Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Шевченко Тарас Григорьевич

И вот они в пути шагают. Старик с котомкой на плечах Идет продать на рынке кружку, И свадебный платок цветной Купить в подарок молодой, И за венчанье дать полушку… О старец, правдою богатый! Не от Сиона благодать, А из твоей смиренной хаты Нам воссияла. Если бы Пречистой ты не подал руку, Рабами, бедные рабы, Доселе гибли б мы… О, мука! О, тяжкая души печаль! Не вас мне, горемычных, жаль, Слепые, нищие душою, А тех, кто видят над собою Топор возмездья и куют Оковы новые. Убьют, Зарежут вас, душеубийцы, И в окровавленной кринице Напоят псов! Куда ж пропал Лукавый гость твой, гость недавний? Зачем взглянуть не пожелал На брак тот славный и преславный И подмененный! Не слыхать Ни о самом, ни о мессии. А люди ждут и будут ждать Неведомо чего. Мария, Среди несчастья твоего На что надеешься еще ты? На бога ли твои расчеты И на апостола его? Не жди спасенья ниоткуда, Благодари

и чти за чудо, Что входишь венчанной женой В дом плотника, что он с порога Тебя не выгнал на дорогу И ты за каменной стеной. А то бы кирпичом убили… В Ерусалиме говорили Тихонько, что в Тивериаде Какого-то мечом казнили Или распяли на кресте За проповеди о мессии. «Его!» — промолвила Мария И, радуясь своей мечте, Пошла домой. И рад особо Старик, что девушки утроба Скрывает праведную душу За волю распятого мужа. И так они идут домой. Приходят в дом, живут неделю, Но в доме нет у них веселья. Он трудится над колыбелью Своей работы, а она, На поле глядя из окна, Сидит за кройкою и строчкой И крошечную шьет сорочку — Кому еще? «Хозяин дома? — Спросили со двора. — Указ От кесаря, чтоб сей же час Вы шли без всяких отговорок Для переписи в Вифлеем!» И, закатившись за пригорок, Тот окрик стихнул вслед за тем. Мария — тотчас печь лепешки. Запас опресноков спекла, Сложила молча их в лукошко, Со старым в Вифлеем пошла. Идут они. «Святая сила! Спаси нас, боже, и помилуй!» — Взмолилась, утерев слезу. Идут, смирясь перед судьбою, Идут и тропкой пред собою Козленка гонят и козу. Их бросить дома нелегко; И бог пошлет в пути, быть может, Ребенка, — вот и молоко. Не отбегая далеко, Скотина рядом ветки гложет. За ней идут отец и мать И начинают толковать. «Протопресвитер Симеон, — Не торопясь Иосиф начал, — Мне сказывал: святой закон, Что людям Авраам назначил, Восстановят мужи-ессеи В той силе, как при Моисее. И верь, — прибавил, — не умру, Пока мессии не узрю! Ты слышишь ли, моя Мария? Придет мессия!» «Он пришёл, И мы уж видели мессию!» — Мария молвила. Нашел Старик в своей суме лепешку И говорит: «Поешь немножко! Пока что будет, подкрепись! Дорога дальняя, садись. И я умаялся, присяду…» И соли при пути в прохладу Полудновать. А солнце вниз Все шибче катится — и село. И вдруг — невиданное дело, Аж вздрогнул плотник: только мгла На поле дальняя сошла, Горящая метла с востока, Над самым Вифлеемом, сбоку, Метла косматая взошла И степь и горы осветила. И в этот миг, теряя силы, Мария сына родила, Того единственного сына, Который нас от рабства спас И, непорочный, неповинный, На крест пошел за грешных нас! Дорогой тою гнали стадо, Их увидали пастухи, И взяли мать к себе, и чадо Эммануилом нарекли. А на рассвете в Вифлееме На площади гудит народ: Последнее приходит время, Беда — напасть на нас идет. В толпе то громче пересуды, То, стихнув, ловят новый слух. Как вдруг, вбегая: «Люди, люди! — Кричит на