Избранник Пентакля
Шрифт:
— Да только что, — улыбнулся детина. — Шел домой и услышал музыку. Ты же знаешь, я никогда спокойно не пройду мимо, если играют на гитаре.
— Познакомься, это — Индалинэ Итрандил, музыкант из Кандарского леса.
«Музыкант? — подумал Индалинэ. — Да, а самом деле — кто же я? Просто эльф? Обидно как-то. Воин? Но ведь ни разу не был на войне. Так что мальчик прав — я действительно музыкант из Кандарского леса».
— Меня зовут Феликс, — сказал толстяк, поклонившись: видно, он был знаком с эльфийскими традициями. — А это Велон. — Спутник Феликса выглядел очень мрачным. Он не проронил ни слова, а лишь сдержанно кивнул. — Ему нелегко пришлось. Поехал в столицу за лучшей долей, да нарвался там на каких-то лихих ребят — до нитки обобрали. Я помог ему вернуться обратно.
— Мне повезло, что я встретил Феликса, — сказал Велон. — Иначе сгнил бы на улицах Денборга.
— Вы, Феликс, стало быть, тоже ездили в столицу? — полюбопытствовал эльф.
— Ага. Я ведь музыкант, как и вы. Раньше пел песни просто так, для души. Работал в местном крематории, но его уж полгода как закрыли. Теперь я уличный бард. Раз в месяц выбираюсь на заработки в Денборг. Улов с каждой поездкой все больше, так что о прежней работе не жалею. Хотя и есть за что сказать ей спасибо. Ежедневная близость смерти определенным образом на меня повлияла.
— Феликс тоже сам пишет песни, — пояснил Скольд. — Спой что-нибудь из своего Феликс.
— Да, я с удовольствием послушаю, — поддержал его Индалинэ, у которого совершенно неожиданно появилось свободное время.
— Ну что ж… — Феликс снял с плеча гитару. — Песня называется «Слезы времен».
Когда он начал петь, Итрандил был удивлен. В отличие от прочих бардов, что старались придать своему голосу ангельские интонации, Феликс рявкал, как медведь:
Слезы времен — Солнца прах. Слезы времен — Море иллюзий. Разрушь гегемонию прошлого, Дракона сомнений убей. Избавься от злого и пошлого, Исчезни из мира людей. Пусть пламя сжигает печаль твою — Не стоит об этом жалеть. Туда, где ветра в вышине поют, Стремится душа улететь. Пусть сердца язвящие раны Болеть перестанут к утру, И гнет меланхолии странной Исчезнет, как пыль на ветру. Слезы времен — Солнца прах. Слезы времен — Море иллюзий. Словно пыль на ветру!Феликс принялся яростно колотить по струнам, и мелодия превратилась в бурлящий водоворот, в котором действительно можно было услышать — да что там: увидеть! — танец очищающейся от боли былых обид и лишений человеческой души.
— Ну что скажете, сударь эльф? — спросил толстяк, завершив песню. — Мы ведь тоже не лыком шиты, а? — От переизбытка чувств Феликс с размаху хлопнул но спине погруженного в свои невеселые думы Велона.
Тот, вытаращив глаза, пошатнулся, но ничего не сказал — ему сейчас было не до музыки.
— Да, замечательная песня, — кивнул Индалинэ.
Ему действительно понравилось сочинение Феликса.
— На улице я, конечно, пою другие, — сказал биланец. — Те, которые всем известны и любимы народом. Сложно продвинуть в массы что-то новое. Кстати! — сказал Феликс с таким выражением на лице, точно вдруг вспомнил слова, открывающие врата прямиком в Небесный Чертог Занзары. — У меня есть не только замечательные песни но и не менее замечательное вино. Столичное! — Феликс провел пухлым пальцем по ряду фляг, висевших у него на поясе. — Давайте, может, отметим окончание мытарств горемыки Велона? Как вы на это смотрите, господин Итрандил?
Если бы не состоявшийся несколько минут назад разговор с отцом, Индалинэ вряд ли позволил себе принять участие в намечавшемся возлиянии. Но поскольку до приезда магов можно было ни о чем не беспокоиться, он решил остаться с новыми знакомыми в парке.
— Я никоим образом не против, — улыбнулся эльф.
