Камуфлет
Шрифт:
Только тут до сознания Ксаверия Игнатьевича стало доходить, что извозчик вовсе не пьян и не свихнулся, а, видимо, откуда-то узнал про утренний сундук. Пристав немедленно предложил стакан воды и быстро выяснил причину осведомленности.
Но тут возникла другая путаница. Растягаев уверял, что действительно раным-рано вез этот злосчастный ящик. Герасим запомнил необычную поклажу и верно описал ее. Вот что касается пассажира… тут выходила какая-то странность.
Только в одном можно было не сомневаться: Растягаев возил сундук до Пряникова. И даже до того места, где пассажира подобрал Никифор. И время сходилось.
Августа 6-го дня, года 1905, около двух часов, жарче.
Особняк князя Одоленского в Коломенской части С.-Петербурга
Хоть и не в центре столицы располагался дом, но поражал тем, что выглядел нарочито небогато. Деньги, доставшиеся от прапрадедов, воспитывают нужный вкус. Следят, чтобы золота на новых обоях и мебели было в меру и даже чуть меньше. При этом современный стиль должен быть заметен, но не слишком, как бы с иронией над самим собой. Чтобы ни один придирчивый критик не смог упрекнуть хозяина в нежелании следовать моде, но при этом не укорил излишним поклонением ей. Золотая середина соблюдалась исключительно, в каждой завитушке. Подобный подход Родион Георгиевич уважал.
Изысканный интерьер не поразил Джуранского. Все потому, что ротмистр был оставлен внизу беречь Никифора до поры, а заодно и аккуратно расспросить прислугу.
Проведя по мраморной лестнице на второй этаж, слуга отворил дверь и сдержанно поклонился Ванзарову, как истинный джентльмен.
С первого взгляда кабинет ослепил невообразимым сборищем вещей и вещиц. Не всякая антикварная лавка могла похвастаться таким разнообразием фигурок, статуэток, вазочек, тарелок, безделушек и вовсе необъяснимой ерунды. Безумная жадность коллекционера, понукаемая неограниченными возможностями, превратила комнату аристократа в чулан старьевщика. Среди пестрого разнообразия особо выделялась коллекция музыкальных инструментов. По стенам в намеренном беспорядке развесился целый оркестр флейт, рожков, труб, забавных барабанов и даже виолончель. Несколько струнных, считая потертую скрипку, хранились под стеклом особого шкафчика. Вещи хранили пыль веков, как старая кокотка пудру.
Одоленский поднялся в дружелюбном расположении духа:
– Как мило, э-э-э… Родион Германович, что привезли ковчежец сами и так быстро! Право, не стоило так утруждаться.
Павел Александрович был бодр, но голос его по-прежнему болезненно хрипел.
Ответ прозвучал в духе светских комплиментов, которых и грубые полицейские не чужды, засим последовала просьба уделить несколько минут.
Князь предложил садиться в кресла.
– Играете на всех этих инструментах… сэр? – благоговея, как мог, спросил Ванзаров, но подлый скрип кожаной обивки испортил светскость.
– Даже не смею прикасаться. Это ведь коллекция скромная. Хотя некоторые считают ее лучшей в столице… Вот обратите внимание: Гварнери… – указал князь на скрипку с поблекшим лаком.
Да, есть же счастливцы, способные оценить по достоинству рухлядь. Ванзаров довесил нужный комплимент, а потом непринужденно спросил:
– Могу ли знать, что делали сегодня утром?
Одоленский дернул кончиком брови:
– Сказали… утром?
– Именно так, часиков с фести до восьми, сэр.
– Какое это имеет отношение к вчерашней краже?
– Возможно, самое прямое.
– Извольте… – князь излучал спокойствие, кажется, вполне естественное. – В восемь утра я завтракаю. Потом манеж, до десяти часов.
– А до восьми… сэр?
– Любезный Родион Гаврилович, не кажется ли вам, что вопрос неуместен? – в голосе князя появилась напряженная нотка.
– И все же?
– Так и быть, открою эту тайну… Готовы? Итак, признаюсь… я спал.
Одоленский улыбнулся, Родион Георгиевич ответил тем же.
– А вафа супруга…
– Штат прислуги прекрасно справляется по дому…
Дверь резво приоткрылась, вошел какой-то господин, но, заметив постороннего, юркнул обратно. Лицо обнаружилось мельком, но приметная деталь была ухвачена. К тому же в руках у стремительного гостя находилась объемистая папка.
Князь решительно поднялся, показывая, что аудиенция закончена:
– Если вас интересует, кто видел меня утром, ответ прост: весь дом. Хотя, право, не понимаю, зачем это. Прошу простить, важные дела…
Обрушив весь запас извинений, Ванзаров вытянул из князя, уже откровенно раздраженного, позволение подняться еще одному гостю. Не более чем на миг.
А вот Никифор в пекло не спешил. Упирающегося извозчика Джуранский втянул за локоть, как упрямую лошадь в стойло.
Родион Георгиевич принял свидетеля и спросил:
– Вафа светлость, приходилось вам видеть этого человека?
Князь осмотрел и так и эдак:
– Не имею привычки запоминать извозчиков. К тому же беру их редко, у меня своей выезд. Этого вижу впервые.
Ванзаров обратился к Никифору:
– Знаком ли тебе этот господин? Отвечай, не бойся.
– Это он вез сундук, – без запинки произнес Пряников и добавил: – Эта… то исть… синю бы… три рубчика… ага… лошадь упрела…
Ванзаров быстро задвинул говоруна:
– Этот человек дал показания, что сегодня утром около половины восьмого вы взяли его, чтобы отвезти ковчежец от Арсенальной улицы до Финского вокзала. Потом спрыгнули на ходу и исчезли. Показания сняты приставом Выборгского участка. Желаете сообфить, что хранилось в ковчежце?
Одоленский вдруг рассмеялся и, подойдя к Родиону Георгиевичу, дружелюбно взял за локоть:
– Признайтесь, это шутка?
Теперь уже Ванзаров придержал князя и тихо сообщил:
– В ковчежце перевозилось тело несчастной жертвы. Извозчик вас опознал. Могу ли ожидать чистосердечное признание?
– Это полнейший бред, – так же тихо ответил Павел Александрович.
– Отчего же?
– Оттого, господин… кхе-кхе… Базаров, что вы ошибаетесь.
– Неужели?
– Повторяю, десять человек в этом доме под присягой подтвердят: я вернулся сегодня ночью около часу, лег спать, никуда не выходил и встал ровно в восемь. Выехал из дома без четверти девять, а с половины десятого занимался в манеже на моей лошади по кличке Кролик.