Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й
Шрифт:
Государственное Издательство ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Министерства П росвещения РСФСР Москва 1963
ИЗБРАННЫЕ СОЧИНЕНИЯ В ШЕСТИ ТОМАХ том 5 Государственное Издательство ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Министерства Просвещения РСФСР Москва 1963
БРАВО и МОРСКАЯ ВОЛШЕБНИЦА Государственное Издательство ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Министерства Просвещения РСФСР Москва 1963 1*
И (Амер) К 92 Издание выходит под наблюдением А. А. Аникста Оформление художника Л. П. 3 усмана
БРАВО, или В Венеции
Перевод с английского Е. Семеновой и Н. Темниной Редактор Э. Кабалевская Рисунки В. Высоцкого
Giustizia ра1аzzо, Е раnе in рiаzzа!1 Глава I Венеция. Мост Вздохов. Я стоял: Дворец налево и тюрьма направо; Из вод как будто некий маг воззвал Громады зданий, вставших величаво. С улыбкой умирающая Слава, Паря на крыльях десяти веков, Глядела вспять, где властная держава С крылатым львом над мрамором столпов Престол воздвигла свой на сотне островов2. Байрон олнце скрылось за вершинами Тирольских Альп, и над низ¬ ким песчаным берегом Лидо уже взошла луна. В этот час людские толпы устремились по узким улочкам Венеции к площади Святого Марка — так вода, вырвавшись из тесных каналов, вливается в просторный волнующийся залив. Нарядные кавалеры и степенные горожане; солдаты Далмации и матросы с га¬ лер; знатные дамы и простолюдинки; ювелиры Риальто и купцы с Ближнего Востока; евреи, турки и христиане; путешественники и искатели приключений; господа и слуги; судейские и гондольеры — всех безудержно влекло к этому центру всеобщего веселья. Сосредоточенная дело¬ витость на лицах одних и беззаботность других; размерен¬ ная поступь и завистливый взгляд; шутки
создавало незабываемую картину, пожалуй самую заме¬ чательную во всем христианском мире. Расположенная на рубеже Западной и Восточной Ев¬ ропы и постоянно связанная с ними, Венеция отличалась большим смешением характеров и костюмов, чем какой- либо другой из многочисленных портов этого побережья. Особенность эту можно наблюдать и по сей день, несмо¬ тря на то что Венеция сейчас уже не та, что прежде, хотя в те времена, о которых мы рассказываем, столица на островах, не будучи уже великой повелительницей Среди¬ земного и даже Адриатического морей, все же была еще богата и могущественна. Ее влияние еще сказывалось на политике всех стран цивилизованного мира, ее торговля, хотя и слабеющая, все же была еще в силах поддержи¬ вать благосостояние тех семей, родоначальники которых разбогатели в дни процветания Венеции. Но людей на островах охватывало все большее безучастие, безразличие к своему будущему, а это служит первым признаком упадка, морального или физического. В названный нами час огромный прямоугольник площади быстро наполнялся, и уже шумели подгулявшие компании во всех кафе и казино, расположенных под портиками, которые с трех сторон окружали площадь. Под сверкающими аркадами, озаренными неровным, зыб¬ ким светом факелов, уже царило беспечное веселье; и только громада Дворца Дожей, древнейшая христианская церковь, триумфальные мачты Большой площади, гранит¬ ные колоннады Пьяцётты, головокружительная высота Кампанйллы и величавый ряд сооружений, называемых Прокурациями, казалось, дремали в мягком свете луны, бесстрастные и холодные. Фасадом к площади, замыкая, ее, возвышался неповто¬ римый, освященный веками собор Святого Марка. Храм- трофей, он вознесся над архитектурой площади, точно па¬ мятник долголетию и мощи республики, прославляя доб¬ лесть и благочестие своих основателей. Мавританская архитектура, ряды красивых, но ничего не несущих, деко¬ ративных колонн, которые только отягощали фасад со¬ бора, низкие, азиатские купола, уже сотни лет венчавшие его стены, грубая, кричащая мозаика, а над всем этим безумным великолепием — кони, вывезенные из Коринфа, как бы стремящиеся оторваться от серой громады и про¬ славить здесь, в Венеции, прекрасное греческое искус¬ 8
