Когда время становится круглым
Шрифт:
– Но ты сказал, что взрывчатка была похожа на мыло.
Предатель выпучил глаза.
– А я знаю, как выглядит мыло? Ты ещё про шампунь и гель для душа спроси. Я, как некоторые тут, в услужении у людей не живал. Меня предали до того, как я глаза открыл. Меня, как и моих братьев, топили, да, в отличие от братьев, не дотопили.
– А жаль, - прозвучало безжалостно, и собаки, обернувшись, увидели стоящую неподалёку Мать.
– Зато твои уже не выживут, - пробормотал озлобленно Предатель.
Мать бросилась к Предателю. Предатель отскочил в сторону, затем, хромая, пустился наутёк. Все собаки, за исключением Спецназа и Фашиста, кинулись следом.
– Далеко не уйдёт, - довольно улыбаясь, сказал Спецназу Фашист и запрыгнул в кузов, чтобы сподручнее было наблюдать за погоней, приближающейся к лесу.
– Я ему лапу прикусил, когда изловил.
– Чтобы легче конвоировать было?
– Типа, да. Тоже не лыком шиты, - самодовольно улыбнулся Фашист, а затем вдруг встревоженно вскочил передними лапами на борт грузовика и закричал: - Смотри, что удумал!
И Фашист выпрыгнул из кузова и убежал. Спецназ тяжело поднялся и, кривя морду от боли, последовал за Фашистом.
Предатель, крайне испуганный, лежал на спине, задрав лапы кверху, а вокруг него топтались разъярённые Лежебока, Мать, Обжора, Сплетница и Турист.
– А ну подскочил, убийца!
– кричала Обжора.
– Поднимайся, негодяй!
– вторила ей Мать.
– Я предвидела!
– радовалась Сплетница.
– А не во всех уже краях этот закон действует!
– громогласно объявил Турист и подтолкнул в бок Сплетницу.
– Да во многих не действует!
– Да! Да! Да!
– поспешила поддержать его Сплетница.
– По моим сведениям, вообще анахронизм! Уже и среди собак, как я слышала!
– Раззявы!
– выкрикнул подоспевший Фашист и принялся толкать Предателя, вынуждая того перевернуться на живот и подняться.
Однако Предатель, он словно ванька-встанька, не поддался.
– Чего замерли? Помогайте Фашисту!
– засуетилась Сплетница.
Мать, Лежебока и Турист предприняли ряд попыток помочь Фашисту, однако у них ничего не вышло, потому как Турист и Фашист подталкивали Предателя с одной стороны, а Мать и Лежебока - с другой.
– Противозаконно! Не имеете права!
– выкрикнул заметно подуспокоившийся Предатель.
Подошёл, пошатываясь, Спецназ и приоткрыл пасть, намереваясь что-то сказать. В эту минуту более всех суетящаяся Сплетница случайно задела его рану на боку, и Спецназ издал громкий стон.
Все собаки обернулись на стон, а пребывающая в состоянии крайнего возбуждения Сплетница закричала:
– Спецназ, ты у нас законник! Он улёгся на спину и лапки кверху!
– Я, считай, всю жизнь с людьми, - Спецназ окинул соплеменников растерянным взглядом, - а у них свои стандарты беззакония. Кстати, и пытки в порядке вещей.
– Спецназ обернулся к Предателю.
– Ты должен рассказать всё, что тебе известно.
– Пытать будешь?
– спросил Предатель насмешливо.
– Обучился на службе? Ты ведь там и ещё кое-чему научился? Так? И с утреца, как обычно...
– Что?!
– вскричал Спецназ. Он был ошарашен.
– Да ладно, никому не скажу, - усмехнулся Предатель.
– Понимаешь, о чём я?
– Похоже, я чего-то не знаю!
– встревожилась Сплетница и подскочила к Спецназу.
– Мы чего-то не знаем?
Спецназ попробовал обойти Сплетницу и приблизиться к Предателю вплотную.
– Я против пыток, Предатель, но...
– в голосе Спецназа явно улавливались неуверенные нотки просителя.
– Но террористы же - плохие парни, Предатель. Однозначно.
– А те, которые нас со станции прогнали, хорошие? Отлично же жили. В гости друг к другу ходили.
– Особенно к нам с бабой Галей, - сказала Лежебока.
– А лазы!
– вскричал возмущённо Спецназ.
– Сколько их понарыли, считал кто-нибудь? И всё от лени. Трудно пройтись?
– Да, трудно, - возразила Лежебока.
– Ели-то до отвала.
Обжора с недовольным видом покосилась на Лежебоку.
– Ну, кто при кухне, - конечно. Остальным - объедки.
– Виноваты же. Объект-то - режимный, - проговорил Спецназ, которому не терпелось закончить обсуждение неприятной темы и прилечь.
– Потому ввиду служебного несоответствия и выперли.
– А тебя ещё на целую неделю оставили ввиду соответствия, как я понимаю?
– с иронией спросил Предатель, насмешливо оглядывая Спецназа, только что едва ли не рухнувшего (ноги-то совсем не держали) в траву.
– Когда вас выгнали, я...
– Спецназ передними лапами обхватил свою голову.
– Я чувствовал себя... виноватым, что ли. Ошибаться стал. Случилось так, что наших пропустил на территорию, а это не поощряется.
Фашист окинул Спецназа не то высокомерным, не то презрительным взглядом.
– А и всегда ты был дерьмовеньким руководителем. Фюрер из тебя никакой, - заявил он, а потом повернулся к Предателю.
– А тебе я лично... Ну, в случае, если общественность попросит. Мне-то наплевать на взрывы. Но если попросят, - Фашист угрожающе ощерился, - я буду откусывать тебе хвост по частям, ме-е-едленно. А закон этот...
– Да, закон!
– выкрикнул Предатель.
– О, закон!
– Фашист вскинул голову, скользнул насмешливым взглядом по мордам сородичей и с пафосом объявил: - Мы поменяем законы улицы. А скоро будут действовать только они! Они и никакие другие!
– Ладно, я покажу, - проговорил озадаченно Предатель, адекватно оценивший обстановку.
– Я покажу, где взрывчатка. Но - амнистия. Тотальная, причём. Ну, по лапам?
Собаки принялись обмениваться взглядами, а Предатель перевернулся на бочок и теперь выжидающе поглядывал на присутствующих.
И вдруг Мать вскрикнула:
– Тихо! Там кто-то ходит!
– И она замерла, прислушиваясь.
– Где? Я ничего не слышу!
– заволновалась Сплетница.
– На Эрвэпэдэ. Неужели мои не усидели? Ведь наказала же - ни шагу из модуля!
– простонала Мать и сорвалась с места.