Измена. Мой непрощённый
Шрифт:
— Абсолютно, — соглашается Миша.
Не знаю, как это расценивать. Балыков удивляет меня правотой и правдивостью. Я бы, наверное, так не смогла.
— А если, к примеру, ты б захотел поучаствовать в жизни ребёнка? Начать всё с нуля, стать отцом. То это было бы по любви?
— Ну, а как же иначе? — произносит он так убеждённо, что сердце моё непроизвольно сжимается. Сама же спросила! Чего удивляешься?
— А… как думаешь, можно залететь? Ну, чтобы не зная об этом, —
Мишка, сложив на груди свои руки, одетые в белый халат, размышляет:
— В теории можно. Прерванный акт — это первое дело! Выбрать момент и не вытащить вовремя. Даже капелька спермы способна зачать. Ну, и презерватив не даёт стопроцентной гарантии, — он усмехается, — Было такое, что он просто сполз. Представляешь?
— Как это? — хмурюсь стыдливо.
— Ну, так! — вдохновляется Мишка, — В процессе. Остался внутри. А пока извлекали, так я расплескал содержимое.
— Выходит, что член у тебя маловат? — поддеваю я старого друга.
Балыков оскорблено глядит исподлобья:
— Наоборот! Эти гандоны сейчас на какие-то детские письки. А мне только наполовину налез. Ну, я думал, прокатит! Натянул его, как придётся. А потом не почувствовал, как он с меня соскочил.
— Пьяный был что ли? — смеюсь.
— Нуу, — уходит он от прямого ответа, — Подвыпивши, скажем так.
— В общем, — подвожу я итог, — В трезвом уме и здравой памяти такое не происходит.
— Ну, когда дело касается секса, то здравый ум иногда придаёт, — щурится Мишка игриво, и тут же бросает, — А ты что, залетела?
— Я? — удивляюсь догадке, — Да никогда в жизни!
— Да, — подтверждает он, — Ты слишком дотошная баба. Всегда была такой.
— Это можно расценивать, как комплимент? — поражаюсь его красноречию.
— Я — мастер комплиментов, — Миша гладит свой белый халат.
— Это да, — соглашаюсь с притворным восторгом.
Он поднимается. Трёт друг о друга ладони:
— Ну, так то? На осмотр?
Я хмурюсь в ответ и смотрю на него, как запуганный котик:
— Может, не надо?
Но Балыков не намерен меня отпускать без осмотра грудей.
— Надо, Настя, надо, — говорит с сожалением, как в старом советском кино. Будто ему и не хочется вовсе. Но долг вынуждает, — За ширму! Вперёд!
Я послушно встаю. Раздеваюсь по ходу. За ширмой снимаю с себя трикотажную кофту. И… представляю реакцию Вити. Но Миша — маммолог! И ему позволительно «мять мои сиськи», как выражается Машка. А я называю подобное действо — массаж.
Глава 31. Илья
На фудкорте торгового центра большой выбор разных кафе. Даже вьетнамская кухня! Но
Он с каждым днём прибавляет очков. Становится более цепким, чувствительным, шумным. Скоро начнёт говорить. И Снежана, в надежде услышать, как он скажет «мама», на все лады повторяет ему это слово.
Я запрещаю себе вспоминать то же время с Давидом и Диной. Хотя постоянно живу с ощущением странного дежавю.
Давид был серьёзен, и долго молчал. Настя боялась, водила его к логопеду. И первым словом, которое он произнёс, было «папа». Она тогда даже обиделась! Мол, я занимаюсь, пелёнки меняю, а он тяготеет к отцу…
Динка была побойчее! И болтать начала удивительно рано. Слагать непонятные фразы из звуков, на своём языке. На голове у неё был пушок. И даже в три года, когда девочкам вяжут банты, моя дочь была лысой.
Настя рыдала, крепила банты на резинку. Мазала дочкину голову разными травами и даже водила к знахарке. Кто бы мог знать, что потом у неё отрастёт настоящая грива густых, шелковистых волос.
Снежана тянет молочный коктейль и косится на сына.
— Мама звонила, — бросает она.
Я удивляюсь:
— Серьёзно?
Памятуя проклятия в спину, мне трудно поверить, что мама Снежаны готова простить свою дочь.
— Ага, — убеждает она.
— Что говорит? — я опираюсь локтями о стол.
Снежа ведёт тонкой трубочкой по внутренней стенке стакана, собирает клубничную пенку своим язычком. Я улыбаюсь тому, как она соблазнительно делает многие вещи. Даже не зная о том.
— Спрашивала, как у меня дела, — отзывается Снежа.
Голос её звучит строго. Обида на мать ещё слишком сильна! Но я знаю, она очень рада понять, что нужна ей.
— Я послала ей фото Никитки, — добавляет она и стыдливо косится на сына, как будто прося извинить.
— А она что? — интересуюсь я.
— Говорит, что хотела бы с ним познакомиться, — смущается Снежа. И я вижу намёк на улыбку и трепет в глазах, — Съездим как-нибудь? — вопрошает она и глядит на меня бирюзовой лазурью.
Глаза у неё невозможного цвета. И я опускаю свои, чтобы в них не смотреть:
— Она же Никитку хочет видеть, а не меня, — говорю убеждённо.
— Где Никитка, там и ты, — произносит Снежана и пальчики робко ползут в мою сторону. Я ловлю их, сжимаю в ладони:
— Посмотрим, — бросаю, заранее зная о том, что ни в жизнь не поеду туда. К своей второй тёще.