Князь
Шрифт:
Как обычно, Тлизанд проснулся до того как бледные лучи первой зари засветились над возвышенностью на востоке. В доме было довольно прохладно, так как печи и камины за ночь прогорели; за окнами княжеский двор спал, погруженный в темноту, и россыпи серебристых звезд холодно блестели в черном небе. Князь оделся и при тусклом свете догоравшего камина стал тихо читать зикр, пока не увидел в окно, что край неба над восточным предгорьем начал светиться. Тогда он стал будить мирно спавших на тахте, закутавшись в теплые одеяла, маленьких прислужников. Дети сонно пробормотали что-то, зашевелились, затем, спросонья моргая глазами, посмотрели на князя. Им не хотелось вылезать из-под теплых одеял в остывшей комнате, а крепкий после вчерашней охоты сон не хотел их отпускать.
– Вставайте бисмиЛлах!
– стараясь придать голосу
– Аллах послал нам новый день. Давайте принесем благодарность Аллаху!
Псекабз и Ужи вылезли из постели, оделись и вышли за водой. Поначалу они еще выглядели сонными и шевелились не слишком расторопно, но довольно быстро ожили, стали бойко переговариваться, обсуждая виденные в эту ночь сны. Стоя на ковриках за князем, они совершили с ним утреннюю молитву. На дворе рассветало, строения и ограды уже четко вырисовывались из утреннего сумрака; загавкали собаки, охранявшие двор, зазвучали голоса приступавшей к хозяйственным делам челяди. После намаза Тлизанд велел мальчикам заправить все постели в мужской части дома, и, управившись с этим делом, Псекабз и Ужи снова забрались на уже застеленную ковром тахту и улеглись дальше досыпать, накрывшись одной старой княжеской буркой.
Когда окончательно рассвело , и ранневесеннее солнце засияло в высоком чистом небе, пригревая задышавшую запахом молодой травы землю, Тлизанд позвал молодого раба Хаче и велел ему быстро собираться в путь и ехать в поместье Карбеча Бгэжико Пщаго, чтобы вызвать самого Карбеча и находившегося у него брата князя Атлеша. Пщаго находилось у начала крутых гор, близко к земле абадзехов, и Атлеша с Карбечем следовало ожидать в княжеском доме вечером. Пока Хаче собирался в дорогу, сказав конюхам, чтобы седлали коня, на княжеский двор прибыли несколько тфокотлей с просьбой рассудить их. Когда Тлизанд вышел к ним, они поприветствовали его и пожелали мира и счастья его дому. Одного из них князь сразу узнал: это был Нух, живущий на лесной пасеке возле Гогута, у него недавно умер брат. Рядом с Нухом стоял сын брата его отца Ащамез, лучший лазутчик княжеского войска. Двух других: высокого старика, опиравшегося на толстую палку, и рыжебородого мужчину средних лет Тлизанд по именам не знал, потому что они были не из Гогута, а из более отдаленного селения Чистый Пшиш, но знал, что это - другой брат покойного отца Нуха и его сын. Тлизанда сначала удивило, что родственники по своим делам обращаются за княжеским судом, а не спрашивают своих старейшин, но затем понял, что они не могут решить, последовать в каком-то деле закону Аллаха или адыгскому закону. Нух и Ащамез были мусульманами, а их родственники из Чистого Пшиша следовали религии тфокотлей.
– Какое дело привело вас в мой дом, мужи?
– спросил Тлизанд, стоя перед четырьмя тфокотлями. Слева и справа от него стояли привратник и управляющий хозяйством княжеского дома Тлич. На тфокотлях были чистые, хотя не новые, темные кафтаны и высокие сапоги, которые они надели на встречу с князем вместо потертой от ежедневного труда обычной одежды и неуклюжих чувяков. На плечах у них были бурки из серого войлока, на головах - шапки с высокой тульей и темно-серой опушкой. Лица тфокотлей, с которых за зиму еще не сошел загар от прошлого лета, густо заросли бородами и усами. У тфокотлей было мало времени заботиться о нарядной одежде и красоте лица, потому что следить за скотиной и полем надо было каждый день, тогда как князь с дворянами ходили в походы только в военное время, а на охоту ездили раз в месяц. Но исполнение княжеского долга и служба дворян были очень опасным делом: княжеская дружина, постоянно упражнявшаяся в военном мастерстве в то время как тфокотли и княжеские люди пасли скот и пахали землю, являлась основной ударной силой адыгского войска. За это князь и дворяне могли позволить себе выглядеть красиво и мужественно.
Первым, как того требовал обычай, заговорил старый тфокотль:
– Зиусхан! Меня зовут Пцашхо, а это, - он указал кивком на рыжебородого тфокотля.