— Отлично! — Феликс отстегнул от пояса одну из фляг и небольшую деревянную коробку, в которой, когда необъятный бард раскрыл ее, обнаружился набор аккуратных серебряных рюмочек. — Скольд, если тебя не затруднит, сбегай к себе на работу, притащи нам какой-нибудь закуски, — протянул бард юноше горсть монет.
Как ни хотелось герцогу Фирену скрыть правду о мерзостях, творившихся на скотобойне Фламмеля, в городе все же о них прознали. Знают двое — знает и свинья, а о преступлениях банды Хагнира было известно как минимум семерым. Это если не считать человека, который пригнал своих хрюшек на бойню в тот момент, когда там находились менторы и маги. Ему ведь сказали, что Фламмель мертв, — вот и разнес по всему городу.
Да, но кем и как был убит владелец скотобойни, тот человек знать не мог! Главная утечка, считал герцог, произошла в ведомстве Эйнарса. Сам начальник полиции вряд ли был виновен, но кто-то из молодых и неопытных менторов мог поделиться вестью о разоблачении зловещей секты с кем-нибудь из друзей или родственников. А там… Последствия можно было наблюдать уже сейчас. Многие биланцы и так давно, что называется, сидели на дорожных сундуках, и теперь, когда стало известно о том, что в городе бесчинствует целая шайка убийц-чернокнижников — точное число которых так и не было установлено, — из города потянулись в разные стороны длинные ряды запряженных битюгами подвод, на которых горожане спасали свои жизни, семьи и добро. Кто-то ехал в Денборг, кто-то — к родственникам в окрестные деревни, а иные и вовсе решили податься за пределы Аркании. Торговцы и кабатчики уже начали подсчитывать убытки, а кое-кто из них сразу, плюнув в сердцах, приказывал прислуге паковать чемоданы и нанимать подводы.
Герцог Фирен стоял на балконе своего замка и с тоской во взоре смотрел на пустеющий город. Все, конечно, не разбегутся. Но пасмурное настроение правителя было вызвано не самим фактом возникшей в городе паники, а тем, что он, Фирен, так и не смог предотвратить происходящего. Герцог очень надеялся, что теперь, когда загадка Кладбища криков перестала быть таковой, маг Кедрик сможет быстро устранить угрозу.
Маг и его помощник Заффа не так давно покинули покои герцога. Фирен предупредил их, что времени на обучение не осталось и приступать к поискам сбежавших злодеев следует незамедлительно.
— Ну, все, вот теперь мы крепенько влипли! — констатировал Борланд, когда они с Заффой вышли с замкового двора после очередного брифинга у герцога.
— Да? — весьма иронично произнес Заффа. — И почему же?
— А то ты сам не знаешь! — огрызнулся Борланд. — Еще сегодня утром у меня была целая неделя, чтобы научиться магии. А теперь нет и лишнего часа! Что, я должен лезть в логово дзергов с простым железом? Нет уж, дудки!
— Сбежать решил, что ли? — хмыкнул торговец. — Ну уж нет, приятель, я этого не допущу, — Герцог поверил в тебя, и сейчас в твоих руках находится судьба всего города. Не показался ты мне подлецом, который в такую минуту может все бросить и драпануть, спасая собственную шкуру.
— Я и не являюсь таковым, — сказал Борланд. — Но что поделаешь, если я и впрямь не гожусь для миссии, которую на себя принял? Слушай! — Борланд остановился и посмотрел на Заффу так, будто впервые его увидел. — Давай я отдам тебе Пентакль, и ты сам наведешь здесь порядок. Тролль с ней, с наградой, забирай себе все! У меня достаточно денег, чтобы добраться до дома.
— Я ведь могу и не справиться, — невозмутимо ответствовал Заффа. — И в этом случае или погибну, или… Если Дорнблатт прознает, что я превысил полномочия, положенные изгнаннику Академии, — меня, вернее всего, ожидает участь бедняги Филгора. Бедному Заффе, понимаешь ли, не дозволено делать что-то большее, чем взглядом зажигать свечи или приманивать книжки с полки, лежа на кровати. Иллюзии простенькие накладывать… Да заморозку применить, если вдруг нападет кто. Спасибо еще, что хоть это разрешили. В любом случае, даже если бы герцог поручил это дело мне, в одиночку я ни за что не взялся бы за него.