Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)
Шрифт:
В этих словах нет уже речи о способности капитала непосредственно «созидать ценность». Но все-таки и здесь Кляйнвехтер основывает ренту на капитал на производительности последнего. «Оба, капитал и труд, являются действительными и справедливыми источниками дохода потому, что продукты появляются только при сотрудничестве обоих; поэтому выручка от производства должна делиться между этими факторами»383.
Во Франции теория производительности Сэя снискала себе не меньшую популярность, чем в Германии. Теория эта прямо-таки вошла в моду, и распространению ее мало мешали даже резкие нападения, которые начиная с 40-х годов направлялись против нее со стороны социалистов, в особенности Прудона. Заслуживает внимания, однако, то обстоятельство, что теория производительности у французов редко высказывалась в полной своей чистоте: почти все ее сторонники смешивали ее эклектически с элементами одной или даже нескольких других теорий; таковы, например, — я называю только самых влиятельных авторов — Росси, Молинари, Жозеф Гарнье, а в последнее
Так как теория производительности в устах этих ученых не подверглась никакому существенному изменению, то я могу подробно не останавливаться здесь на изложении их учений, тем более что с самыми выдающимися из них мы встретимся еще в одной из следующих глав, между эклектиками.
Я приведу только одно особенно характерное замечание последнего из упомянутых авторов в доказательство того, как прочно держится, несмотря на всю критику социалистов, еще и в настоящее время во французской науке теория производительности. В своем сочинении «Essai sur la repartition des richesses», наиболее замечательной французской монографии на тему о распределении благ, выдержавшей в течение двух лет два издания, Леруа-Больё пишет: «Капитал порождает (engendre) капитал, это неоспоримо». Несколько дальше он протестует против того взгляда, будто капитал порождает процент (engendre un interet) только в юридическом смысле и только вследствие произвола законов: «это действительно совершается, и совершается вполне естественно; законы здесь только копировали природу» («c’est naturellement, materiellement; les lois n’ont fait ici que copier la nature»)385.
Из итальянской литературы разбираемого нами направления я из многих авторов упомяну только об одном, безыскусность формы которого вместе с неясностью самой сути является, на мой взгляд, типичной для наивной теории производительности, — о многочитаемом Шиалойе386.
Этот автор полагает, что факторы производства, к которым он причисляет также и капитал (с. 39), передают продукту или переносят на него свою «возможную» или «потенциальную» ценность, основанную на их способности к производству; затем он полагает, что содействие, которое оказал при созидании ценности каждый из факторов производства, является также непосредственно основанием для распределения продукта между факторами, принимающими участие в производстве, так что каждый фактор при распределении получает созданную им часть ценности, хотя эта часть и не может быть a priori определена в цифрах (с. 100). В связи с этим, Шиалойя называет в частности первичный процент «частью» общей прибыли предпринимателя, «которая представляет производительную деятельность капитала за все время производства» (с. 125).
Перейдем теперь от изложения к критике.
Для этой цели я должен опять разъединить те две ветви наивной теории производительности, которых я соединил в историческом изложении. Все рассмотренные нами учения сходятся в том, что выводят прибавочную ценность из производительной силы капитала без всякого дальнейшего объяснения. Но в основе этих слов могут лежать, как я это уже заметил выше в предварительных замечаниях, две существенно различные точки зрения: производительную силу капитала, на которую ссылаются при объяснении прибавочной ценности, понимают или в буквальном смысле, как ценностную производительность, как способность капитала непосредственно создавать ценность, или же как физическую производительность, как способность капитала создавать особенно много благ или особенно полезные блага, причем в последнем случае не дают никакого дальнейшего объяснения прибавочной ценности, так как считают вполне естественным, что это большее количество благ или эти особенно полезные блага должны заключать в себе излишек ценности.
Большинство наивных теоретиков производительности в изложении своего учения так скупы на слова, что легче установить, что они могли думать, чем то, что они думали; и часто мы можем только догадываться, какой из этих двух точек зрения придерживался тот или другой автор. Так, например, «производительная сила» Сэя допускает в одинаковой степени обе версии; такова же «производительность» Риделя. Напротив, Шиалойя и Кляйнвехтер склоняются, кажется, больше к первой, Рошер со своим примером об обильной рыбной ловле — ко второй. Впрочем, точное установление этого отношения для нас не важно потому, что мы подвергнем нашей критике обе эти точки зрения, а следовательно, и всех авторов, которые придерживаются того или другого взгляда.
Я полагаю, что наивная теория производительности в обеих своих версиях далеко не удовлетворяет требованиям, которые мы вправе прилагать к научному объяснению процента.
Со времени резких критических нападений, которым подверглись теории производительности со стороны социалистической и «социально-политической» школы, неудовлетворительность этих теорий, по крайней мере в немецкой науке, стала очевидной и поэтому я чуть ли не должен опасаться, что буду ломиться в открытые двери, если стану подробно обосновывать произнесенный мною приговор. Тем не менее я не могу отказаться от этого, отчасти потому, что в области рассматриваемых нами идей было высказано так много поверхностных и непродуманных взглядов, что я, как критик, уже никак не вправе делать те же ошибку, отчасти, и даже главным образом, потому, что я намерен опровергать наивную теорию производительности при помощи аргументов, которые существенно отличаются от аргументов критики социалистов, и которые, на мой взгляд, ближе затрагивают суть нашего предмета.