ство, — все это в неясном освещении луны и факелов казалось таинственным и грустным, как олицетворенное напоминание о прошлом, о редчайших реликвиях древно¬ сти и былых завоеваниях республики. Все на площади было под стать ее владыке — храму. Основание колокольни — Кампаниллы — скрывалось в те¬ ни, но вершина ее, на сотни футов вознесенная над пло¬ щадью, была залита с восточного фасада задумчивым све¬ том луны. Мачты, несущие знамена заморских владений — Кандии, Константинополя и Морей, — рассекали простран¬ ство на темные и сверкающие полосы, а в глубине Малой площади — Пьяцетты — у самого моря ясно вырисовыва¬ лись в ночном прозрачном небе силуэты крылатого льва и святого Марка — покровителя этого города, установлен¬ ных на колоннах из африканского гранита. У подножия одной из этих массивных каменных гро¬ мад стоял человек, который, казалось, со скучающим рав¬ нодушием взирал на оживленную и потрясающую своей красотой площадь, заполненную людьми. Разноликая тол¬ па бурлила на набережной Пьяцетты, направляясь к глав¬ ной площади; одни скрывались под масками, другие ни¬ чуть не заботились о том, что их могут узнать. А этот человек стоял без движения, словно не в силах был даже повернуть головы или хотя бы переступить с ноги на ногу. Его поза выражала терпеливое и покорное ожида¬ ние, привычку исполнять прихоти других. Со скрещен¬ ными на груди руками, прислонясь плечом к колонне, он с безучастным, но добродушным видом поглядывал на толпы людей и, казалось, ждал чьего-то властного знака, чтобы покинуть свой пост. Шелковый камзол, тонкая ткань которого переливалась цветами самых веселых то¬ нов, мягкий алый воротничок, яркая бархатная шапочка с вышитым на ней родовым гербом обличали в нем гон¬ дольера знатной особы. Наконец ему наскучило смотреть на гримасы и крив¬ ляния акробатов, на пирамиду из человеческих тел, кото¬ рая на время приковала его внимание, и он отвернулся, заглядевшись на освещенный луной водный простор. Вдруг лицо его осветилось радостью, и минуту спустя он тряс в крепком пожатии руки смуглого моряка в про¬ сторной одежде и фригийском колпаке, какие носили тогда люди его звания. 9
Гондольер заговорил первым. Слова, которые лились потоком, он произносил с мягким акцентом, характерным для островитян: — Ты ли это, Стефано! Мне ведь сказали, что ты по¬ пал в лапы этих дьяволов, варваров, и сажаешь теперь цветы для одного из этих нехристей и слезами своими по¬ ливаешь их. — «Прекрасная соррентинка» — не экономка священ¬ ника! — ответил моряк; он говорил на более жестком ка¬ лабрийском наречии, с грубоватой фамильярностью быва¬ лого морехода. — И не девица, к которой украдкой подби¬ рается тунисский корсар, пока она отдыхает в саду. Побывай ты хоть раз по ту сторону Лидо, ты бы понял, что гнаться за фел^ккой — не значит еще поймать ее! — Так преклони же скорее колени, друг Стефано, и отблагодари святого Теодора за спасение. В тот час, я думаю, все только и делали, что молились на борту твоего судна, зато уж, когда твоя фелукка благополучно при¬ швартовалась к берегу, таких храбрецов, как твои ребята, не сыскать было даже среди жителей Калабрии! Моряк бросил полунасмешливый, полусерьезный взгляд