Капкан для лешего
Шрифт:
– Марфута!
– крикнул он ключницу.
Та вошла. Руки опущены, губы ниточкой, пол разглядывает. Угнетенную сиротку из себя строит.
– Ты вот что, не придуривайся, - прямо так и выдал ей Филипп.
– Ну, выпил, гульнул, так с каждым случается. А сейчас дело справлять надо, - он посмотрел на прибрежника и поморщился.
– Малый прием пора начинать. Неси мне, Марфута, новую тельняшку. Ты что думаешь, я в такой тельняшке к народу выйду?!
– он просунул руку в одну из дыр и повертел ею.
– У нас что, добра мало!? Нельзя водяному в рваной тельняшке
Насчет плисовых, специально напомнил, что они лучшие. Для примирения с ключницей. Она эти шорты сама скроила, сама сшила и гордилась своей работой.
– Сейчас, батюшка, принесу, - оттаяла ключница и вроде бы чуть ли не улыбнулась.
– Шорты плисовые, это ты правильно, батюшка, решил.
Вот что делают плисовые шорты, - с удовольствием отметил Филипп.
– Отмякла старая крокодила. С ней ссориться, себе дороже, со света сживет.
– И Джонни ко мне. Пусть золотую цепь тащит, штук пять перстней с камнями что побольше и на голову что-нибудь такое, сверкающее.
Первой Джонни прибежала. Молодая, длинноногая, такой что не прибежать первой. Пока Марфута свои телеса на шаг переносила, Джонни десять шагов отмахивала. Ее Филипп из-за моря привез от берегов заграничной Шотоландии. Она по специальности узге, хранительница драгоценностей. Сама по себе деваха неказистая, тощая, как селедка раками обглоданная. Но аккуратная и суровая, всякие боевые приемчики знает. Под ее присмотром ни один камень не потеряется, ни одна золотинка не пропадет.
Джонни одела водяному на шею золотую кованую цепь, старинной работы. На пальцы левой руки три массивных золотых перстня с красными рубинами, на пальцы правой - два перстня, но с алмазами. Полулысую голову высоким обручем украсила. Филипп это украшение в каком-то теплом море у тамошнего водяного за картишками добыл. Ставили на кон как золотое. Оно и блестело, как золото, а там - кто его знает... Джонни отошла и застыла, любуясь драгоценностями. Знала в них толк и ценила красоту.
Потом Марфута появилась. И пояс принесла, и тельняшку новую, и шорты плисовые. Филипп переоделся, бороду причесал, и совсем другим сделался, не узнать. Был галах-галахом, бродяга в дранной тельняшке. Такого ни в один приличный омут не пустят. А сейчас барин-барином. Глянешь на золотую цепь, на перстни, на новые плисовые шорты - и уважать хочется.
Водяной подошел к большому зеркалу, стал себя рассматривать. Оно, конечно, при полном параде вид солидный, но не сказать, чтобы остался полностью доволен. Лицо припухло, под глазами мешки, сразу видно, что веселую ночь провел.
Марфуте его вид вовсе не понравился.
– Может, отменишь на сегодня, - предложила она.
– Рожа у тебя больно помятая.
– А ничего!
– решил Филипп. Голова уже не болела, а после опохмеления он еще и прилив бодрости почувствовал. И что-нибудь такое эдакое захотелось совершить.
– А ничего! Ефтей! Если кто вякнет, по поводу моего внешнего вида, ты его в три шеи гони. И больше на порог не пускать, прощелыгу. Я им
– Погоди, - остановила его Марфута.
– Нет в тебе сейчас настоящей осанки. Не впечатляешь. Надо имидж подправить.
Она вприщурку осмотрела водяного, подумала немного, потом вынула из кармана широкую ярко-красную ленту.
– Сейчас и подправим.
Ключница перекинула водяному ленту чрез плечо. Лента наискось легла поперек всей груди и спины, а внизу Марфута завязала ее хитрым узлом - бантиком. Отошла в сторонку, оценила и осталась довольна.
– Вот так хорошо будет, - никто и не глянет на твою зачуханную физиономию, все на красную ленту смотреть станут.
Филипп ключнице не поверил, но прежде чем обругать ее и выбросить дурацкую ленту, посмотрел в зеркало. А ведь права была змеюка. И сам не заметил черноты под глазами, красная лента в глаза лезла, и все остальное перебивала.
Ухватиста, из чего хочешь вывернется, - подумал водяной.
– Знает свое дело. Как исхитрилась - одной лентой всю ночную гульбу поправила. Нельзя ее гнать. Выгонишь, так на ее место прихлебаи подсунут какую-нибудь дурынду, из своих, и будешь с ней маяться. Лучше уж эту ядовитую анаконду держать, от нее хоть толк есть.
Малый прием, как из старых времен повелось, проводили в Малом Гранитном Гроте. Чтобы все было солидно и чинно. Чтобы каждый, кому не лень, не лез, куда ему не надо, и не мельтешил. И как в старину, Филипп уселся на большую красного гранита глыбу. Сидеть на камне было неудобно и жестко. Филипп давно собирался приказать, чтобы соорудили подушечку из водорослей, да все как-то забывал. "А сами, бездельники, не догадаются, - ерзая на жестком камне, размышлял водяной.
– Работнички... Без приказа они и плотву не поймают".
В крыше грота была прорублена дыра, и солнечный луч падал прямо на водяного. Вид у него был внушительный. Обруч на голове блестел, и большая пряжка на поясе блестела, и золотая цепь блестела. Поперек груди широкая красная лента. Издали, следов ночной гулянки увидеть было невозможно, а близко к водяному никого из посторонних не подпускали.
Все сопровождавшие водяного на малый прием стояли. Справа от Филиппа Марфута с ключами на поясе. Слева начальник охраны омута коряжник Ефтей. Немного в сторонке, справа, козел бородатый, прибрежник Кондей с пергаментами в рукаве. А у входа громоздился плечистый и лопоухий старший подкоряжник Фитюк, загораживающий трезубцем вход в Грот от непрошеных гостей.
– Можно начинать, - кивнул водяной Кондею.
Кондей вытянулся, вдохнул поглубже, и заорал:
– Филипп Первый! Великий водяной! Хозяин проток, заливов и проливов, Владыка омутов и перекатов, Повелитель рек, озер и всех других водных пространств начинает малый прием!
Филипп сидел на своей неудобной каменюке и ногой такт отбивал, проверял, не пропустит ли чего козлобородый. Тот все правильно сказал, ничего не пропустил и, главное, одним дыхом выдал.
– Впускай, - кивнул водяной Ефтею.