Избранное в двух томах
Шрифт:
наименование «этажерки» — поручили летчику-испытателю Юрию
Александровичу Гарнаеву.
Трудно назвать летчика, который бы превосходил Гарнаева по
универсальности — разнообразию освоенных им типов и классов летательных
аппаратов!
Путь Гарнаева в большую авиацию — если бы я так не боялся громких слов, то обязательно назвал бы этот путь «эпопеей» — был весьма тернистым. Трудно, я думаю, найти людей, которые с такой силой и самоотверженностью
пробивались сквозь,
Что говорить, ни у кого из нас эта дорога не была сплошь усыпана розами. Но
таких препятствий, как Гарнаеву, судьба не преподносила, пожалуй, никому
другому.
Окончание войны с Японией он встретил старшим лейтенантом, летчиком
истребительной авиации. Казалось, ему открыты все дороги, все пути. И вдруг
как снег на голову свалилась беда: неожиданная, незаслуженная, злая. .
Несколько лет Юра об авиации не мог и мечтать Какая уж там авиация, когда
и на обычную-то, земную жизнь приходилось смотреть сквозь перечеркнувшую
весь мир сетку колючей проволоки!.
Лишь в самом конце сороковых годов Гарнаев появился на нашем аэродроме.
Конечно, не как летчик — об этом по существовавшим правилам не могло быть и
речи. Невероятным везением было уже то, что его приняли техником-экспериментатором! С судимостью! Да еще по такой статье!
Группа, в которой, он начал работать, была не совсем обычной.
Она трудилась над решением одной из важных проблем, стоявших в те годы
перед авиацией всех передовых в техническом отношении стран мира —
проблемой перелива горючего в воздухе из одного самолета в другой.
Возглавляли эту группу не ученые и даже не дипломированные инженеры, а
профессиональные летчики-испытатели В.С. Васявин и И. И. Шелест, о котором
я уже рассказывал. Едва ли не каждый день они, оторвавшись от чертежей и
расчетов своей группы, уходили в воздух по другим, не имевшим к этому делу
никакого отношения заданиям.
Казалось бы, разумнее было поручить руководство экспериментально-конструкторской группой ученым, инженерам, просто администраторам наконец, но
317
никак не летчикам. Но тут выступало на сцену одно существенное
обстоятельство; летчики-испытатели Шелест и Васянин были авторами идеи, лежащей в основе всей работы. И, как показало будущее, идеи плодотворной.
Для Гарнаева такое начало службы в испытательной авиации оказалось, по-видимому, даже более полезным, чем если бы он пришел к нам сразу летчиком-испытателем. Так сказать, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Практическое освоение тылов испытательной работы, опыт полетов в качестве
наблюдателя, наконец, само общение с Шелестом и Васяниным — настоящими,
деятельность одной лишь только пилотской кабиной, — все это было такой
академией, переоценить которую невозможно. Особенно нам, доморощенным, прошедшим в свое время мытье в тех же водах.
Теперь, после освоения азов, ему настало время садиться за штурвал! Но
очень скоро судьба нанесла Гарнаеву второй тяжелый удар.
В чью-то инициативную голову пришла идея «проверить» личный состав
наших летчиков-испытателей: насколько, так сказать, надежны руки, которым
доверены многомиллионные опытные и экспериментальные самолеты. Впрочем, не в какой-то отдельной, пусть сколь угодно инициативной «голове» было, конечно, дело. Причины происходившего носили характер гораздо более
широкий.. Не приходится удивляться, что проверка развернулась полным ходом.
К сожалению, основным ее критерием служили не живые дела
«подследственных», а прежде всего их анкеты. Нет надобности перечислять
номера анкетных пунктов, по которым шло разделение на «чистых» и
«нечистых». Увы, последних в нашем коллективе оказалось числом поболее, чем
первых, так что кадры испытателей были признаны недопустимо засоренными.
И, как нетрудно догадаться, среди преданных остракизму оказался и Гарнаев: на
фоне завидной безупречности всех прочих пунктов анкеты пункт «Привлекался
ли ранее. .» был у него существенно подпорчен.
Второй удар оказался для Гарнаева психологически едва ли не тяжелее
первого.. У него изъяли пропуск на аэродром. Только из-за ограды мог он ви-318
деть, как взлетают, уходят в зону испытаний, возвращаются, заходят на посадку
те самые самолеты, теплые штурвалы которых всего несколько дней назад
дрожали в его руках. Отрываться во второй раз от любимого дела оказалось едва
ли не тяжелее, чем в первый. Хотелось закрыть глаза, скрыться, уехать прочь, не
видеть всего, что приходится с кровью отдирать от своего сердца!
Но сердце сердцем, а слушать его биение без контроля со стороны разума и
воли нельзя. Это Гарнаев понимал отлично. Понимал, а потому.. принял
предложенную ему должность заведующего институтским клубом.
Целый год ежедневно приходил он на службу в расположенное тут же, у
самой ограды аэродрома, здание клуба. Составлял репертуар киносеансов, организовывал самодеятельность, следил за своевременный обновлением
плакатов и лозунгов — словом, делал все, что положено добропорядочному
завклубом. Делал аккуратно, старательно, я сказал бы даже — с душой, если бы