КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ
Шрифт:
Чиши задумчиво смотрел на неё своим единственным драгоценным глазом. Ради великого праздника его действительно как следует отчистили и отмыли, и он даже похорошел. В тусклом утреннем свете он блестел своим полированными боками, и даже его обычно скотская физиономия сегодня казалась Тийне сосредоточенной и мудрой. Давай, рискни, – говорил божок и ухмылялся. А в алмазе посередине его лба, на самом дне, темнотой наливалась угроза.
– Да что он может, – неуверенно пробормотала Тийна, на шаг отступая. Божок пристально наблюдал за ней, казалось, его неподвижная медная шея поворачивается в сторону Тийны и толстые губы дрожат в издевательской ухмылке. – Покровитель пьяниц… к чему ты привел свой народ?
Чиши еще раз ухмыльнулся; Тийне даже показалось, что его губы шевельнулись, складываясь в какое-то слово, наверное, издевательское ругательство, и нервы её не выдержали. С пронзительным писком она налетела на статую и что было сил толкнула её. Чиши пошатнулся, но устоял, отвратительно усмехаясь над её попытками.
– Прекрати издеваться надо мной! – зарычала Тийна, краснея от натуги. Она вцепилась в руку божка и дергала, тянула его прочь с его пьедестала. Чиши гремел и шатался.
– Я сильнее тебя! – шипела Тийна в отчаянии. Чиши с удивлением глянул на неё – и неожиданно завалился на бок. Тийна, держащая его за руку, едва успела отпустить её – с жутким громом божок рухнул со своего невысокого пьедестала, и его нелепая голова, треснувшись и плиты пола, отскочила от туловища. Алмаз от удара выскочил из своей глазницы и укатился под стол, в объедки, мигнув на прощание розовым огоньком. Угроза перестала светиться в нем; он стал просто красивым драгоценным камнем.
Тийна отпрянула прочь, уцепилась дрожащей рукой за стол; где-то далеко уже слышалась возня, поднятая солдатами, топот ног приближался к залу – наверное, они подспудно знали, что произошло, и Тийне виделись отчаянье и страх на их лицах. Она хотела уйти, скрыться, но что-то не давало ей сделать и шаг. Обломки божка, лежащие на полу, словно наливались мертвенным цветом, тускнели, теряли свой блеск, и Тийне казалось, что он умирает, и своей волей удерживает её рядом, чтобы солдаты застали убийцу на месте преступления.
– Нет, – прошептала она, с трудом передвигая ноги, – нет! Я сильнее тебя…
С трудом она сделала еще несколько шагов и скрылась в тени портьеры. Её била неудержимая дрожь. Странно, но почему-то ей было страшно, так страшно, что она не могла прийти в себя и не могла отвести взгляда от останков божка. Будто они и в самом деле что-то могли значить…
С грохотом и шумом в дверной проем ввалились сонки. Она не видела, не разобрала точно, кто это был, ей был слышен лишь отчаянный вопль людей, увидевших своего поверженного божка.
– Что это?! – орали они. – Что это?! Священный Чиши повержен! О, горе нам! – Перед её глазами промелькнула чья-то фигура, и она накрепко зажмурила глаза, как будто это могло спасти её от чужого взгляда. Эта мера помогла; как только она перестала видеть то, что натворила, разум стал возвращаться к ней. «Что я делаю тут? – в ужасе сообразила она. – Сейчас они кинутся искать преступника, и найдут меня… и им потом не докажешь, что это не моих рук дело. Сейчас же исчезнуть!»
Все так же зажмурившись, она пробиралась на ощупь вдоль стены. В светлом пятне посередине зала метались какие-то люди, что-то кричали, но она слышала только свои шаги. Прочь, прочь! Она спасется, если только шаг сделает за порог. Тогда уже можно не таиться, тогда можно сделать вид, что она только что пришла.
Её рука нащупала дверной косяк, и глаза её распахнулись.