на изваяние святого, прежде чем ответить: — Нам больше пригодились бы крылья этого льва,-чем покровительство твоего святого. Я никогда не хожу за по¬ мощью на север дальше Святого Януария, даже если налетит ураган. — Тем хуже для тебя, дорогой, потому что епископу легче остановить извержение вулкана, чем успокоить морские ветры. Так что же, была опасность потерять фе- лукку и ее храбрецов у турков? — Да, был там один тунисец!, который подкараули¬ вал добычу между Стромболи и Сицилией, но не тут-то было! Он бы скорее догнал* облако над вулканом, чем фе- лукку во время сирокко!2 — А ты, видно, струсил, Стефано? — Я-то? Да я ничуть не трусливее, чем твой крыла¬ тый лев, только что без цепей и намордника. —• Это и видно было по тому, как удирала твоя фе^ лукка. 1 Тунис в то время находился под властью Турции. 2 Сирокко — жаркий, сухой и сильный ветер, дующий с юго- востока и юго-запада преимущественно на Средиземном море, в Сицилии и Италии. 10
— Черт побери! Я очень жалел во время погони, что я не рыцарь ордена святого Джованни, а «Прекрасная соррентинка» — не мальтийская галера, хотя бы ради под¬ держания чести христианина. Но ведь негодяй висел на моей корме чуть ли не три склянки, он был так близко, что я различал даже, у кого из его нехристей грязная чалма, а у кого чистая. Отвратительное это зрелище для христианина, Стефано, видеть, как какой-то неверный бе¬ рет над тобой верх. — А не горели у тебя пятки при мысли о бастина- до1, дружище? — Я слишком часто бегал босиком в горах Калабрии, чтобы бояться этих пустяков. — У каждого есть свои слабости, и я знаю, что твоя — страх перед палкой в руке турка. Твои родные горы и то местами твердые, а местами рыхлые; тунисец же, говорят, всегда выбирает такую же жесткую палку, как его сердце, когда хочет позабавиться воплями христианина. — Ну что ж! И счастливейший из нас не в силах из¬ бежать своей судьбы. Если мои пятки хоть когда-нибудь отведают удары палок, священник потеряет одного каю¬ щегося грешника: я сговорился с добрым служителем церкви, что все подобные беды, если они со мной произой¬ дут, зачтутся мне за покаяние... Ну, а что нового в Вене¬ ции? И как твои дела на каналах в этом сезоне? Не вянут цветы на твоем камзоле? — В Венеции, друг мой, все по-старому. Изо дня в день я вожу гондолу от Риальто до Джудёкки, от Святого Георгия до Святого Марка, от Святого Марка до Лидо, а от Лидо домой. Здесь ведь не встретишь по пути тунисцев, при виде которых холодеет сердце и горят пятки. — Ладно, хватит дурачиться! Ты лучше скажи, что за это время взволновало республику? Не утонул ли кто из молодых дворян? А может быть, повесили какого-ни¬ будь ростовщика? — Ничего такого не было, разве что беда, приключив¬ шаяся с Пьетро... Ты помнишь Пьетрйло? Он как-то ходил с тобой в Далмацию запасным матросом; его еще подозре¬ вали в том, что он помогал молодому французу похитить дочку сенатора. 1 Бастинадо^-палочные уда(ры по пяткам. И
— Мне ли не помнить, какой тогда был голод! Мо¬ шенник в дороге только и делал, что ел макароны да по¬ глощал лакрима-кристи 1 — груз графа из Далмации. — Бедняга! Его гондолу потопил какой-то анконец, раздавил, словно сенатор муху. — Так и надо мелкой рыбешке, заплывшей в глубо¬ кие воды. — Малый пересекал Джудекку с иностранцем на борту, когда бриг ударил гондолу и раздавил ее, как пузырь, оставшийся за кормой «Буцентавра». По сча¬ стью, иностранец, видимо, успел помолиться в церкви Реденторе. — А благородный капитан не стал жаловаться на не¬ поворотливость Пьетро, потому что Пьетро и без того на¬ казал сам себя? — Пресвятая богородица! Да не