площадь всю пастух. — Пророчество Иеремии Сбылось; пророк Исайя прав! У нас, у пастухов, мессия Вчера родился!..» Прокричав: «Мессия!.. Иисус!.. Осанна!..» — Толпа остыла и нежданно Рассеялась. А через час По Иродову приказанью Введен был в город легион. Тогда свершилось злодеянье, Неслыханное испокон. Еще в кроватках дети спали, В купелях воду нагревали, Зря матери старались, знать: Их больше не пришлось купать. Уж в их крови легионеры Ножи омыли, изуверы. Как то могла земля принять? Так вот, иная мать, смотри, Что Ироды творят, цари! Мария и: не хоронилась С своим младенцем. Слава вам, Убогим людям, пастухам, Что сберегли ее и скрыли И нам спасителя спасли От Ирода. Что накормили И, напоив, не поскупились Ей дойную ослицу дать, Хотя и горемыки сами; И с сыном молодую мать Пустились ночью провожать Кружными тайными путями На путь Мемфисский. А метла, Метла горящая светила Всю ночь, как солнце, и плыла Перед ослицей, что несла В Египет кроткую Марию И в мир пришедшего мессию. Когда б на свете где хоть раз Царица села на ослицу, Сложили б про нее рассказ И стали б на нее дивиться. А эта на себе несла Живого истинного бога. Тебя, родная, копт убогий Хотел купить у старика, Да пала ты: видать, дорога Тебе не выдалась легка. Вот, в Ниле выкупанный, спит В пеленках малый у обрыва. Мать колыбель плетет из ивы, Сидит, не утирая слез, Все колыбель плетет из лоз. Иосиф наш трудолюбивый Постройкой занят шалаша Из срезанного камыша, Чтоб было где укрыться ночью. Вдоль Нила сфинксы, как сычи, Таращат неживые очи, И, выстроясь по нитке в ряд, Отряды пирамид стоят В песках сторожевым кордоном, Давая фараонам знать, Что божьей правды благодать Означилась под небосклоном, Чтоб фараонам не дремать. Мария шерсть пошла мотать У копта, а Иосиф старый Взялся пасти овец отару, Чтоб денег на козу собрать. Проходит год. Не унывая, Святой наш старец день-деньской Сбивает бочки в мастерской, Устроенной в углу сарая, И знай мурлычет. Ну, а ты? Не плачешь ты, не напеваешь, Гадаешь, думаешь, гадаешь, На путь как сына навести, Как в правде воспитать высокой, Как уберечь от тьмы порока И от житейских бурь спасти… Еще проходит год. На травке Коза пасется, а малыш С козленком возится под лавкой. А на крыльце с куделью мать Не может взора оторвать От их веселья. Вдоль забора Старик едва плетется в гору. Был в городе, сбывал заказ И по гостинцу всем припас. Для сына пряник есть медовый, Для матери — платочек новый, К своим сандалиям ремни, — Давно изношены они. Вошел, передохнул с устатку И говорит: «Не плачь, касатка, Какую новость я узнал: Жить Ирод долго приказал. Наелся на ночь до отвала, И поутру его не стало. Такие, видишь ли, дела. Вернемся в сад наш за оградой. Пойдем домой, моя отрада!» «Идем!» — сказала и пошла На Нил стирать белье ребенку. Паслась коза, прильнув к козленку, Иосиф сына забавлял, Пока Мария в водах Нила Ребенку рубашонки мыла. Потом в избе ремни размял И пару добрых сплел сандалий. Потом они котомки взяли, В далекий путь направив шаг С младенцем малым на руках. Вот кое-как дошли до дому. Не дай бог взору никакому Наткнуться на такой разгром. На что уж глушь. Ведь под защитой Тенистой рощи хата скрыта, А в хате этой все вверх дном! Придется спать среди развалин. Мария кинулась от них К ключу, но как и он печален. Здесь некогда в счастливый миг С ней встретился тот гость красивый. Как изменилось все! Родник Порос бурьяном и