Посередине зала лежали жалкие останки разбитой статуи, вокруг бестолково суетились люди, разыскивая осколки, и ничего страшного и пугающего в сонском божке
В зал заваливались новые и новые желающие посмотреть, что произошло, и на неё никто не обращал внимания. Кто-то даже толкнул её плечом, и она окончательно очнулась.
«Пора», – решила она, и смело шагнула в зал.
– Что тут происходит? – кричала она, протискиваясь сквозь толпу поближе к месту события. – Что за шум? Да пропустите же!
У самой разбитой статуи сидел советник. В его руках Тийна увидела алмаз – он растерянно вертел камень в руках, словно надеялся, что его можно как-то вставить обратно, и это исправит дело.
– Что произошло? – повторила Тийна. Советник поднял на неё перепуганный взгляд. Губы его тряслись.
– Статуя Чиши разбилась, – прошептал он. – О, это недобрый знак! Это зловещий знак! За все то время, что он существует на этой земле, он ни разу не разбивался так… Он уцелел в войнах, он не сгорел в пожарах, и его глаз всегда, всегда был жив… как такое могло произойти?! Отчего?!
– Ты уверен, что он разбился сам? – осторожно произнесла Тийна. – Невозможно, чтоб у бога просто так отвалилась голова!
– Здесь никого не было, принцесса, – произнес советник упавшим голосом. – И никто не видел, чтобы кто-то сюда входил.
«И это очень хорошо», – про себя подумала Тийна.
– Это знак того, что сонкам больше нельзя находиться в этих землях, – продолжил советник. – Мы прогневали Чиши. Мы покинули свои земли, забыли своих предков, их обычаи, и живем в чужой и чуждой нам стране. Здесь никто никогда не слышал о Чиши, и никто не хотел бы ему поклониться. И он обиделся! Нам нужно вернуться в Пакефиду, иначе нам не вернуть его благосклонности. Чиши зол на нас, о, как зол!
«А вот это уже плохо», – подумала Тийна.
– Чушь, – резко выкрикнула Тийна. Голос её окреп, она уверенным шагом прошла к разбитому божку. – Разве не жили мы пять долгих лет здесь, в этой стране?! Чиши позволял нам это! И сейчас – разве гневался на вас Чиши? О, нет! Напротив – дела наши только начали налаживаться! Разве не послал нам Чиши иностранного принца? Разве мир с кнентом этого принца – это не шанс вернуться обратно в Пакефиду, откуда нас изгнали? Не тайком и не как бандиты, не воровать и грабить на больших дорогах, а жить в кненте наравне с другими! Этого хотел бы для вас Чиши! Другое дело, – голос её стал вкрадчивым, – что кто-то не хотел бы возвращаться в Пакефиду. И этот кто-то, – Тийна обвела внимательным взглядом столпившихся вокруг неё сонков, – тот, кто доволен своим жалким царством, тот, кого выставили из Пакефиды и кто боится туда возвращаться, тот, кому не так уж плохо живется и без теплых лугов родного кнента, взял и разбил вашего Чиши. Затем, чтобы вы уверовали в то, что Чиши прогневался на вас. И чтобы вы в своей печали не видели того, кто желает вам зла.
– Что? – пробормотал советник, понимая, куда клонит Тийна. – Но этого никто не видел, и обвинять царя…
– А разве я сказала, что это сделал царь? Разве я хоть раз назвала его имя? Нет. Так отчего же ты решил, что это царь? Потому, что больше некому! Потому, что он больше всех имеет в этой стране, больше любого из нас!
Тийна обернулась к молчаливым слушателям. Щеки её пылали.
– Посмотрите, – вскричала она, взмахнув рукой. – Всмотритесь в это место! Разве этого вы хотели? Пустых и высоких залов, холодных каменных стен? Нет! Когда мы шли сюда, нам обещали горы сокровищ, теплые войлочные шатры для каждого и безбедную жизнь! Где это все? Кто-нибудь видел в своей жизни золота больше, чем горсть монет, которая полагается в год как жалование? Нет! А где это все? Где богатства короля Андлолора? Где его жемчуга и алмазы? Они были тут – посмотрите, на стенах все еще видны дыры, где они красовались.