Из внешнего мира
Шрифт:
– Пятьдесят золотых.
Зелгадис пока не разобрался в местном курсе валют, но подозревал, что Вамбае задрал цену до небес.
– Мы оплатим проезд, защищая караван. Мы - сильные колдуны.
Вамбае и его приятели заметно побледнели, у черных людей бледность выглядела странно - темная кожа серела, приобретая цвет пепла.
– Зря ты это сказал, - шепнула Амелия.
– Они теперь испугаются.
Зелгадис придерживался мнения, что страх - штука полезная. Позволит быстрее договориться.
– К-конечно,
Но его прервал один из приятелей, видимо, особо храбрый или глупый.
– Каждый может назваться колдуном. Вон, моя старая мамаша каждое утро заговаривает кур, чтобы лучше неслись. А что толку?
– Верно!
– Вамбае приободрился.
– Чем докажите?
Зелгадис создал в ладони светящийся шарик.
Купцы с визгом прыснули в разные стороны. Вамбае упал на землю и накрыл голову руками. Его недоверчивый друг рыбкой прыгнул за гору мешков неподалеку и схоронился там. Третий купец отбежал на безопасное расстояние, не забыв прихватить с собой кальян.
Торговцы за соседними прилавками начали оборачиваться на шум, и Зелгадис поспешил погасить "Лайтинг".
– Тебя никто не обидит, - Амелия подошла к скорчившемуся на земле Вамбае, успокаивающе положила руку ему на плечо.
Он подскочил, как ужаленный. Чуть отполз от Амелии и принялся униженно кланяться.
– Я буду счастлив, если великие колдуны пойдут с караваном. Мы отправимся дней через двадцать, когда спадет жара...
– Через двадцать дней?!
– Зелгадис не сумел скрыть разочарования и злости.
Втянув голову в плечи, Вамбае весь затрясся.
– Прости, господин, раньше никак нельзя, - зачастил он, театрально заламывая руки.
– Слишком жарко. Сжалься! Не убивай! У меня жена недавно родила сына! Я так долго его ждал, до этого были десять дочерей! Позволь мне на него налюбоваться!
С полчаса Амелии пришлось убеждать Вамбае, что никто не собирается его убивать. Но если бы он продолжал ныть, то Зелгадис бы, пожалуй, его пристукнул. Они договорились, что когда караван будет готов отправляться, Вамбае пришлет слугу с извещением в дом Азерет, где Зелгадису и Амелии, похоже, придется прожить еще долго.
Сказать, что друзья были разочарованы, значило ничего не сказать. Еще целый месяц торчать на одном месте, не зная, что случилось с остальной экспедицией. Особенно тяжело бездействие переносила Амелия, которая все еще считала себя ответственной за экипажи потерянных кораблей.
Они попробовали найти других караванщиков, но все торговцы, если от них удавалось добиться ответа, говорили одно: Вамбае единственный, кто водит караваны в Макаомбо. Бродя по рынку, Зелгадис и Амелия вышли к переулку, который вел на запруженную народом площадь.
– Похоже, там еще один рынок, - заметила Амелия.
– Пойдем, поспрашиваем там.
На другой площади действительно был рынок, на котором продавали особый товар.
Людей.
На высоких помостах стояли голые мужчины, женщины и дети. В глазах - тупая покорность и принятие своей судьбы, как у коров на скотобойне. Сам воздух, казалось, потяжелел, стал вязким, пропитавшись отчаянием и страхом.
Продавцы нахваливали свой товар, словно люди ничем не отличались от бананов или ковров. Страшная карикатура на другой рынок, находящийся всего в двух шагах. Вместе они составляли два полюса. Черное и белое. Реальность и ее отражение в кривом зеркале.
Амелия застыла. Происходящее просто не укладывалось у нее в голове. Она знала, что в южных странах Полуострова рабство узаконено, возмущалась этим, но ни разу не посещала южные государства, поэтому ее негодование было... теоретическим. Реальность же оказалась гораздо ужаснее.
Взгляд упал на ближайший помост. Там продавали высокую женщину, на ее угольно-черной коже ярко выделялись белые татуировки. Покупатель без стеснения ощупывал рабыню, также он мог бы щупать бока верблюда. Он открыл ей рот и начал придирчиво рассматривать зубы.
Вздрогнув, Амелия вышла из оцепенения. Руки сами собой сжались в кулаки, и она сделала пару шагов вперед. Поймав за запястье, Зелгадис удержал ее на месте. В отличие от Амелии, он бывал во всех уголках маленького мирка за барьером и видел невольничьи рынки юга. Да, это отвратительно. Но в жизни вообще много чего отвратительного, с чем приходится мириться.
– Куда собралась?
– Их нужно спасти!
– ужас постепенно уступал место ярости.
Наверное, сейчас Амелия могла бы даже убить, не поколебавшись и мгновения.
– И что? Перебьешь всех торговцев? У них, между прочим, есть семьи. Когда мы уберемся из города, рынок появится снова. Или ты собралась остаться здесь и контролировать? Я уж не говорю о том, что после погрома, который ты собираешься учинить, за нами будет гоняться вся стража, и о караване можно будет забыть.
Слова Зелгадиса подействовали на Амелию как ушат холодной воды. Он был прав. В такие минуты Амелия ненавидела эту черту Зелгадиса - всегда оставаться правым.
– Пошли отсюда, - он развернул ее в противоположную сторону и почти силой потащил за собой.
Нбонги ждал под навесом, где они его оставили. Неспешно вырезая очередную фигурку, следил за игрой стариков. Он взглянул на подошедших Зелгадиса и Амелию с безмолвным вопросом.
– Можем возвращаться, - без лишних объяснений произнес Зелгадис.
Если Нбонги что-то интересно, пускай спрашивает. Но тот любопытством не отличался и, встав, просто зашагал по улице.
– Господин Нбонги, ты знаешь, что в городе есть рынок, торгующий, - Амелия замялась, не зная, как будет на меве "раб", - ... людьми?