уйди он тогда в море, кормить бы ему рыб в лагунах! В Венеции нет ни одного гондольера, чье сердце не сжималось бы от обиды! Все мы не хуже своих хозяев знаем, как отомстить за оскорб¬ ление. — Гондола так же не вечна, как и фелукка, и для каж¬ дого корабля наступает свой час. И все-таки лучше быть раздавленным бригом, чем попасть в лапы к тур¬ кам... Ну, а как твой молодой хозяин, Джйно? Похоже ли, что он добьется того, о чем хлопочет в сенате? — По утрам он охлаждает свой пыл в Джудекке, а если ты хочешь знать, что он делает по вечерам, поищи его н& Бролио среди гуляющих господ. Говоря это, гондольер покосился на группу патрициев, прогуливавшихся под мрачными аркадами Дворца Дожей, по тем священным местам, куда имеют доступ только привилегированные. — Я знаком с обычаем венецианских богатеев прихо¬ дить под эти своды в этот час, но я никогда раньше не слышал, что они предпочитают принимать ванну в водах Джудекки. — Да ведь случись дожу вывалиться из своей гон¬ долы, ему тоже пришлось бы тонуть или плыть, как лю¬ бому обыкновенному христианину. — О воды Адриатики!.. А молодой герцог тоже ехал молиться в Реденторе? 1 Лакрима-кристи — сорт виноградного вина. 12
— Он в тот день как раз возвращался после... Но не все ли равно, на каком канале вздыхает ночью молодой дворянин? Мы случайно оказались рядом, когда анконец совершил свой «подвиг»: пока мы с Джорджио кляли на чем свет стоит неуклюжего иностранца, мой хозяин — а он вообще-то не очень любит гондолы и совсем не разби¬ рается в них — прыгнул в воду, чтобы спасти молодую синьору от участи ее дяди. — Дьявол! Ты до сих пор и слова не сказал про мо¬ лодую синьору или смерть ее дяди! — Твои мысли были заняты тунисцем, ты и пропустил это мимо ушей. Я, должно быть, рассказал тебе, как чуть не погибла прекрасная синьорина и как капитан брига отягчил свою совесть еще и гибелью римского маркиза. — Бог ты мой! Неужели этот христианин должен был умереть собачьей смертью из-за беззаботности гон¬ дольера! — Может, все это и к счастью для анконца, потому что говорят, будто маркиз этот обладал достаточной вла¬ стью, чтобы заставить даже сенатора пройти по Мосту Вздохов, если бы ему захотелось. — Черт бы побрал всех беззаботных лодочников! А что сталось с этим плутом? — Я же говорю тебе, он уплыл за Лидо в тот самый час, а иначе... — А Пьетрило? — Его вытащил своим веслом Джорджио, так как мы оба принялись спасать подушки и другие ценности. — А ты ничем уже не мог помочь бедному римляни¬ ну? Из-за его смерти несчастье будет теперь преследовать бриг анконца. — Так и будет, пока бриг не врежется в какую-ни¬ будь скалу, которая окажется тверже сердца его капи¬ тана. А что касается иностранца, то мы могли только помолиться святому Теодору, потому что он так и не по¬ казался на поверхности после столкновения и сразу же пошел ко дну... Ну, а что привело тебя в Венецию, мой милый? Ведь неудача с апельсинами в твою последнюю поездку, кажется, заставила тебя отказаться от этих мест? Калабриец оттянул пальцем кожу на щеке, отчего его черный лукавый глаз глянул насмешливо, и все его кра¬ сивое лицо заискрилось грубоватым юмором. 13
