Княжна Дубровина
Шрифт:
— Ничего, сказала Анюта, — такой стихъ нашелъ на меня, какъ говоритъ Арина Васильевна.
Анюта отправилась въ кабинетъ Варвары Петровны, повидимому спокойная, но каждая жилка дрожала въ ней.
— Тетушка, сказала она голосомъ твердымъ и какъ-то странно усиливаясь говорить спокойно, — можете ли вы удлить мн часъ времени: мн надо серіозно поговорить съ вами.
— Конечно, могу, что такое? сказала Варвара Петровна кладя въ сторону свою огромную, разграфленую, расходную книгу.
— Черезъ мсяцъ мн минетъ восемнадцать лтъ. Законъ освобождаетъ меня отъ опекуновъ и позволяетъ мн выбрать
— Что? протянула Варвара Петровна съ неописаннымъ изумленіемъ.
— Я желаю жить съ дядей Долинскимъ, желаю также имть его попечителемъ, вмст съ дядей Богуславовымъ.
— Какіе пустяки! это такой вздоръ, о которомъ я не хочу и слышать, воскликнула Варвара Петровна, — я прошу въ другой разъ не безпокоить меня такими пустяками.
— Тетушка, сказала Анюта, — вы говорите со мною будто я ребенокъ, а я уже взрослая двушка.
— Конечно ребенокъ и безумный! воскликнула Варвара Петровна съ гнвомъ.
— Я объ этомъ спорить не буду: пусть я ребенокъ, но законъ не признаетъ меня такимъ и даетъ мн право…
— Съ какихъ поръ ты стала такая законница, а? Я всё понимаю! это студентъ Долинскій…
— Совсмъ не онъ, даю вамъ слово.
— Нтъ онъ, меня провести трудно.
— Если вы хотите знать правду, сказала Анюта, — я оставила бы домъ вашъ годъ назадъ, еслибы не онъ; онъ уговорилъ меня подождать. Въ шестнадцать лтъ я уже имла право…
— Да опомнись, ты помшалась! Ухать! Да кто теб позволитъ ухать? Выбрось это изъ головы вонъ!
— Тетушка, прошу васъ не сердитесь на меня, но я ршила жить съ моими, я по нихъ цлые годы тосковала и безъ нихъ мн нтъ счастія, безъ нихъ мн всё въ тягость. Я шесть лтъ постоянно о нихъ думаю и живу надеждой увидть ихъ!
— Да что ты знаешь о нихъ? Ты ухала отъ нихъ дитятей и не могла судить о нихъ.
— Я судить тогда не могла, но я чувствовала и любила, а когда вспоминаю теперь, что они мн говорили, какъ наставляли меня, какъ жили, я знаю, что они люди рдкой доброты, честности и крпкихъ правилъ. Еслибы вы только узнали ихъ, вы бы ихъ оцнили.
— Положимъ такъ, но что ты, княжна Дубровина, подешь длать въ захолустье К** въ домъ своего дяди чиновника. Съ кмъ будешь жить посл нашего дома?.. Но зачмъ я напрасно говорю все это; не стоитъ! Я сказала нтъ и кончено.
— Но я имю право, сказала Анюта твердо.
— И оставайся при своемъ прав, отвчала тетка.
— Тетушка, сказала Анюта, — умоляю васъ, не доводите меня до крайнихъ мръ, до огласки и разрыва. Я не хочу ничего подобнаго.
— Слышите это! сказала Варвара Петровна выходя изъ себя, — до огласки… да разв ея не будетъ когда ты, безумная, оставишь насъ. Скажутъ, Господи, чего не скажутъ! И мучили, и обобрали, и не знаю что еще?
— Все это скажутъ, конечно, возразила Анюта, — если я уду изъ вашего дома безъ вашего согласія и посл ссоры, и ршительно ничего не скажутъ, если вы согласитесь на лто отпустить меня въ мое Спасское съ дядей. Вс знаютъ, что вы въ деревню не здите.
