История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
«Смотрите, / не шутка, / не смех сатиры – / средь бела дня, / тихо, / попарно, / цари-задиры/ гуляют под присмотром нянь./ Земля, / откуда любовь такая нам? / Представь – / там / под деревом/ видели / с Каином / играющего Христа…» (Там же. С. 63).
И одновременно с этим Маяковский работает над поэмой «Человек», которую он завершил осенью 1917 года. В автобиографии «Я сам» Маяковский точно определяет творческий замысел поэмы: «В голове разворчивается «Война и мир», в сердце – «Человек». В своей кричащей индивидуализированной манере поэт заявляет, что только «глупые историки» могут утверждать, что замечательный поэт жил скучной и неинтересной жизнью. И действительно, вроде бы ничто не предвещало, что родился Владимир Маяковский, правда, в небе не горело никаких знаков, но «как же себя мне не петь, если весь я – сплошная невидаль, если каждое движение моё – огромное, необъяснимое чудо» (Там же. С. 67). И далее в главах «Жизнь Маяковского», «Страсти Маяковского», «Вознесение Маяковского», «Маяковский в небе», «Возвращение
Февральскую и Октябрьскую революции Маяковский принял, исполняя свой долг. Сразу включился в работу. Но праздник прошёл. Начались будни, Гражданская война, разорение имений, убийства, кражи книг из библиотек, уничтожение этих библиотек, налаживание нового быта, огромное число чиновников… Лиля Брик вошла в число участников процесса устройства нового быта, против жизни втроём уже никто не возражает, провозглашается «свободная любовь», где скреп никаких нет. Лиля Брик торжественно заявляет, что и она – свободная женщина, как жили втроём, так и будут жить.
150 000 000 человек в России творят историю. Маяковский написал поэму об этом. Стал читать её в декабре 1920 года. Стихи он не подписывал, считая, что поэму создавал весь народ. Друзья Маяковского решили подарить эту поэму В.И. Ленину. Ленин нашёл время прочитать её и отозвался резко отрицательно. Биографы считают, что Ленин на одном из заседаний написал Луначарскому записку:
Как не стыдно голосовать за издание «150 000 000» Маяковского в 5000 экз.?
Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность.
По-моему, печатать такие вещи нужно лишь 1 из 10 и не более 1500 экз. для библиотек и чудаков.
А Луначарского сечь за футуризм.
Луначарский тут же ответил Ленину: «Мне эта вещь не очень-то нравится, но 1) такой поэт, как Брюсов, восхищался и требовал напечатания 20 000; 2) при чтении самим автором вещь имела явный успех, притом и у рабочих». Ленин попросил М.Н. Покровского, заместителя наркома: «Условимся, чтобы не больше двух раз в год печатать этих футуристов и не более 1500 экз. …» (В.И. Ленин о литературе и искусстве. М., 1969. С. 493). Суровость Ленина легко объяснить: футуристы объявили себя законодателями государственного искусства ещё в 1918 году, а на обложке поэмы говорилось, что издатель – «Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», в поэме же высказывались такие мысли, которые Ленин никак не мог признать государственными.
В последние годы критика большое внимание оказывает книге А. Ваксберга «Загадка и магия Лили Брик», вышедшей двумя изданиями, и книге шведского ученого Бенгта Янгфельда «Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг», в которых действительно много свежего материала, особенно о Лиле Брик и её сестре Эльзе Каган.
А. Ваксберг как журналист собрал огромный материал и написал документальное повествование о Маяковском и сёстрах, заинтересованных в любовных отношениях.
Процитированы письма и Лили, и Эльзы, выражены неприязненные чувства их матери Елены Юльевны, недовольной излишней свободой, противоречившей нормам поведения благородных девушек и женщин. Но в ходе объективного изложения событий у А. Ваксберга всё время чувствовался какой-то субъективный подтекст.