крапивой. Мария, горю нет границ! Молись и волю дай моленьям! В слезах кровавых павши ниц, Вооружись долготерпеньем!.. С отчаянья Мария там Едва тогда не утопилась. Что было б непрозревшим нам? Дитя б без матери томилось, И мы по сей на свете час Не знали б правды, душегубы… Но, вовремя остановясь, Мария горько сжала губы И, прислонившись к стенке сруба, Свободно выплакалась всласть. В те времена Елизавета, Вдова, в предместье Назарета С Иваном маленьким жила И приходилась им роднею. Вот ранней зорькою одною Мария мальчика взяла И с мужем в Назарет пошла К той родственнице и вдовице Внаймы из милости проситься. Тем временем дитя растет, Растет себе и подрастает, Растет, не ведая забот, И с мальчиком вдовы играет. Играли раз они у рва, Две палки подобрали с краю И тащат матерям к сараю С преважным видом на дрова. Знай наших, мол (известно, дети), И просто загляденье эти Веселых мальчугана два. И вот меньшой берет нежданно Вторую палку у Ивана (Иван скакал на ней верхом) И складывает их крестом, Чтоб дома, видите, похвастать, Что он уж мастер хоть куда… Мария обмерла, когда В руках у сына увидала Тот крестик-виселицу. «Стой! — Вскричала мать, — недобрый злюка Тебя подбил на эту штуку. Брось палки прочь, сыночек мой!» И мальчик, материнским страхом Ошеломлен и с толку сбит, Святую виселицу махом Швырнул и зарыдал навзрыд. Он плакал в первый раз. Впервые Лил эти слезы ей на грудь. Поглубже в сад под тень Мария С ним поспешила завернуть. Там пестовала, целовала Его без счету, тормоша, И коржик в рот ему совала, И маленькому легче стало, Угомонила малыша. Разнежившись от утешений, Зевнул он, растянулся, лег На материнские колени И задремал, как ангелок. Он спит, и беспокойным оком В слезах на сына смотрит мать, Чтобы не всхлипнуть ненароком И сна его не разогнать. Крепилась, да не тут-то было: Сама ту дрему прервала. Слезой упавшей разбудила, Кипящей каплей обожгла. Свою печаль от сына прячет, Но мальчика не обмануть: Все понял он — и, к ней на грудь Упавши, вместе с нею плачет. Из заработков ли скопила, Взаймы ли у вдовы взяла, За четвертак букварь купила, Ребенка в школу отвела. Сама б растила грамотеем, Да неученая была. Учиться он ходил к ессеям, А душу сына мать блюла. С ним в класс Иван был отдан вдовин. Всем выдался Иван в него, И как росли ребята вровень, Так и учились. Баловство Не коренилось в мальчугане. Он детских не любил проказ. Бывало, в стороне держась, Забьется где-нибудь в бурьяне И тешет клепку, — так мальцу Хотелось помогать отцу. Ему пошла весна седьмая (Постиг уже он мастерство). Лежал Иосиф, отдыхая, И любовался на него. Какие у него задатки? Каким займется ремеслом? Вот как-то, ведра взяв и кадки, Они отправились втроем На ярмарку, да прямо в самый Что ни на есть Ерусалим. Хоть далеко, — они упрямы: Там цены выгоднее им. Пришли, расставили посуду. Куда ж девался баловник? Мать мечется и ищет всюду. Нет сына, хоть кричи на крик. Бежит в испуге в синагогу Защиты попросить у бога, И тут — сокровище благих! Попав на сборище к раввинам, Сидит он с личиком невинным И, крошка, поучает их, Как в свете жить, людей любить, За правду стать, за правду сгинуть. Без правды горе! «Горе вам, Учители-архиереи!..» — И удивлялись фарисеи И книжники его речам, А радость матери Марии Неизреченна! Ведь мессия Воочию пред нею сам. С утра продавши весь товар, Во храме помолились богу И вышли холодком в дорогу, Когда остыл полдневный жар.