москве такой слух, рассказывали даже и о том, что якобы где-то в Москве появилась «старушка», мать белого офицера, которая рвётся в «Правду» и в ЦК партии большевиков, чтобы доказать, что «Тихий Дон» написал её сын, и показать рукопись «Тихого Дона». Но Шолохов в то время беззаботно отмахнулся, уж очень нелепа и глупа была эта версия. Он-то знал, что рукопись у него, написана его почерком, на полях есть собственные замечания, что надо сделать к тому, что он уже написал… Порой не успевал всё сделать сам, просил жену Марусю, а Маруся, не успев справиться с хозяйством да с маленькой Светланой, просила помочь Лиду, свою сестру.
А между тем слух зашелестел сначала тихо, незаметно, но капля за каплей собирался в еле-еле заметный ручеёк, на который все обратили внимание. Особенно активно распространял слухи Феоктист Алексеевич Березовский (1877–1952), не смирившийся с тем, что тот самый паренёк, которого он редактировал два года тому назад в Госиздате, мог написать роман такой огромной силы. И естественно, делился сомнениями со своими единомышленниками по литературной группе «Кузница». Гладков, Никифоров, Малышкин, Санников собирались на свои заседания, обсуждали текущие вопросы литературной жизни, и тут же кто-нибудь из них затевал разговор, полный сомнений и домыслов, о «Тихом Доне».
Фёдор Васильевич Гладков (1883–1958) начал печататься в «Кубанских ведомостях» ещё в 1899 году. Повесть «Изгои», опубликованная в 1912 году, обратила на себя внимание критики. После Гражданской войны он – автор пьесы «Ватага», повестей «Огненный конь», «Пьяное солнце», десятков рассказов. Публикация романа «Цемент» в журнале «Красная новь» в 1925 году сделала имя Гладкова одним из самых популярных. В 1926 году издательство ЗИФ выпустило в свет собрание сочинений в трёх томах: т. 1 – «Огненный конь», т. 2 – «Цемент», т. 3 – «Старая секретная».
Георгий Константинович Никифоров (1884–1937), тоже заслуженный участник революционного движения, в 1905 году сражался на баррикадах, за что подвергался арестам и преследованию. Печататься начал в 1918 году. Был одним из противников новой экономической политики, воспринимал её как отступление от революции, что и отражалось в его рассказах и повестях. Он писал на острые темы современности, едко разоблачал отрицательные черты советской действительности, выявляя политическое лицо вредителя, бюрократа, классового врага. Образы рабочего в его произведениях непременно идеальные, образы классовых врагов, царских охранников, полицейских – непременно выписаны чёрными красками. Лубочный схематизм снижал художественное значение его идеологически выдержанных произведений. Роман «У фонаря» (1927) принёс Никифорову известность. В 1928 году ЗИФ начал печатать его собрание сочинений в семи томах. Журналы «На посту» (1925) и «Новый мир» (1928) откликнулись на его сочинения.
Активное участие в обсуждении слухов о Шолохове принимал и Александр Георгиевич Малышкин (1892–1938), участник Первой мировой и Гражданской войн, штурмовавший Перекоп. Печататься начал ещё до революции, а роман «Падение Даира», опубликованный в 1923 году, сразу сделал его «маститым». К этому времени он опубликовал повести «Февральский снег» и «Севастополь». Главный герой повестей колеблется между революцией и контрреволюцией, с трудом находит своё место в жизни среди большевиков.
Сначала разговоры о Шолохове велись как бы между собой, тихо, незаметно, на кухнях, в застольях. И как бы между прочим установилось, что каждый рассказывает другому вроде бы и не слух, а факт. В разговорах продолжала упоминаться «старушка», мать белого офицера, упоминалась не как мифическоее, выдуманное больным воображением и завистью, а как реальное лицо, по каким-то таинственным обстоятельствам никак не обнаруживающее себя и не передающее подлинную рукопись в редакцию «Октября» и в ЦК РКП(б).
«Писатели из «Кузницы» Березовский, Никифоров, Гладков, Малышкин, Санников и пр. людишки с сволочной душонкой, – писал Шолохов 23 марта 1929 года в станицу Вёшенскую, – сеют эти слухи и даже имеют наглость выступать публично с заявлениями подобного рода. Об этом только и разговоры везде и всюду. Я крепко и с грустью разочаровываюсь в людях… Гады, завистники и мерзавцы, и даже партбилеты не облагородили их мещански-реакционного нутра. Всё это рассеивается. В печать пойдёт в воскресенье опровержение РАППа (Серафимович, Фадеев и др. изучали мои черновики и записи), а клеветников привлекают к партийной ответственности, и дело о них фракция РАППа передаёт в КК… Ох, как закрутили, сукины сыны!» (Шолохов М.А. Письма 1924–1984. М., 2003. С. 120–121).
Действительно, о плагиате Шолохова заговорили на официальных заседаниях литературного объединения «Кузница», в которую входили все вышеназванные писатели, наиболее рьяно «доказывавшие», что в столь юном возрасте, как у Шолохова, невозможно написать «Тихий Дон».
Так возникла эта клевета, способная погубить кого угодно, но только не такого бойца, как Михаил Шолохов.
Наконец эти клеветнические слухи докатились и до Вёшенской. Друзья просили его приехать в Москву и привезти все беловики и черновики «Тихого Дона», для того чтобы бросить их в лицо врагам как вещественное доказательство авторства.
Шолохов с большой грустью и горечью перелистывал пухлую рукопись «Тихого Дона», куски, не вошедшие в роман. В ходе повествования менялся, уточнялся характер главного героя, Григорий Мелехов становился не таким грубым и пошлым, как в некоторых первоначальных сценах, когда он шутя насиловал девчонку на току, насиловал без всякого сострадания. Так бывало, но бывало в пору расцвета «свободной» любви в начале 20-х, особенно в Москве он удивился этой свободе нравов, но пятнадцать лет тому назад насилие – это позор, насилие мог совершить только негодяй, а Григорий задуман как воплощение благородных черт русского национального характера…