— Скажи-ка мне, Джино, ведь твоему хозяину тре¬ буется иногда гондола между закатом и восходом солнца? — Да, с некоторого времени он спит по ночам не больше совы. А с той поры, как снег растаял на Монте Фелйче, и я ложусь не раньше, чем взойдет солнце над Л идо. — А когда твой хозяин скроется в стенах дворца, ты спешишь на мост Риальто к ювелирам и мясникам рас¬ сказывать, как он проводил ночь? — Если бы так, то эта ночь стала бы моей последней на службе у герцога святой Агаты. Гондольер и духов¬ ник — два самых близких советчика дворянина, дорогой Стефано, с той небольшой разницей, что последний узнает только то, что грешник пожелает открыть, а первый иногда знает и больше. Я бы мог найти себе более спо¬ койное, если не сказать более честное, занятие, чем бегать и разбалтывать секреты своего господина. — Вот и я, Джино, тоже не так глуп, чтобы позволить каждому маклеру заглядывать в мой фрахтовый договор. — Э-э, нет, дружище, есть все-таки разница между нашими занятиями. Владельца фелукки, конечно, нельзя сравнивать с гондольером, пользующимся самым большим доверием неаполитанского герцога, который имеет право быть допущенным в Совет Трехсот. — Та же разница, что между бурным морем и спокой¬ ным заливом. Ты бороздишь своим ленивым веслом воды канала, в то время как я в мистраль 1 лечу по проливу Пьомбйио, мчусь вперед в любой шквал и пролетаю, едва касаясь вод, Адриатическое море во время сирокко, кото¬ рый так горяч, что можно варить на нем макароны, а море при нем кипит сильнее, чем водовороты у Сциллы... — Тс-с!.. — нетерпеливо прервал его гондольер; с юмором истинного итальянца он предавался удовольствию поспорить ради самого спора, не выказывая при этом своих подлинных чувств. — Сюда идет некто, кто может подумать, что без его помощи мы не сможем разрешить наш спор. Калабриец замолчал и, отступив на шаг, с мрачным видом в упор разглядывал человека, который был причи¬ ной этой тревоги. 1 Мистраль — сильный и холодный се-веро-зададный ветер. 14
Незнакомец медленно проходил мимо. Ему, наверно, не было еще и тридцати, но серьезная сосредоточенность взгляда делала его гораздо старше. Щеки его были блед¬ ны, но бледность эта свидетельствовала скорее о душев¬ ных переживаниях, чем о телесных недугах. Его крепкое, мускулистое тело двигалось легко и свободно, но в каж¬ дом его движении чувствовалась большая сила. Походка была твердой и уверенной, держался он прямо и незави¬ симо, вся его внешность выражала мужественное само¬ обладание, бросавшееся в глаза каждому, кто на него смотрел. Если судить по одежде, то он, видимо, при¬ надлежал к низшему классу — на нем был камзол из простого вельвета, темная шапочка в стиле Монтёро, ка¬ кие носили тогда в южных странах Европы, и все осталь¬ ное платье в этом же роде. Лицо его было скорее печаль- но, чем мрачно, но удивительно спокойно, как и все его движения. Однако черты лица выражали смелость и бла¬ городство, подчеркивая силу и мужественность, столь характерные для лучших образцов итальянской красоты. И особенно выделялись на этом необычном лице глаза, словно озарявшие его, — глаза, полные ума и страсти. Сверкающие глаза эти на мгновение задержались на лицах гондольера и его товарища, но выражение их, хотя и пытливое, было совершенно безучастным. Он оглядел их мимолетно, но испытующе, как смотрит на людей че¬ ловек, у которого есть причины не доверять им. Взгляд ого скользил по лицам всех прохожих с одинаковой подо¬ зрительностью, и к тому времени, как его гибкая фигура скрылась в толпе, он успел быстро и внимательно огля¬ деть еще многих. Гондольер и моряк из Калабрии молчали, не отрывая глаз от удалявшегося человека. Когда незнакомец скрылся, гондольер взволнованно воскликнул: — Браво!1 Его приятель многозначительно поднял три пальца и указал кивком на Дворец Дожей. — И они позволяют ему свободно разгуливать даже здесь, на площади Святого Марка? — спросил он с непод¬ дельным удивлением. — Не так-то просто, дружище, заставить воду бежать против, течения или остановить водопад. Говорят, что 1 Браво (итал.) — наемный убийца. 15