– мой сын Убыт. Это Нух и Ащамез, сыновья моих покойных братьев. Ты их, вероятно, хорошо знаешь, зиусхан, потому что они живут возле тебя в Гогуте. Также ты, вероятно, знаешь, что родной брат Нуха совсем недавно умер. Поскольку все сыновья покойного умерли еще мальчиками, некому наследовать его дом. Адыгский закон велит в таком случае отдать подворье Нуху, но Нух отказался от него, потому что у него есть пасека. Тогда наследовать подворье должен старший из моих сыновей, то есть, Убыт. Но Нух вдруг заявил, что не допустит этого, если половина того, что принадлежало его брату, не достанется женщине - младшей дочери покойного. Разве возможно такое, чтобы женщина владела двором и скотом? Конечно, ни один адыг не оставит без пищи, крова и призора девушку из своего рода, но зачем женщине право распоряжаться такой собственностью? Это - дело мужчины, который ее кормит и одевает. Разве не так положено по адыгскому закону? Разве можно легкомысленным девушкам отдавать в собственность двор со скотом?
– Ты все сказал, почтенный тфокотль?
– спросил Тлизанд.
– Да, - кивнул старик.
– О чем же ты споришь с собственными родственниками, мужчина из Гогута?
– спросил князь Нуха.
– Мой зиусхан, - сказал Нух.
– девушка, о которой сказал Пцашхо, была единственным по-настоящему близким человеком для моего брата. Когда он доживал свои последние дни в этом мире, она отходила от его постели только чтобы принести ему воды или пищи, которую он больше всего любил, которую она сама для него готовила. Мой брат был мусульманин, и он очень обрадовался, когда Абдулькарим-мулла сказал ему, что по закону Аллаха его дочь должна получить после его смерти половину его имущества. ВаЛлахи, мой зиусхан, эта добрая весть - единственное, что вселяло бодрость в сердце моего брата в его последние дни. Ведь по адыгскому закону дочь ничего не наследует от своего отца. Закон Аллаха же принес облегчение моему брату. Перед смертью он взял с меня слово, что я обеспечу соблюдение закона Аллаха относительно его дочери. Поэтому я воспротивился тому, чтобы кто-то завладел домом моего брата, пока его дочь не получит свою половину имущества. И к этому меня обязывает и адыгский закон - исполнить предсмертную волю брата.
– А я хочу сказать, мой зиусхан, - произнес Ащамез.
– что как мусульманин буду защищать исполнение закона Аллаха.
Тлизнад почувствовал некоторую растерянность. Впервые ему приходилось выбирать между шариатом и адыгским законом в разрешении дел между тфокотлями. Все дворяне, кроме Карбеча и его служителей, были мусульманами и понимающими людьми. Княжеские люди и рабы были обязаны во всем повиноваться князю, не задавая вопросов. А как рассудить тфокотлей, подавляющее большинство которых поклонялись древним адыгским богам, и которые могли перестать слушаться князя, если он не будет править ими по адыгскому закону? Но Тлизанд не подал виду, что смущен.
– Кто дал нам адыгский закон?
– спросил он.
– Как - кто?
– проговорил старик Пцашхо.
– Наши отцы.
– А закон Аллаха, который хорошо знает Абдулькарим-мулла, дал нам сам Бог, Который создал весь этот мир и всех нас. Кому следует повиноваться: отцу или старшему брату, если они приказывают разное? Так и здесь: в том, в чем нет противоречия закону Аллаха, мы должны следовать адыгскому закону, а в том, в чем адыгский закон противоречит закону Аллаха, мы должны следовать закону Аллаха. Поэтому и поступите так, как сказал сделать Абдулькарим-мулла, и Бог будет доволен вами, иншаЛлах.
Пцашхо и Убыт переглянулись. Казалось, они не верят своим ушам: передать хозяйство в собственность женщине - безумство.
– Как же так, зиусхан?
– проговорил с недоумением Убыт.
– Разве я буду в чем-то обделять дочь моего брата? Пусть меня возьмет поветрие, если такое случится! Но как я - мужчина, воин, буду делить хозяйство с женщиной?
– Поселись в доме твоего брата, - сказал Тлизанд.
– и живи в нем с его дочерью как хозяин. Но не продавай и никому не отдавай без ее согласия больше, чем половину всего имущества. Пусть будет соблюден и закон Аллаха, и адыгский закон.
– Да, я тоже считаю, что наш князь вынес верное решение!
– сказал Нух.
– Мой зиусхан, - Пцашхо пытался говорить спокойно, хотя видно было, что он очень возмущен и взволнован.
– я понимаю, что ты хочешь соблюсти и свой, и адыгский закон, но мужчине спрашивать согласия женщины на пользование имуществом - это позор. Нельзя позорить свободного мужчину.
– Поистине, это не позор для мужчины, - решительно сказал Тлизанд.
– это - уважение к женщине. Тем более к дочери, которая все сделала, чтобы последние дни жизни ее отца не были омрачены.