— Послушай, въ сущности, онъ теб даже не дядя, а мужъ твоей тетки…
— Конечно не дядя, но родной отецъ по его любви ко мн и по моей къ нему.
— Что жь? неужели теб такъ дурно жить у насъ, что ты хочешь насъ оставить. Мало я о теб заботилась? Мало я о теб хлопотала? А сестрица мало любила тебя, мало баловала? А Лидія не нянчилась ли съ тобою, какъ съ куклой? Неблагодарная ты, вотъ что!
— Нтъ, это не правда. Я благодарна и никогда не забуду, какъ вы заботливо воспитали меня и чмъ я вамъ обязана. Изъ своевольной, необузданной двочки, какою меня привезли къ вамъ, вы…
— Ты стало-быть сознаешься, какое образцовое воспитаніе получила у своего дяди, въ его мщанской семь! воскликнула съ торжествомъ Варвара Петровна.
— Позвольте мн договорить. Вы воспитали во мн не только свтскую двушку, но еще и будущую семьянинку. Вы стиснули мой характеръ, научили меня владть собою, приготовили къ жизни и я чрезмрно вамъ благодарна за это, но…
Варвара Петровна зорко взглянула на Анюту, слушала съ удивленіемъ ея слова и поняла, что иметъ дло не съ двочкой, но со взрослою девушкой, много размышлявшею и для своихъ лтъ весьма созрвшею. Она перемнила тонъ и заговорила голосомъ боле мягкимъ и боле допускающимъ нкоторое равенство.
— Ты все это знаешь и въ этомъ признаешься и однако…
— Выслушайте меня… Въ семейств дяди я научилась любить своихъ родныхъ больше чмъ себя, научилась жить счастливо при недостатк денегъ, научилась уважать людей не за ихъ положеніе, но за ихъ добродтели, узнала людей бдныхъ, но счастливыхъ несмотря на бдность… и мало ли чего хорошаго, высшаго, лучшаго узнала я въ ихъ семь — въ моей семь, говорю я съ гордостію.
— А y насъ въ дом ты видла дурное? спросила Варвара Петровна.
— Нтъ, я дурнаго ничего не видала, напротивъ, всё хорошее, но только на другой ладъ, до иному масштабу. Одно только видла я не хорошее, которое пронзило мое сердце и быть-можетъ помогло мн принять ршеніе васъ оставить.
— Что такое? спросила Варвара Петровна ежеминутно удивляясь больше и больше.
— Ваше пренебреженiе къ семь моей, сказала Анюта и встала и стояла предъ теткой съ гордою осанкой и лицомъ измнившимся отъ внутренняго волненія; — скажите, за что вы такъ презираете людей, которыхъ не знаете? Зачмъ вы оскорбляли меня постоянно, съ дтства, въ лиц моихъ родныхъ? Зачмъ мшали мн полюбить, какъ бы я должна была всхъ васъ и васъ самихъ, мою воспитательницу? Зачмъ умалили мое уваженіе къ себ? Можно ли любить лицъ, которыя оскорбляютъ всё вамъ наиболе дорогое, можно ли цнить вполн того, кто несправедливъ, высокомренъ и гордъ?
— И это твое обо мн мнніе?.. Признаюсь, этого я не ожидала и могу назвать тебя…
— Да, въ отношеніи семьи моей вы были несправедливы, высокомрны и жестоки… я повторяю это, потому что это правда. Вы не позволяли мн называть моего дядю дорогимъ мн именемъ отца и всякій разъ лицо ваше омрачалось неудовольствіемъ, когда я поминала о сестрахъ и братьяхъ, такъ мною любимыхъ!
— Братьевъ двоюродныхъ, не родныхъ, и приказывала называть дядю дядей. Какое же тутъ преступленіе? Я хотла излчить тебя отъ аффектаціи, которою ты была заражена, и конечно хотла, я не отрицаю этого, отдалить тебя отъ дальнихъ родныхъ не принадлежащихъ къ нашему кругу, которыхъ и жизнь, и понятія, и привычки не могли согласоваться съ твоимъ новымъ положеніемъ.