Китайский дневник
Шрифт:
– Я думаю, что мы имеем полное право на то, что создаем здесь, – тихо сказал Чуань Дзон, до сих пор хранивший молчание. – Не надо со мной спорить, это моя точка зрения, я ее никому не навязываю. На самом деле, силовой поток на нас действует повсюду, здесь его влияние лишь немного сильнее. Однако этим влиянием тоже как-то надо управлять и распоряжаться. Человек является мерой вещей, и творчество – мой свободный выбор. Поэтому я подписываю свои композиции, а не так давно продал целую подборку нот для гуциня. Недорого, но мне приятно. И это не только мое тщеславие; я считаю, что всё созданное нами здесь необходимо передавать в мир. Иначе для чего это всё?
Син Чен смущенно рассмеялась:
–
– Я думаю, эти картины заслуживают того, что быть показанными большой аудитории, – от всего сердца сказал я.
Син Чен как-то заметно погрустнела:
– Видишь ли, по правде говоря, я боюсь того эффекта, к которому может привести демонстрация мой живописи. И боюсь того, как это может повлиять на меня. Изменения в современной китайской культуре достаточно глобальны. Я знаю, что люди в большинстве своем разучились по-настоящему ценить произведения искусства, понимать их, проникаться ими и уважать их… самостоятельность. Большинством людей владеет жажда обладания. Они захотят приобрести мои картины, отнять их у меня. Купить. А я больше всего страшусь утратить то, что я здесь создавала… Поэтому нет, к этому я не готова. Может быть, когда-нибудь этот вопрос разрешится сам собою, но я не буду форсировать этот процесс.
Я не особо разбираюсь в живописи, тем более китайской, но, на мой взгляд, картины Син Чен были превосходны. Глядя на них, можно было практически вживую ощутить себя в том пространстве, которое они изображали. Рисунки захватывали своим простором и движением, водопады и реки словно бы по-настоящему существовали на полотнах, и можно было почувствовать движение воды. Нитевидные тонкие ветви деревьев вибрировали в потоках незримого ветра, далекие корабли в море надували паруса и плыли, при этом оставаясь на месте… Мастерство художника было налицо. Это было сродни созерцанию картин импрессионистов: восприятие картины в целом приводило к ощущению движения и полноты жизни, но вглядывание в конкретные детали портило эффект. Это были картины, предназначенные для быстрого созерцания, углубленное всматривание разрушало их целостность.
***
До обеда еще было далеко, и мои друзья занялись делами по хозяйству. Хуршид отправился готовить обед – похоже, эта обязанность передавалась здесь по очереди; Син Чен поднялась в комнату Тянь Ся, и, поскольку она не предложила мне последовать за ней, я остался внизу. Чуань Дзон взял лопату и оправился во двор раскидывать снежную кучу и разгонять воду, чтобы быстрее просушить клумбу в лучах полуденного солнца.
У Манфу, похоже, не было каких-то обязанностей по дому, и он предложил нам вместе пройтись, на что я с радостью согласился.
Мы обошли дом и по хорошо протоптанной тропе отправились в заросли тростника и ельника. Тропа вела наверх, и вскоре обозначилась вершина небольшой горы, на которую мы взошли в течение получаса. Манфу, в силу своего плотного телосложения, мучился одышкой и шумно втягивал воздух, периодически громко отфыркиваясь, но мужественно шел вперед. На горе стояла старенькая каменная беседка с поросшей тщедушным кустарником оранжевой крышей, пространство вокруг беседки было выровнено.
– Здесь мы медитируем по утрам, – сказал Манфу, с трудом переводя дыхание, – Так что в следующий раз,
Воздух, действительно, был прекрасным, наполненным ароматами влажного леса и снега. Я дышал полной грудью и чувствовал, как каждый вдох придает мне сил, проясняет сознание и дарит ощущение покоя. В горах было прохладно, кое-где в тени по-прежнему лежал снег, но яркое солнце и радостные пятна вечнозеленых растений создавали иллюзию того, что сейчас разгар лета…
– Погода здесь, в южном Китае, очень изменчива, как ты, наверное, знаешь, – словно прочитав мои мысли, заговорил Манфу. – Днем может быть жарко, а ночью идет снег. В течение дня перемены тоже могут быть весьма разительны. А в это время года бывают снегопады. Последний прошел совсем недавно, за пару дней до нашего с тобой приезда. Внизу, в Дали, обычно идет дождь, но в горах валит снег, и порой весьма обильно. Высокая влажность и туманы создают изморозь на ветвях и траве. Это бывает очень красиво: иней на субтропических растениях. Как-то зимой я поднимался на гору Хуаншань во время снегопада. Потрясающе. Но здесь бывает нисколько не хуже.
– Я бы хотел на это посмотреть, – улыбнулся я. – Однако погода, похоже, наладилась, сейчас достаточно тепло.
– Ни в чём, касающемся погоды, нельзя быть уверенным, – рассмеялся Манфу. – Думаю, если ты поживешь тут пару недель, то сильно удивишься.
– Да я уже и так всему тут удивляюсь, – хохотнул я, и мы оба рассмеялись.
Спустившись с горки на другой стороне, мы прошли немного дальше и вскоре, повинуясь направлению петляющей дорожки, вышли к горному озеру, на поверхности которого плавало несколько миниатюрных айсбергов. Озеро подпитывалось водой, сходящей с гор, и походило на гигантскую каменную чашу, в которую стекали ручьи с отвесных склонов. В зарослях на берегах гнездились птицы, и воздух был наполнен их разноголосым щебетом. Мы уселись на ствол поваленного дерева. Разговор шел непринужденно и вольно. Потом Манфу, очевидно, соскучившийся по преподавательской деятельности, дал мне несколько рекомендаций относительно улучшения моего произношения. Его собственное произношение было идеальным, он говорил четче и понятнее, чем большинство китайцев. Кроме того, его речь была избавлена от влияния местных говоров, он придерживался пекинской нормы и говорил на чистейшем северном диалекте. Можно было заслушаться.
Когда мы вернулись, на столе уже дымился обед – картофель, тофу, обжаренные кусочки вяленой свинины, которую Хуршид умело приготовил, но, будучи мусульманином, есть не стал. Еще была зелень, но совсем немного. Хранить ее в здешних условиях было нелегко. Все нахваливали стряпню Хуршида, а потом почему-то погрузились в молчание, так что слышно было только довольное почавкивание. Вдруг что-то подтолкнуло меня первым открыть рот и сказать:
– Я очень благодарен вам за всё. Мне тут нравится, а все ваши неразгаданные тайны вселяют в меня интерес. И я рад помочь вам, если я и правда могу чем-то посодействовать. Так что я, если вы не против, хотел бы остаться здесь на несколько дней, пока я вам не надоем. Только обещайте честно сказать мне, когда это произойдет и я должен буду по-хорошему откланяться.
Манфу с широкой улыбкой посмотрел на меня и, кажется, хотел ответить, но Чуань Дзон его опередил:
– Гости сколько хочешь, ты нас не стесняешь. Пока что у нас тут всё глухо, так что тебе самому может показаться скучновато. Но через несколько дней, по нашим прогнозам, изменится пульсация силового поля, или, как говорит Син Чен, его «настроение». Вот тогда начнется суматоха. Мы будем заниматься творчеством, – он, дурачась, принял наигранно-важный вид. – И ты сам уже решишь, стоит ли оставаться тут с компанией одержимых. А пока что – добро пожаловать в наши ряды!