А. Ваксберг начинает своё повествование с биографии отца Лили Брик: Урий Александрович Каган – присяжный поверенный при Московской судебной палате и член Московского литературно-художественного кружка. Урий Александрович Каган – собиратель книг, предметов искусства, участник дискуссий, а как юрист – защитник прав национальных меньшинств, прежде всего евреев. Елена Юльевна Берман, жена Кагана, была дочерью богатых родителей, училась в Московской консерватории, в доме бегло говорили по-немецки и по-французски, но ни иврита, ни идиш не знали. В семье следили за литературой, музыкой, живописью. Лиля родилась 11 ноября 1891 года, Эльза пять лет спустя. Предреволюционные и революционные события 1905 года укрепили в семье настроение борьбы с государственными властями, прежде всего за национальные права еврейского народа. Лиля познакомилась с братом своей подруги семнадцатилетним Осипом Бриком, который был уже марксистом, поступила учиться на математический факультет Высших женских курсов, потом перешла в Московский архитектурный институт, потом в Мюнхене училась на скульптора, но всюду учеба не пошла, учиться не было времени. «Любовные приключения, пылкие клятвы, тайные свидания, разрывы и новые встречи», – подводит итог А. Ваксберг (Загадка и магия Лили Брик. М., 2005. С. 24). Учитель словесности писал за неё сочинения, учитель фортепиано Гриша Крейн «между гаммами» на уроках «согрешил» с Лилей, и она забеременела. Но вскоре после этого печального случая Осип Брик сделал Лиле предложение, она согласилась,
Любвеобильность Лили Брик продолжалась и после свадьбы с Осипом. Автор приводит десятки, сотни случаев этих любовных увлечений. Сообщу лишь, упрощая проблему, что и после того, как Лиля полюбила Владимира Маяковского, она не отказалась от Осипа, любовь продолжалась втроём. А тут ещё и Эльза подросла и увлекла в свои любовные сети всё того же Владимира Маяковского. Наконец наступила Октябрьская революция, к власти пришли большевики во главе с Лениным, Свердловым, Троцким, Зиновьевым, Каменевым. Утвердившаяся в государстве Российском власть их вполне удовлетворяла. Осип Брик получил должность в ВЧК, рассказывал о допросах и страшных потом последствиях. А. Ваксберг подчёркивает этот выбор: «Ни симпатий Лили к коммунистической верхушке, ни восторга перед чекистской гвардией поколебать ничто не могло. Её преданность власти осталась всё той же. Есть мнение, что свою роль сыграл не только житейский расчет, но и эстетический выбор: революция была частью модерна. Эта общая позиция людей её круга, причислявших себя к левому искусству, дополнялась тем, что имело касательство лично к ней: женщина до мозга костей, она инстинктивно тяготела к победителям. Не просто к властвующим, а к тем, кто настойчиво боролся за власть и сумел её захватить» (Там же. С. 95. Курсив мой. – В. П.). «Общая позиция людей её круга» заключалась в том, чтобы быть наверху, чтобы обслуживать эту власть. И зимой 1921 года под председательством Осипа Брика в Москве был реанимирован «увядший петроградский «комфут», Лиля Брик стала секретарём, членами «комфута» – Маяковский, Мейерхольд, художники Натан Альтман и Давид Штеренберг. Движение наверх началось. В круг Осипа Брика и Лили входили Борис Пастернак, Сергей Эйзенштейн, Дзига Вертов, Казимир Малевич. Затем к ним присоединились Лев Эльберт, сотрудник главного политического управления Наркомата путей сообщения, впоследствии дипломат, особоуполномоченный Иностранного отдела ВЧК; затем Яков Агранов, «Яня», занимавший высокую должность при Совнаркоме, особоуполномоченный Особого отдела ВЧК (которому весной 1921 года было поручено надзирать за настроениями интеллигенции; он раскрыл петроградский заговор Таганцева, в связи с чем был расстрелян вместе с другими заговорщиками Николай Гумилёв, летом 1922 года в круг близких людей Лили вошёл Александр Краснощёков (Абрам Тобинсон, в киевских архивах его называли: Фроим-Юдка Мовшев Краснощёк. Каким именем его правильно называть, А. Ваксберг ответить затрудняется: ведь он занимался подпольной работой). Краснощёков в 1902 году уехал в Америку, окончил юридический и экономический факультеты Чикагского университета, в июне 1917 года через Дальний Восток вернулся в Россию.
К тому времени, когда Краснощёков вошёл в круг близких Лили Брик, друзей и её любовников, он занимал высокий пост заместителя наркома финансов, был членом Президиума Высшего совета народного хозяйства и членом комиссии по изъятию церковных ценностей, то есть, поясняет Аркадий Ваксберг, «по грабежу имущества различных конфессий, прежде всего Русской Православной церкви» (Там же. С. 122).
В одну из поездок за границу, летом 1922 года, Лиля Брик и Владимир Маяковский снимали номер в роскошном отеле и не нуждались в деньгах, жили на широкую ногу.
И в каждом случае, когда Лиле Брик удавалось получить заграничный паспорт в самый короткий срок, у Аркадия Ваксберга возникает один и тот же вопрос: почему? Жили на широкую ногу: почему? И таких «почему» в интересной книге Аркадия Ваксберга возникает множество. Автор восхищается неотразимостью Лили Брик, несчётным количеством её любовников, связанных, как и Осип Брик, с ВЧК, с организациями по досмотру за интеллигенцией (расстрел Николая Гумилёва), по изъятию церковных ценностей (не счесть того, что пропало в ходе этого изъятия).
Примечательно, что Владимир Маяковский, с одной стороны, встречался и разговаривал с Жаном Кокто, Игорем Стравинским, Пабло Пикассо, Фернаном Леже, Жоржем Браком, Робером и Соней Делоне в Париже, а с другой стороны, тесно общался с близким кругом друзей Лили Брик. Это разные люди. Двойственность характера Владимира Маяковского настораживает, и многие исследователи, учёные, историки старались разгадать её, а главное – понять, что погубило Маяковского, а поэтому и раньше, и теперь читатели и учёные интересуются обстоятельствами его жизни, прежде всего связью с Лилей Брик. Аркадий Ваксберг внимательно перечисляет всех её любовников. За Краснощёковым (который попался на махинациях, его судили, дали шесть лет тюрьмы, потом почему-то выпустили) последовал солист Большого театра Асаф Мессерер, потом молодой филолог Юрий Тынянов, кинорежиссёр Лев Кулешов… Маяковский, в свою очередь, тоже менял любовниц, и одновременно оба, и Маяковский, и Лиля Брик, в письмах объяснялись друг другу в любви и неизменных чувствах. Это было скорее лицемерием по отношению друг к другу, выражаясь языком Русской православной церкви. И хочется согласиться с Валентином Катаевым, который в романе «Трава забвения» осудил тех, кто «примазался» к триумфам Маяковского. А. Ваксберг назвал этот роман «пасквильным».