Княжна Дубровина
Шрифт:
— Какъ знаете, сказала Уліана и пошла въ домъ. Солнце вошло и ярко сіяло; она отворила вс окна и лучи его проникли и заиграли на полинявшихъ тканяхъ гардинъ и на стнахъ потемнвшихъ отъ времени. Мода, ея выдумки и зати не коснулись Спасскаго и стны гостиной были расписаны al fresco какимъ-то домашнимъ живописцемъ. Бесдки, ручьи, статуи и деревья, листы которыхъ по величин равнялись здоровому кулаку, были нарисованы на стнахъ гостиной и залы; несмотря на уродливость деревьевъ, эти роскошный стны отличались оригинальностiю. Общій видъ комнатъ, хотя обивка мебели полиняла и обветшала, производилъ пріятное впечатлніе; его тоны были мягки, ничто
— Все одна ветошь, но что же теперь подлаешь? Не велли трогать, только крышу приказали починить — ну починили и денегъ что потратили. Отъ опекуна поставленный пришлый управляющій княжескихъ денегъ не жалетъ. Ему что? Лишь бы свой карманъ набить!
Въ эту минуту явились два офиціанта присланные изъ Москвы, оба франты, жители столицы, высокомрные блюстители порядка и службы въ знатныхъ домахъ, глубоко презирающіе домашнюю прислугу и старыхъ слугъ. Одинъ лакей высокаго роста, плечистый, силачъ, въ ливре; другой дворецкой въ модномъ фрак и бломъ галстук, отмнной важности, высоко закидывающій и носъ и голову и для пущаго величія говорящій тихо и въ носъ скороговоркой.
Онъ распоряжался накрытіемъ стола, но самъ ни къ чему не притрогивался; два молодые, не совсмъ ловкіе слуги накрывали столъ.
— Мн надо вазы, сказалъ онъ важно.
Одинъ изъ слугъ побжалъ и пришелъ съ экономкой Ульяной.
— Чего вы спрашиваете, сказала она.
— Вазъ, мн надо вазъ.
— Какихъ вазъ?
— Я не знаю какія у васъ есть: саксонскія, севрскія или серебряныя?
— Я право всхъ этихъ названій не знаю.
Дворецкой поглядлъ на Ульяну съ презрніемъ.
— Однако мн необходимы вазы, повторилъ онъ настойчиво.
— Поищите ихъ сами, я вамъ отопру шкафы.
И оба они хотли выйти, какъ внизу послышался шумъ. Ульяна остановилась и прислушалась.
– дутъ! дутъ! сказала она съ волненіемъ и бросилась внизъ. Дворецкій хотлъ удержать ее, но она почти оттолкнула его и поспшно сошла.
Действительно къ подъзду мчалась по гладкой убитой дорог четверомстная карета запряженная четверней добрыхъ лошадей. Изъ нея вышелъ старичокъ Долинскій и помогъ выйти Анют. Она взяла его за руку и ступила на крыльцо. Сердце ея билось какъ птичка въ клтк и замирало какъ предъ смертельною опасностью. Увидвъ направо и налво толпу стариковъ и старухъ, а позади ихъ молодыхъ и дтей, Анюта смутилась, но въ ту же минуту овладла собою и пріостановилась. Арееній поднесъ ей хлбъ-соль съ низкими поклонами; она приняла, поблагодарила, обратилась къ стоящимъ и сказала голосомъ не твердымъ и смущеннымъ:
— Благодарю за встрчу. Я надюсь скоро познакомиться со всми вами, а теперь дядюшка усталь съ дороги и ему надо отдохнуть. Черезъ два дня мое рожденіе. Посл обдни прошу всхъ прійти ко мн и у меня угоститься чаемъ и завтракомъ.
Она поклонилась и подъ руку съ дядей пошла на верхъ. За ней шла Маша и ея братья и сестры.
— Молодецъ Анюта, тихо сказалъ Ваня Мит, — не ударитъ лицомъ въ грязь.
Митя шелъ сумрачный и ничего не отвчалъ Ван. Его дурное расположеніе духа не пропадало. Онъ объявилъ уже Маш, что детъ въ Спасское противъ воли.
Позавтракали, къ изумленію дворецкаго, слишкомъ шумно и весело, потому что одна Лиза могла нашумть и наболтать за десять человкъ и не упустила этого случая. Когда встали изъ-за стола, Анюта подошла къ дяд, поцловала его и Машу, дти вс поцловали ее, Митя пожаль ей руку вмсто братскаго поцлуя.