Начнем с первой версии.
Если нас уверяют, что процент обязан своим происхождением своеобразной силе капитала, направленной на созидание ценности, то прежде всего у нас должен возникнуть вопрос: какие существуют доказательства того, что капитал действительно обладает такой силой? Пока эта мысль не доказана, она не может служить достаточным основанием для серьезной научной теории.
Если мы будем просматривать произведения наивных теоретиков производительности, то мы найдем в них некоторые доказательства физической производительности капитала, но не найдем почти ничего такого, что можно было бы назвать попыткой доказать существование силы капитала, непосредственно созидающей ценности. Они утверждают, что такая сила существует, но не ее доказывают, за исключением одного только рассуждения, в котором факт, что при производительной затрате капитала постоянно получается излишек ценности, рассматривается как своего рода основанное на опыте доказательство ценностной производительности. Впрочем, и эта мысль высказывается только очень поверхностно. Сравнительно яснее всего эта мысль высказывается Сэем, когда он в выше цитированном месте (с. 147) спрашивает, каким образом капитал мог бы постоянно приносить самостоятельный доход, если бы он не обладал самостоятельной производительностью, и Риделем, по мнению которого производительность капитала «проявляется» в происхождении излишка ценности387.
Но как обстоит дело с убедительностью этого «основанного на опыте» доказательства? Действительно ли факт, что при применении капитала постоянно получается излишек ценности, содержит в себе достоверное доказательство того, что капитал обладает силой, созидающей ценности?
Конечно, нет, как и факт, что в высоких горах после выпадения снега летом постоянно наступает повышение барометра, не является достоверным доказательством того, что в летнем снеге заключается какая-то магическая сила, поднимающая столб ртути, — наивная теория, которую нередко можно услышать из уст жителей гор. Научная ошибка, которая здесь делается, очевидна: обыкновенные гипотезы смешиваются здесь с доказанными фактами. В обоих случаях мы имеем дело с некоторой эмпирической зависимостью между двумя фактами, причины которой еще неизвестны, а только отыскиваются. В обоих случаях возможны многие причины для объяснения данного явления. В обоих случаях можно поэтому высказать о настоящей причине много гипотез; и объяснение повышения барометра специфической силой летнего снега, а прибавочной ценности на капитал специфической силой капитала, созидающей ценности, является только одной из многих возможных гипотез. Это тем более так, потому что вообще о существовании «сил», при помощи которых объясняется происхождение этих явлений, ничего не известно; эти силы нужно было специально постулировать для данной конкретной цели — объяснения явления.
Сравниваемые нами случаи сходны не только в том, что представляют собой примеры обыкновенных гипотез, но и в том, что они представляют собой примеры плохих гипотез. Вероятность гипотезы зависит от того, находит ли она себе подтверждение также вне того факта, который вызвал ее к жизни, и, в особенности, говорят ли в ее пользу соображения внутренней правдоподобности. Известно, что это не имеет места по отношению к наивной гипотезе жителей гор — ни один образованный человек не верит, будто повышение столба ртути вызывается мистической силой летнего снега. Но не лучше обстоит также дело и с гипотезой о силе капитала, созидающей ценности: с одной стороны, она не подтверждается ни одним другим фактом, — следовательно, она совершенно непроверенная гипотеза; с другой стороны, она противоречит природе вещей — следовательно, она невозможная гипотеза.
Приписывать капиталу силу, созидающую ценности в буквальном смысле слова, значит совершенно не понимать сущности ценности, с одной стороны, и сущности производства, — с другой. Ценность вообще не созидается и не может быть созидаема. Производятся только формы, вещественные фигуры, вещественные комбинации, т. е. вещи, блага. Последние могут, конечно, обладать ценностью, но этой ценности они не выносят с собою в готовом виде из производства, как нечто необходимое: они приобретают ее всегда только извне — из взаимоотношения потребностей и их удовлетворения в хозяйственном мире. Ценность обусловливается не прошедшим благ, а их будущим; она возникает не в мастерских, в которых были созданы блага, а определяется потребностями, которые она должна удовлетворить. Ценность не может быть выкована, как молоток, или соткана, как кусок полотна: если бы это было возможно, то в наших народных хозяйствах не было бы тех ужасных потрясений, которые мы называем кризисами, и единственной причиной которых является то, что массы продуктов, произведенных по всем правилам искусства, не могут приобрести предполагаемой ценности. Производство может создавать только блага, о которых можно предполагать, что, при ожидаемом взаимоотношении между потребностями и их удовлетворением, они приобретут ценность. В известной степени производство напоминает белильщика. Подобно тому, как белильщик подвергает действию солнечных лучей свое полотно, так и производство направляет свою деятельность на такие предметы и места, где оно может ожидать для своих продуктов ценности. Но ценности оно не создает, как не создает солнечных лучей белильщик.