Капкан для лешего
Шрифт:
– Слушаюсь!
– вытянулся коряжник. Хлебнуть горяченького, Ефтея уговаривать не надо.
Филипп передал ему бутылку. Коряжник осторожно принял ее, обтер пальцами губы и хлебнул. Из деликатности только один глоток и сделал. Один, но какой! Если бы на три глотка пошел, так опорожнил бы бутылку до донышка.
– Отрава!
– подтвердил Ефтей. Он опять обтер губы, подумал немного и добавил: - Гадость, но пить можно, шибает.
Филипп с любопытством посмотрел на Кондея: хлебнет, козел вонючий, или не хлебнет?
– Глоточек?
– предложил он прибрежнику.
– Не ощущаю потребности
Филипп так и думал, что откажется. И тяжело вздохнул, потому что приличного канцеляриста сейчас и не найдешь. Он поглядел на бутылку, подумал, что неплохо бы еще разочек губы смочить, но удержался, не стал.
– Унеси, женщина, бутылку!
– и небрежно отдал ее ключнице.
– Под замок ее. Да запомни, старая, куда положила. А то память у тебя совсем никуда уже не годиться, - решил он уесть Марфуту.
– Поняла?!
– Чего тут не понять, - ключница по-прежнему смотрела на водяного щукой.
– Как прикажешь, так и сделаем, мы же подневольные, - и ушла.
– Подневольная выискалась, - выдал ей вдогонку водяной.
– Что ни скажешь, она всегда слово поперек найдет. Крокодила в юбке. Анаконда усатая.
Голова окончательно перестала болеть. И даже веселость какая-то появилась. Захотелось поговорить.
– Так не знаешь, куда мы с Хролом ходили?
– подмигнул он Ефтею.
– Докладываю: шумели, песни пели, барсука красили. За русалками, конечно, гонялись. Какую поймаете - целовали с полным удовольствием. Потом сами русалками представлялись. Полезли на деревья, на ветках качаться стали. Так ты же мужчина видный, тяжелый, ни один сук не удержит, вот и шмякнулся.
– То-то чувствую, у меня спину ломит. Это, от того, что я с дерева сверзился...
– Никак нет. Болит от того, что тебя жердью два раза поперек спины перетянули.
– Эт-то ты врешь. Кто в Лесу водяного жердью обхаживать станет!? Да еще два раза!
– Докладываю по порядку действий. Сначала полевик. Вы с Хролом, когда гуляли, на Ромашковой елани полевика встретили. Он в Лес прошлым месяцем забрел, теперь пережидает, когда выбраться сумеет. Хрол с ним и сцепился, заспорили они. Ты их разнимать стал, отвесил каждому. А полевик тебя жердью. Ты жердь у полевика отобрал, выбросил, хотел морду ему набить. А он испугался и в бега ударился. Тут тебе еще какой-то лохматый под руку подвернулся, ты в раже ему по уху влепил. А он жердь, что полевик бросил, подобрал и опять тебе по тому же месту, поперек спины. Ты тогда совсем освирепел и со всего маху в зубы ему врезал. Он лишние зубы выплюнул и в кусты уполз. Правильно сделал, а то ты вполне мог его жизни решить.
Водяной задумался:
– Раз такое дело, значит, перебрал, - признался он.
– Этот, которому я зубы сосчитал, жаловаться приходил?
– Никак нет! Пока тихо.
– С полевиком что, с Хролом? Чего они не поделили, спорить стали?
– Полевик говорил, что в поле лучше, а Хрол, что лучше в Лесу.
– В Лесу... В поле... Каждому известно - лучше всего в воде, - определил Филипп.
– Так точно! В воде лучше всего!
– подтвердил коряжник.
– Теперь у полевика под правым глазом фингал, а у Хрола под левым.
– Чего они так друг-дружка по пустяку?
– заинтересовался водяной.
– Так не они друг друга, это ты их, когда уговаривал не буянить.
– Да ну?..
– удивился водяной.
– Хролу тоже я подвесил?
– Хролу тоже.
– И приличный фингал?
– Твой, фирменный. Левый глаз у лешего начисто затянуло. А окраска должна сегодня полностью проявиться.
– Это хорошо, - водяной был доволен, что Хролу достался фирменный фингал.
– Он и виноват, что мы набрались: "давай еще по одной, да еще по одной". Совсем нет у лешего тормозов. И меня заманил. Ему хороший фингал к пользе. Полевику тоже - нечего с дураком связываться, - и чтобы не понял его коряжник неправильно, уточнил: - Нечего с дурным Хролом связываться.
– Так точно!
– подтвердил Ефтей.
– Этот, которому я в зубы... как придет, скажи мне. Одаривать стану. Я справедливый. Раз не прав - буду откупаться. А еще что было?
– продолжал интересоваться водяной.
– Так что, ничего особенного. После победы над полевиком и лохматым, вы опять к Хролу завалились. Марфута как услышала про такое, меня с братом позвала с собой и сразу к лешему в землянку. А вы оба в лежачем положении, храпите. Хрол субтильный, он потихоньку храпит, со свистом, а ты с рокотом, солидно и громогласно, как водопад. Всю живность в округе распугал. Пустыми туесами из-под березового сока вы у Хрола весь угол завалили. Хорошо вы вчера с лешим приняли, обстоятельно, - отметил он, со знанием дела.
– И карты, значит, по всему столу разбросаны.
– Карты, говоришь. Хм...
– Филипп вспомнил, что и верно играл в карты с лешим.
– Точно, в карты... На что же мы играли?..
– водяной задумался, но вспомнить не смог.
– Завелись мы с ним оба. На кон что-то большое ставили и он и я. А вот выиграл я или проиграл - не помню. В народе ничего не говорят?
– Никак нет! Никто и не знает, что вы картишками баловались. Только Марфута да мы с братом, - и надо было понимать: уж они-то никому не расскажут, что хозяин с лешим всю ночь березовый сок пил и в карты резался.
– Я забыл, на что играли, - водяной рассмеялся.
– Вот и хорошо, что забыл. Хрол жульничал, это точно. Только отвернешься, он карту из рукава достает. Надо было его мордой об стол. Хорошо, что я ему фингал прилепил. Честно в карты он играть не может, натура у него такая. Леший, наверняка, и выиграл. А раз я забыл, то он, хлипкий, тем более забыл. И квиты мы, никто ничего не проиграл.
Тут опять канцелярист, сутяжная душонка, выступил.
– У тебя, хозяин, сегодня малый прием скоро начинается. Надо предстать перед народом, - напомнил он.
– Тьфу ты, - сплюнул водяной, - Этого еще не хватало. Отмени! Видишь, болею.
– Согласно традиции никак невозможно, - поблеял козломордый.
– Необходимо предстать. И в полном облачении, как славными твоими предками заведено.
Филипп и сам понимал, что малый прием отменять нельзя. Народ, со своими заботами, явился и надо с каждым поговорить. Какой же он благодетель, если просьбы народа выслушивать не станет. Тем более, голова уже не болела. И облачиться тоже надо. Чтобы уважение испытывали. Не босяк какой-нибудь, а сам водяной.