— Я бы желала, чтобы мн показали приготовленныя намъ комнаты, сказала Анюта. — Кто здсь домоправительница? Позовите ее.
Вошла Ульана.
Анюта просила ее показать комнаты.
— Мы не знали, какія комнаты вамъ угодно взять для себя, сказала она. — Есть два отдленія, одно, въ которомъ жили молодые господа, другое, гд жилъ старый князь. Его комнаты на югъ…
— Стало-быть ихъ дядюшк. Не правда ли? Вамъ на югъ будетъ удобне. Домъ немного сыроватъ. Угодно вамъ взять комнаты на югъ, спросила Анюта.
— Мн все равно, сказалъ Долинскій. — Какъ ты хочешь.
— Гд вамъ будетъ покойне. Маша знаетъ гд вамъ лучше. Ульана Филатьевна, покажите тетушк и мн комнаты моего прадда.
И она взяла Машу за руку и пошла съ ней. Это были высокія комнаты на югъ, съ балкономъ и маркизами отъ солнца. Маша нашла ихъ удобными для себя и мужа. Затмъ Ульана повела Анюту въ ея комнаты чрезъ круглую гостиную.
— Прелестная комната, сказала Анюта, осматривая ее и любуясь старою мебелью. Буду сидть тутъ утромъ; нельзя ли мн поставить здсь письменный столь.
— Гд прикажите, сейчасъ, сказала съ услужливою вжливостію Ульана и прибавила:
— Вы, ваше сіятельство, точно угадали, что гостиная эта была любимою комнатой вышей матушки.
— Вы ошибаетесь, моя мать никогда здсь не была. Она вышла замужъ и скончалась на Кавказ.
— Виновата, виновата, матушка, ваше сіятельство, — все спутала, но ваши родные вс одни за другими скончались такъ рано, въ такіе молодые годы, что я путаю. Стало-быть не матушка ваша, а бабушка, вотъ здсь-то сиживала и въ этой самой комнат он и слово дали и были помолвлены за гусарскаго офицера Богуславова и здсь съ женихомъ у самаго окна этого сиживали. Я ихъ тутъ часто видала. Он меня очень жаловали, любили.
— Какъ? вы помните мою бабушку — но какже это?
— Извольте сами счесть. Я ихъ немного помоложе. Вашей бабушк, княжн нашей любимой было семнадцать лтъ, когда ее помолвили; черезъ годъ посл свадьбы имъ Богъ даль сынка, вашего батюшку, и она съ нимъ сюда къ старому князю гостить прізжала. И ужь какъ радовался старый князь на этого своего перваго внука. Княжну нашу, хотя она была и замужемъ и сына имла, у насъ все звали княжной, старый князь помстилъ ихъ вотъ тутъ и она прожила здсь мсяца три… Посл того ужь мы ее и не видали. Черезъ два года она скончалась и пошли тогда бды за бдами. Молодой князь, братецъ вашей бабушки, убитъ былъ на войн и остался старый князь бездтенъ, одинъ одинешенекъ, съ дитятей внукомъ, сыномъ своего сына. Вы, княжна, знаете, что и онъ волею Божіею былъ взятъ у князя, и вотъ вы вошли во владніе вотчинами и домами вашего прадда!.. Можетъ оно и къ лучшему.
— Почему же къ лучшему, спросила Анюта не совсмъ благосклонно усматривая какую-то грубую лесть въ словахъ старушки, которая ей сначала понравилась.
— А потому, ваше сіятельство, что ваши дды и родители жили все въ Питер и совсмъ забросили свои родовыя помстья и свое гнздо Спасское. Праддъ вашъ любилъ его по старой памяти. Его старушка мать, говаривал онъ, тутъ жила, тутъ его воспитала — и онъ все сюда, нтъ, нтъ, да и навдается. А его сынъ ужь не то. Ему все Питеръ, а здсь не по вкусу было. И того нтъ, и этого нтъ — словомъ, не любили они Спасскаго, а ужь ихъ сынъ и вовсе здсь не былъ ни разу, ни единаго разу. А ужь чего хуже жить безъ хозяина, безъ его разума, безъ его глазу. Еслибы князенька молодой остался въ живыхъ, не видать бы намъ его, да можетъ-быть, мы дожили бы и до другой бды.