К другим берегам
Шрифт:
"Откуда этот человек, зачем он здесь, кто он? Может, зашел, когда я спал и, ожидая пробуждения, сам прикорнул в кресле? Значит, он знает меня, и я его - тоже?"
– Ты кто?
– спросил Фомин, дремлющего гостя.
Тот встрепенулся, оторвал голову от спинки кресла и, повертев ею, оглядел Фомина сонным взором.
– А, ты уже проснулся, - сонно сказал гость.
– А я вздремнул, извини.
Человек показался Фомину знакомым.
– Кто ты?
– Ты не бойся!
– бодро ответил гость - Григорий я, Гриша! Не припомнишь?
– Был у меня дружок Гриша - помер он! Лет пять-шесть как помер.
– Да, я знаю - сказал гость и назвал фамилию умершего друга.
Фомин с любопытством смотрел на гостя: "где-то видел, но где? где?"
– Ты его знал?
– Мы на похоронах его познакомились с тобой.
– А я и думаю: вроде, знаком ты мне...
– Ага, знаком! Только видимся редко.
Фомин откинулся на подушку. Так вот откуда он знал этого человека. Правда, бледное лицо его, все никак не мог рассмотреть: кожа гостя точно светилась или это светились его глаза, или - светлые, опрятные волосы, или мешал свет из окна... А вот одет Григорий был обыкновенно и просто: брюки, рубашка в клетку, серый свитер на молнии.
– Худо мне, - продолжил Фомин, - вот причастили сегодня. Вроде легче стало.
– Знаю, потому и пришел.
– Откуда знаешь?
– Сынов твоих видел...
– А-а-а. Ну и что говорят?
– Будто помирать собрался. Да не похоже, а? Как знаешь?
Фомин задумался. Гриша внимательно смотрел на него своими лучистыми глазами, чуть наклонившись вперед.
– Думаю, не помру сегодня - сказал Фомин.
– Мне священник сказал: со мной - Христос.
Гриша засмеялся.
– Ну, если этот сказал, стало быть, не помрешь!
У гостя была странная манера разговаривать: будто он - Фомин - и не при смерти вовсе.
– Ты только не жалей себя! Не надо - все помрут!
– сказал Григорий.
"Как понял он мои мысли? Чудеса какие-то. А может совпадение?"
– Как знаешь!
– сказал Гриша и поднялся из кресла.
– Ладно, пора мне. Завтра еще приду!
– Приходи, - ответил Фомин.
Гость вышел и тут только Фомин понял: вопрос, на который ответил ему Гриша, он так и не сказал вслух. Ему стало не по себе, Фомин почувствовал: кожа у него на затылке собралась в мурашки, и волоски поднялись там дыбом.
"Да не может быть такого. Почудилось..."
Через пару минут в комнату вошла, вернувшаяся с работы жена.
Боль, которая вроде бы отошла, вернулась. Вернулось ощущение горечи во рту.
Все так же жена утром уходила на работу и приходила вечером, а ночью ложилась спать на своем отдельном месте. Сыновья стали приходить почти каждый день, только вот, забежав на несколько минут, они заставали отца в полудреме. Он теперь много спал днем, а ночью не мог уснуть подолгу - мешала боль в ослабевшем теле, и не давали покоя мысли. Разные мысли приходили в голову, но после причастия почти не осталось тревоги. Еще Фомин часто вспоминал слова священника, что он - вместе с Христом. Фомин много думал по этому поводу, и это ему помогало. Особенно, когда боль была очень сильной, а ему не хотелось беспокоить жену.
Гриша приходил и на второй, и на третий день после причастия. Он, точно знал время, когда Фомин не спал. Каждый день теперь виделись они. Не успеет Фомин проснуться от своей дневной дремы, а Гриша уже здесь, или вот - входит в комнату...
– Ну, здорово, братец!
– Здравствуй, Гриша! Как ты?
– Я-то здоров, слава Богу!
И начинает вязаться разговор: о том, о сем - о жизни. Да только, когда начинает сбиваться разговор на какие-то пересуды, сплетни, всегда выведет Гриша заплутавший разговор... О многом, о разном переговорили они: о жизни, о смерти, о душе, и о Христе тоже. Все, о чем неясно, смутно и путано думал Фомин, во время ночных своих бдений, во время бесед разъяснял ему Гриша. Он был удивительно осведомлен в этих, туманных, для Фомина, вопросах.
– Ты, Гриша, наверное, в церковь часто ходишь?
– Ага, - весело отзывается Гриша - есть такое!
– А я вот - нет! Не получилось. Как-то мимо меня церковь прошла или - я мимо,- посетовал Фомин, - правда, однажды, помогал крест на храме ставить...
– Ого!
– глаза Гриши засветились добрым, мягким светом.
– Ну, это, братец, многого стоит!
Потом засуетился, засобирался...
– Постой, погоди, Гриша! Останься, еще поговорим.
– Нет, братец, пора! А ты еще наговоришься сегодня.
– Как это?
– не понял Фомин.
Понял потом. Не прошло и минут десять - пришли оба сына, и Фомин долго разговаривал с ними.
В четверг, на следующий день, когда Гриша пришел опять, Фомин спросил:
– Откуда ты, Гриша, узнал, что сыновья придут?
– Я, братец, любовь всей кожей чую!
– и засмеялся. Так заразительно, так хорошо... Фомин тоже заулыбался.
– А давай, Гриша, мы с тобой водочки выпьем?!
– Ну, уж нет, братец, не стану я гадость эту пить и тебе не дам!- голос у Гриши сразу стал суровым, резким.- Ты посмотри: болезнь твоя и боль - от гадости этой. А ты все травиться готов.
Гриша еще подумал немного и сказал:
– Да и нельзя тебе. Отпил ты отраву эту, братец.
– Это почему?
– удивился Фомин. На самом деле он не хотел пить водки - просто так сказал.
– Почему? Почему?
– ворчал Гриша.
– Поймешь почему.
Рано утром следующего дня Фомину стало плохо. Пришлось вызывать врача. После введенного лекарства и тщательного осмотра, врач долго разговаривала с женой, сыновьями Фомина в коридоре общежития, пока он приходил в себя после ужасного приступа. Потом, когда Фомину стало лучше, все разошлись: жена - на работу, сыновья - домой, чтобы по очереди сменять друг друга до прихода отцовой жены. В это, свободное от всех время, и зашел Григорий. Он стоял рядом с постелью, внимательно смотрел на Фомина. Фомину показалось, будто Гриша смотрит прямо внутрь него своим пронзительным взглядом.
– Откуда ты все знаешь, Гриша? Кто ты?
Гриша подмигнул ему двумя глазами сразу, кивнул головой.
– Что? Что это значит?
– Ты скоро умрешь!
– Откуда знаешь?
– Врачиха сказала. Твои тоже знают - тебе не хотят говорить.
– Сегодня?
– Нет, братец, не сегодня. Кто ж это знает! Попрощайся со своими, только не говори, что знаешь.
– Не скажу.
– Ну, мне пора.
– Постой, побудь еще.
– Не могу, братец, дела! Да ты не бойся, один не будешь!