Иван, крестьянский сын
Шрифт:
Она замолчала и устремила взгляд в чашку, где еще был чай. Весь этот разговор также был пустой формальностью, Ваня всей душой чувствовал его пустоту и равнодушие, но не мог хлопнуть дверью на больную маму и предъявлять свои права.
– Я устал, мам. Пойду спать.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Никто не называл это непонятное событие свадьбой. Это вообще трудно было как-либо назвать. Даже в селе Агеево, где людей нелегко было смутить, все осознавали противоестественность происходящего. Но никто ничего не мог сделать, чтобы помешать. Да и кому это было нужно?
Государственная регистрация брака – так это назвали в сельсовете и отослали будущих молодоженов в ЗАГС в районном центре. Ваня Майоров не принимал в этом никакого участия. Он прятался по углам от бурной деятельности, раздутой женихом, и угрюмо следил, как он возит маму по всем официальным кабинетам на своей роскошной машине, а мама тихо сияет от гордости и счастья.
Она ничего не хотела видеть и слышать, кроме того, что ей было приятно.
А Ваня здесь все видел и все понимал.
Он чувствовал всей душой, что он лишний, что он всем только мешает. Последние дни перед “регистрацией” он почти не заходил домой. Немного еды он брал с собой и ел свою сухомятку где придется, лишь бы никто этого не заметил. Да и эти простые продукты он ел неохотно, они казались ему горькими, будто он их украл. И спал он совсем мало – только закрывал глаза, как на него накатывались одинаковые страшные мысли, от которых не только сон убегал, но и вообще хоть в петлю лезь… Он вертелся с боку на бок, но уснуть не мог, как ни старался. У него было ощущение, что его затягивает в болото и нет возможности спастись.
В школе дела у него обстояли неважно из-за его нервозности и невнимательности, но учителя ему ничего не говорили на это, не принимали никаких карательных мер, потому что понимали, отчего это происходит, и это словно накладывало на всех печать молчания.
В колхозе было много работы, но и там он не мог отвлечься от душевного гнета. По рассеянности испортил новый станок, металлообрабатывающий, и безнадежно сломал бензопилу. Это довело Ваню до слез – даже любимое дело словно отвернулось от него, никто не хочет протянуть ему руку помощи!
– Вань, тебе бы отдохнуть… – неуверенно предложили ему механизаторы, не решаясь накричать на него и поставить ему в вину эти ошибки и эти последствия, хотя им и предстояло самим их исправлять.
Ваня опустил голову.
Их поддержал бригадир:
– Да, Вань, ты перекури пока… У тебя дома забот хватает. Ты, правда, отдохни. Всем отпуск нужен, а ты уже сколько тут у нас работаешь…
Ваня сглотнул и опустил голову еще ниже.
К хору присоединился и проходивший мимо председатель:
– Не возражай, Иван. Мы взрослые, нам лучше знать. Побудь несколько дней дома, отдохни, займись своими делами. А после… Ну… В общем, отдохни с недельку.
Ваня судорожно вздохнул, но головы не поднял.
Председатель придал голосу строгость:
– Да и к выпускным экзаменам тебе подготовиться не мешает. Я недавно говорил с директором школы, он жалуется на тебя, что вовсе ты учебу забросил, запустил. Нехорошо, Иван. Без знаний сейчас никуда, это тебе не послевоенное время… Не возражай мне, я знаю, что говорю! Тем более, у тебя есть способности, неужели тебе не обидно получать такие плохие оценки и из-за… временных неприятностей портить себе всю будущую жизнь?
Ваня и не возражал, сопел только.
Председатель умерил тон и мягко закончил свое внушение:
– Ты послушай меня, старика, Иван. Я тебе плохого не посоветую. Я тебе добра желаю, потому что хороший ты парень, а пропасть можешь ни за грош, если запустишь свои дела. Я понимаю, у тебя сейчас… не все складывается как тебе хочется. Так бывает, но именно сейчас тебе нужно разобраться, собраться и не раскисать… А потом будет поздно, ты ничего уже не сможешь изменить. Поэтому, Иван, берись за ум.
С этими нравоучениями Ваня согласился бы, если бы, наверное, ему было бы столько же лет, сколько и председателю. К счастью, тот не стал настаивать или требовать ответа, а пошел заниматься своими прямыми обязанностями, полагая свою миссию в отношении мальчика выполненной. Ведь ребенка некому наставить на путь истинный, он ведь фактически сирота, вырос без отца, а мать… Эх!
Даже говорить не хочется.
Бригадир подтолкнул Ваню локтем:
– Ты… Это… Иди пока. Нечего тебе тут делать, пока ты в таком состоянии.
Ваня шмыгнул носом.
– Да, а то еще что-нибудь сломаешь, – продолжил бригадир.
Ваня кивнул и ушел из мастерской.
На улице было очень хорошо. Было начало мая, только что завершились празднества в честь Дня Победы. После этого действительно должны были начаться четвертные, годовые контрольные работы и выпускные экзамены. Но Ваня не считал нужным разбиваться в лепешку ради хорошего аттестата. А зачем ему хороший аттестат? Какие преимущества он даст? Он что, в институт, что ли, поступать будет? Кто будет высчитывать его баллы? Ведь после школы он пойдет в сельхозтехникум, учиться на тракториста, а там принимают вовсе без вступительных экзаменов, даже без собеседования. Да и, по большому счету, учеба ему ничего полезного не даст, он по этой своей специальности уже все знает и умеет, ему нужна только официальная бумага, подтверждающая это, то есть диплом. И все, больше никаких планов, никаких возможностей, никакого выбора.
Просто он поставлен в такие условия.
Поскольку его временно отстранили от работы в колхозе, у него появилось свободное время, к которому он не привык и не знал, как его с толком использовать. Сначала он отправился гулять пешком и ушел очень далеко. К тому же он так задумался, что не узнал местность и чуть было не заблудился, когда обратил внимание на окружающее.
Но потом он увидел знакомые ориентиры, определился с направлением и, как ни странно, ощутил легкое разочарование. Вот хорошо было бы на самом деле заблудиться и не вернуться домой! Хотя, конечно, его найдут, и довольно скоро, он же не скрывается специально, и вернут его домой насильно. Мама расстроится, но это ничего кардинальным образом не изменит: замужество ее, равносильное самоубийству, все равно состоится, а он, Ваня, лишь навлечет на свою голову неприятности.
Как будто у него и без того мало неприятностей!
Да и не получится у него заблудиться – он же почти весь район знает назубок. Плохим он был бы пахарем, если бы не знал! Да и с пастухами, и с конюхами ему тоже приходилось много работать, когда он был младше.
А еще – он специально ездил по всей территории района, из-за одной своей идеи, увлечения, которое он, должно быть, унаследовал от отца. Не напрямую, так как они с отцом на эту тему не общались, если не считать общением такие же пустые формальные вопросы, ответы и замечания, какие до сих пор продолжаются у него с матерью. Между родителями и ребенком никогда не существовало особой близости, так что теперь, когда со дня смерти Алексея Майорова прошло много лет, его сын называет его “отец” и не в силах даже мысленно обратиться к нему ласково “папа”.