Избранное
Шрифт:
Не оправдывайся… Ты плохо знаешь, что делается за пределами твоего района. Бьюсь об заклад, ты не показывал носа ни на Дубровку, ни на Дангауэровку. Ты не заметил потоков электричества, заливающих город, новых скверов и площадей, выпрямленных улиц, раздвинутых переулков.
Ты привык различать районы по старым названиям. Триумфально-Садовая — это на Красной Пресне. Зацепа — где-то в Замоскворечье. А между тем почти у каждого района теперь свое характерное лицо.
Взгляни на карту этого района. Здесь база электроиндустрии Москвы. Здесь Электрозавод, завод имени Лепсе и Электротехнический институт.
Вспомни мощное гнездо предприятий в Пролетарском районе. Завод имени Сталина — бывший АМО, подшипниковый завод, «Серп и молот», «Динамо» — это гордость Москвы — район тяжелой индустрии. Отсюда выходит каждый день по 70 грузовых машин, отсюда движутся потоки электромоторов.
Вот и Парк культуры. Придержите машину, товарищ шофер. Я был здесь только в 1923 году. Тогда павильоны впервые начали подниматься на месте былых развалин «Бромлея».
Я помню, как важничал тракторист, запуская «Фордзон» перед тысячной толпой любопытных. Кто бы мог тогда догадаться, что через пять лет наши заводы догонят американские предприятия!
Здесь была сельскохозяйственная выставка. Вызов миру, демонстрация изумительной жизнеспособности молодых республик. Во что бы превратила эту площадь теперь наша тяжелая индустрия?
Я слышал, Москва славится образцовым аэропортом. При мне над городом только кружились «юнкерсы», «хевиланды» и «виккерсы». Должно быть, товарищ Туполев в ту пору еще сидел над чертежами своих машин.
Да, дружище, ты москвич и не знаешь города. Если бы ты умел читать газеты по-настоящему, ты увидел бы, какими богатствами обладает наша помолодевшая столица. Что ты мне тычешь Третьяковку! Это известно. Знаешь ли ты, сколько учащихся в Москве? Тысяч сто? Запомни: полмиллиона школьников и взрослых людей в 1933 году посещают школы, рабфаки, техникумы и вузы.
Еще в поезде я слышал жалобы на Госиздат. Мало книг. В книжных магазинах очереди. Это и досадно и радостно. Аппетит Москвы обгоняет бумажные фабрики.
С равнодушием объевшегося человека ты проходишь мимо изумительных цифр. Когда тебе говорят, что Москва выпивает ежедневно не 8, а 30 миллионов ведер воды, ты пожимаешь плечами, как будто так было всегда. А я вспоминаю 1922 год и свой мерзкий дворишко напротив Донского монастыря. Я снова вижу мать, втаскивающую ведра по обледенелой лестнице, и очередь у чугунных колонок на улицах.
Я выписал из газет цифры. Каждая из них просит специальной книги. Смотри, что делается в Москве. За последние годы она построила 50 новых заводов. У нее 67 театров, 50 стадионов, 15 водных станций, 325 клубов, более 1000 столовых и 10 фабрик-кухонь.
Вспомни, что трамвай пробрался туда, где недавно ломали колеса извозчики. Ведь рельсы протянуты до фабрики Гознак, в Дангауэровскую слободку, Лефортово, к Синичкину пруду, в Покровское-Стрешнево.
В отчете это просто трамвайная сеть, достигшая 1782 километров. В жизни — это рабочий Электрозавода Сидоров, которому не нужно вставать в четыре часа, чтобы вовремя попасть в свой цех. Это миллионы сбереженных часов.
Смотри, уже Таганка… Она еще ожидает асфальта. Воронцовская улица. Часовой завод, кажется, налево? Какая уйма стекла!
Разве здесь был сквер? Деревья… Но когда они успели вырасти на этих помойках? Этой улицы раньше не было. Универмага тоже. Здесь тянулись заборы и свалки. Я перестал узнавать город, дружище!
Ты живешь в этом доме? Стоп, товарищ шофер…
Как я рад, что перестал узнавать этот город…
1933
Судья
Посетительница начинает без предисловий. Она расстегивает старый, плоский портфель и достает записную книжку.
— Ноябрь — особенный месяц, — говорит она тихо, — заметьте, как много хулиганов… Вчера снова разрезали шубу… И все на сквере «Липки». Это очень серьезно, товарищ…
— На вас напали хулиганы?
Она медленно поднимает от блокнота веки и смеется:
— Да нет же! Никто не нападал… Но это все равно. Посмотрите: избили постового милиционера, остановили трамвай… Или вот еще: два разбитых окна… Драка в кино. Как хотите, но райком комсомола обязан заняться хулиганами.
Посетительница настойчива. Она достает новые записи. Она резко отчеркивает ногтем возмущающие ее цифры и продолжает рассказывать о маленьком сквере, где стаями бродят хулиганы в фуражках-«капитанках» с золотыми шнурками.
Ее собеседник слушает истории о распоротых шубах и никак не может понять, что же хочет от райкома комсомола эта настойчивая маленькая, рыжеватая женщина. У нее ровный, певучий голос педагога, лиловые, прозрачные веки сильно утомленного человека и привычка, разговаривая, смотреть в лицо собеседника. Кто она? Инспектор Комонеса? Педагог семилетки, которому хулиганы ударили в лицо снежком, или просто возмущенная мать, зашедшая не по адресу пожаловаться на обидчиков сына?
Посетительница растирает озябшие пальцы. Она ждет ответа.
— Вы жалуетесь на хулиганов?.. Тогда лучше заявить в милицию…
— В сущности они неплохие ребята, — неожиданно говорит посетительница. — Виноваты вы сами… Мне кажется, вечерами они сходят с ума от безделья. Ведь кто хулиганит? Чернорабочий «Серпа и молота», восемнадцати лет, малограмотен. Фрезеровщик АМО, двадцать два года, третий раз задержан в драке… Все семьдесят четвертая статья… Ну, что вы скажете?
— Что скажу… Вы, товарищ, откуда?
— Я судья четвертого участка.
Дом, где работает судья четвертого участка Клавдия Андреевна Табунова, скоро рухнет. Это дом побежденный. И тем разительнее контраст между его содержанием и внешностью.
Жители Пролетарского района, вероятно, не замечают, что здания, в которых они создают автомобили, мостовые фермы, часы, где работают, спят, умирают и рождаются, — эти дома ведут между собой жестокую войну.
Но это так. Новые цеха, клубы, жилые дома, институты с их полукруглыми балконами, так похожими на капитанские мостики, плывут по району, как океанские корабли среди лодок. Они форсируют наступление, пользуясь стремительной техникой нового города. Эти дома тянут за собой телеграфные провода, асфальтовые мостовые, канализацию. Еще кровельщики громыхают листами на крышах, а дома уже выпустили длинные корневища чугунных, глиняных и свинцовых труб и жадно сосут газ, воду, свет, звук, даже тепло из магистралей.